Страсть и скандал - Элизабет Эссекс

Поэтому он, кому всю сознательную жизнь приходилось бросать вызов судьбе, не ушел прочь, а направился вдоль горящего остова здания, занимаясь тем, что умел лучше всего, — расспрашивал каждого слугу, что попадался на глаза, по крайней мере на двенадцати языках. Что он видел? Где находился? С кем говорил?

Сгорели, говорили многие. Предположительно, вся семья погибла в огне.

— Нет, — твердил он упрямо. — Артур, Шарлотта и Джордж выбрались наружу. Они были на лужайке. Я сам видел их. Разговаривал с мальчиком, с Артуром, и он сказал, что мисс Роуэн пошла в дом за Алисой. Сказала, что приведет ее. Кто-то наверняка видел их.

Но их никто не видел. Слуги качали головами и испуганно смотрели на него. Люди из компании стояли крепко, отделываясь безразличным пожатием плеч и высокомерными взглядами, — какое, спрашивается, дело туземному торговцу лошадьми до судьбы семьи их резидента?

Он оставил их в своем упрямом неведении. Если они не желают ему помочь, он справится сам. Сам узнает все, что нужно. Он всегда все узнавал. Но он потратил долгие часы, бродя по руинам, отметая одну надежду за другой, до тех пор пока не понял — больше ему ничего не сделать. Пора взглянуть в лицо правде: все, что ему остается, это держаться подальше от бездонного колодца черного отчаяния, который грозил поглотить его без остатка.

Рана была нанесена. Его сердце разорвалось пополам, и, к несчастью, в одно мгновение. Оно разрывалось медленно, в течение долгой ночи. Холод утраты забирался под кожу, один неспешный болезненный укол за другим, как мертвящий холод, что обращает в прах все живое на своем пути.

Тогда он нашел свою лошадь и сел в седло, а затем повернул на север и вскоре покинул долину Доаб. Несся в ночи, в отчаянии пытаясь ускакать от ненасытной боли беспамятства, прежде чем оно успеет схватить его и спрятать в своей утробе.

Глава 14

Но инстинкт не обманул его. Катриона осталась в живых и выжидала, затаившись. И сейчас была жива и по-прежнему скрывалась. Не то чтобы была счастлива или преуспевала, однако ее отделяла от него одна-единственная дверь.

Которую он мог бы сломать, если, черт подери, придется. Но делать этого он не хотел. Пусть откроет сама.

— Я пришел, Кэт, — настаивал он. — Я был там. — Уж в этом-то он был уверен. Оставался там, пока не потерял всякую надежду. Пока не осталось ничего, кроме тлеющих угольев. — Это ты исчезла. Как будто тебя больше не было.

— Да, — наконец уступила она, снова тяжело вздохнув, словно собираясь со своими небольшими силами. — Наш план удался слишком хорошо.

— Твой план? — Неужели она с самого начала предполагала исчезнуть? Бросить его? Он не мог — не хотел — верить. Она казалась такой искренней! Томас прижался лбом к деревянной панели, пытаясь не дышать, в надежде услышать слова, которых так страстно ждал — ждал долгие годы. Какого-нибудь объяснения, которое воскресило бы его надежды.

Но она лишь произнесла:

— Не могу сказать, что значит для меня узнать, что вы вернулись. Благодарю вас за эту доброту.

Томас едва не выругался вслух.

— Мне не нужна твоя благодарность. И я сделал это вовсе не по доброте. — Он начинал ненавидеть это слово. — Ты должна знать, что я сделал это ради тебя. И я сделаю все прочее, что обязан сделать. Переберу землю по камешку, найду пули на лужайке — что угодно, Кэт. — В его голосе звучала усталость и даже некоторое отчаяние, но он должен был ее убедить. Во что бы то ни стало. — Я буду заботиться о тебе. Я сумею тебя защитить. И мы сможем начать заново и снова поверить друг другу. Дай мне только шанс.

— Мы не можем начать заново, мистер Джеллико. — Тон у нее был по-прежнему твердый. Она все еще пыталась держать его на расстоянии. Но голос стал тише, исполненный грустного смирения, словно она пыталась убедить не столько его, сколько себя саму. — Я сказала, что осталась прежней. Но это не так. Я изменилась. Мне пришлось измениться.

— Не верю. Я вижу тебя сквозь эту стену чопорного самообладания, Кэт. Вижу сквозь лаванду и крахмал ту девушку, которой ты была когда-то.

— Мистер Джеллико, дело не в самообладании, не в лаванде с крахмалом. Просто… слишком много всего произошло. И многое еще должно произойти.

Но он не мог размышлять о том, что должно произойти. Он мог думать лишь о том, что было здесь и сейчас. О Кэт. О том, как заставить ее поверить ему. О том, как доказать, что он достоин ее доверия. Все прочее произойдет в свой черед.

— Если ты думаешь, что не можешь больше быть Катрионой Роуэн, тогда я буду любить мисс Анну Кейтс. — Он поднял руку, чтобы тихонько стукнуть ребром крепко сжатого кулака о дверь, как будто пытаясь пробить ее своей искренностью, своей решимостью и дотянуться до Кэт. Разбить стену, которую она возвела для своей защиты, кирпич за кирпичом. — Мне все равно. Ты сама сказала — это всего лишь имя, а за ним ты, все такая же, что и раньше. Я люблю тебя — не важно, кем, по-твоему, ты себя считаешь.

— Мистер Джеллико. — От ее безнадежного фатализма кровь стыла в жилах. — Вы не можете любить ложь, которая во мне. Так же как я не могу любить ту ложь, что есть в вас.

Но он слышал, что ее голос дрогнул. Самообладание дало трещину — сказывалось напряжение этого богатого событиями дня. Он понял, что следует усилить давление.

— Тогда мы начнем заново сейчас, когда нам известна правда друг о друге. Мы вместе взглянем в лицо тому, что было, и тому, что будет. Я буду защищать тебя, каур, — настаивал Томас. — Так я звал тебя тогда — «принцесса». И теперь ты станешь моей принцессой. Только доверься мне, Кэт, прошу тебя! Открой дверь.

Руками и лбом Томас почувствовал, что деревянная поверхность чуть прогнулась. На миг лучик надежды сверкнул из-за трещины его внешнего самообладания. Но она, должно быть, лишь повернулась лицом к двери, потому что теперь он слышал ее более отчетливо, хотя ее голос едва не дрожал, — так она старалась не выдать волнения.

— Вы хотите быть добрым, но вы не понимаете. Так будет лучше всего. — До него донесся новый вздох. Ему чудилась ее слабая улыбка, когда она добавила тихо: — Знаете, а я была права. Сын графа Сандерсона! Вы и вправду были переодетым принцем. Но вам не под силу сделать принцессой тугую на ухо шотландскую девицу. Мужчины вроде вас, как правило, не думают спасать всяких там мисс Кейтс.

— Побойся Бога, Кэт! Ведь ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы понимать — мне плевать на правила. Меня интересуешь только ты. — Он глубоко вздохнул. Но слова пришли легко и произносились без всяких колебаний, словно только и ждали своего часа где-то на задворках его сознания. — Ничего тут нет хорошего! И я не думаю просто спасти тебя. Я хочу на тебе жениться. Хотел еще в Сахаранпуре. — Грустные воспоминания были готовы нахлынуть на него, но он прогнал их прочь. Следовало сосредоточиться на настоящем и будущем. — Но мы можем сделать это незамедлительно и начать вместе новую жизнь.