Зелёная ночь - Решад Гюнтекин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вам угодно?
Посетитель в нерешительности мял в руках кепку, не зная, как объяснить своё дело. В это время открылась дверь и вошёл маленький человек в котелке и короткополом пиджаке. Увидев его, Шахин-эфенди отступил на шаг. Перед ним стоял Эйюб-ходжа. И хотя он сбрил свою редкую бородку, Шахин-эфенди сразу же узнал его. И тот, в свою очередь