Кемер в объятиях ночи - Владимир Митрофанов

Выйдя на улицу, Григорьев увидел Ирину с ее турком. Они садились в машину. Неожиданно Григорьев заметил, как Ирина обернулась и некоторое время удивленно смотрела на него. Он не нашелся, что делать, и просто помахал ей рукой. Машина умчалась красными огнями в ночь.

Григорьев забрал из куста нож и направился к себе в отель, но вскоре заметил нескольких человек, преследующих его. К этому он не был готов, хотя имел свойство заранее просчитывать ситуации.

И вот Григорьев шел по улице совсем один и за ним шли трое довольно крепких мужчин. Вид у них был угрожающий и зловещий. На фоне освещенного клуба они выглядели черными силуэтами. Перед ними на дороге вихлялись длинные тени. И деваться-то с этой улицы было некуда — тянулись сплошные заборы и торговые лавки, куда-то дергать в сторону, в проулки, на задние дворы, во тьму — без нормальной обуви, совершенно не зная местности — был не лучший выбор, а так была хоть какая-то возможность выйти на освещенное людное место, наткнуться на конный или автомобильный полицейский патруль, охранников отелей, которые постоянно дежурят на входе.

„Чего это они за мной идут? — раздраженно подумал Григорьев. — Чего им от меня надо? Ведь мне от них ничего не нужно. Пусть делают свои темные делишки, наверняка наркотики, девочки, которые сами же и лезут в капкан, какие-то еще нелегальные штучки. Какое мне дело!“

Он недоумевал. Ситуация получалась неприятная. Волновало Григорьева только то, что как Машка, если что, доберется без него до Питера и, не дай Бог, напугается, будет рыдать. Консул российский, что ли будет этим заниматься? Да, наверняка у него тут свои какие-нибудь дела, а всякие лишние проблемы с согражданами он наверняка воспринимает как нудную помеху. Консулы отправляют каждый год из Турции человек тридцать-сорок туристов в цинковых гробах — никак не меньше, причем треть составляют дети».

Помнится, одного российского туриста в Анталии столкнули в шахту лифта. Исчезновение человека обнаружили только в аэропорту при регистрации билетов. А дело то было темное. Официально сказали, что он сам упал туда с перепою. А что еще могли сказать?

Жалко, что никого нет рядом ребят из Парусного. Эти типы вроде Тарасика или Фомы почему-то всегда точно знали, что надо делать в данный конкретный момент. С ними все было бы по-другому, даже интересно. Однако ни Тарасика, ни Фомы рядом, увы, не было. Интересно, что бы они предложили в данной ситуации, наверняка что-нибудь типа: «Ты, Гриня, валишь первого, а я вон того, толстого, начинаем по моей команде!»

Еще по дороге в клуб Григорьев заметил один магазин, который можно было проскочить насквозь и выйти на задний двор, где днем паслась коза, и там был проход, где можно было бы исчезнуть в полной тьме. Да и далеко было еще идти до того магазина. Налево тянулся бесконечный забор. Некуда было не деться.

И Григорьев побежал. Однако добежать до отелей у него не получилось всего-то каких-то всего каких-то ста-ста пятидесяти метров. Его обогнала машина и затормозила чуть впереди, заехав передними колесами на тротуар. Двери открылись, и оттуда вышли еще двое.

Путь был отрезан. Григорьев инстинктивно обернулся назад. На него, как груженый песком самосвал, пер здоровенный усатый турок. Григорьев неожиданно для самого себя ударил его ногой в живот — и получилось все равно, что в подушку. Показалось, что без особого эффекта. Тогда он засадил туда же ногой еще один раз, и этот удар видимо дошел- толстяк охнул и сел на землю, хватая ртом воздух.

И в этот момент Григорьева ударили сбоку по голове чем-то твердым — то ли бутылкой, то ли дубинкой. Половина лица у Григорьева сразу будто замерзла, но больно пока не было, хотя неожиданно его потащило в сторону, и он, не удержавшись, упал на колено. И вроде сознание не полностью потерял, а встать не получалось. Попытался и снова повалился, получив при этом еще удар ботинком по голове и в живот. Григорьев даже испытал некоторое отстраненное удивление: неужели, это все. И «погрузился» в забытье, как в туман.

Григорьев «всплыл» из этого тумана от плеска воды, когда его тащили за руки и за ноги по неизвестному пирсу. Как будто вынырнул и услышал оглушительный звон цикад. Понятно, идея у нападавших была простая: пьяный русский турист упал в море и утонул. На вскрытии обнаружат легкие, полные морской воды — значит, упал еще живой. Все эти дни стояла ветреная погода, и на пирсе лежали камни, которыми купальщики придавливали свои пляжные тапки, чтобы их не сдуло ветром в море. Никакого страха Григорьев не ощущал, а испытывал только глубокую тоску и грусть. Когда его бросили в конце пирса на настил, лысый турок нагнулся над ним, чтобы снять часы (это и был поддельный «Вашерон Константин»), начал расстегивать ремешок. И попался. В этот самый миг Григорьев, нащупав лежащий на пирсе камень, схватил его и сильно ударил им лысого в висок. Турок беззвучно повалился набок, с плеском упав с пирса в воду. Потом, Григорьев кинул камень в другого, который стоял у него в ногах, и тут же сам, перекатившись, упал с пирса. Всплеск словно оглушил его. Сначала была полная чернота. В этой черноте он вынырнул уже под настилом. Держась за ржавую сваю, чуть отдышался. Теперь он находился в своей среде, в которой превосходил противников. Брюки прилипли к ногам и задрать их было неудобно. Неожиданно чьи-то сильные руки обхватили его сзади, погрузили в воду и пытались там удержать, но он без труда развел захват, схватив противника за мизинцы, потом сделал скрут-«юлу» и ударил нападавшего кулаком в солнечное сплетение. Под водой этот удар принес немедленный результат. Парень сразу хлебнул воды. Григорьев, немного придержал его под водой и всплыл. На пирсе страшно ругались, топотали. Потом на плеск и шум борьбы с пирса прыгнул еще и третий. И это было в тот самый момент, когда Григорьев уже вынул нож. Нож был довольно короткий — лезвие всего сантиметров пятнадцать. Штатный нож боевого пловца значительно длиннее — чуть более тридцати сантиметров. Но пусть у Григорьева не было настоящего ножа, как не было и четырехствольного подводного пистолета, стреляющего стальными пиками, специального ножа со сжатым газом, но в этот миг он уже почувствовал себя абсолютно вооруженным, как если бы человек, убегающий от преступников, внезапно нашел на дороге заряженный пистолет. Парень, прыгнувший с пирса последним, в брызгах и ярости поплыл прямо на него, что-то угрожающе крича по-своему, и судя по всему, это был действительно хороший пловец. Но в любом случае он никогда не был боевым водолазом и не тренировался часами в полном снаряжении сначала на суше, а потом в воде и под водой, и поэтому шансов против Григорьева у него не было никаких. Вряд ли нападавшие могли знать, как драться в воде и под водой. Плотность воды в 750 раз больше плотности воздуха. Под водой сильно не ударишь, здесь нужен специальный опыт. И этому опыту Григорьева долго и упорно учили. Тут он не боялся даже огнестрельного оружия, потому что застрелить человека в воде довольно сложно. Для этого нужно попасть прямо в голову. Григорьев нырнул, и тот парень нырнул за ним тоже, пытаясь схватить и утопить, и там, под водой, Григорьев дважды ударил его ножом: в надключичную область и в подмышку. Потом еще добавил и в пах — оттуда всегда развивается сильное кровотечение. Все было отработано на автомате: плечевая, лучевая и подключичные артерии и далее: укол в границу паха и верхней части бедра — в бедренную артерию. А затем он просто не дал парню всплыть.

Не увидев больше никого на поверхности, Григорьев, вдохнув воздух, нырнул и проплыл под водой как можно дальше от пирса. Он вынырнул метров через тридцать. Посмотрел в сторону пирса: показалось, там еще кто-то стоял, потом принесли фонарь, светили в воду, а может, это были просто блики. Огни Анталии, переливаясь, мерцали сплошной полосой. Фонари слепили с берега. Оттуда доносилась музыка, но не мелодия — только ритм. Это была пресловутая дискотека «Жесть», оттуда веером расходились лучи вращающегося прожектора. «Дум-дум-дум». Ориентируясь на этот звук и свет, Григорьев и поплыл. В море была тьма, и вода — как чернила. Он поплыл параллельно берегу в сторону другого пирса. Кожу на голове в месте удара довольно сильно щипало, да и сама голова трещала. Кровь текла на лицо, заливая глаза, Григорьев прямо в воде снял футболку и намотал ее на голову в виде тюрбана. Нож вместе с ножнами по отдельности Григорьев с некоторым сожалением забросил подальше в море — за буйки. Поплыл к берегу и вскоре животом и коленями коснулся прибрежных камней. Футболка наверняка была пропитана кровью. Григорьев выполоскал ее в море и снова накрутил на голову. Снял и выжал брюки, потом напялил их снова. В заднем кармане штанов обнаружилась мокрая долларовая десятка. Когда, хлюпая сандалиями, шел через пляж, услышал из темноты стоны и вздохи — какая-то парочка шумно, со стонами занималась любовью на лежаке.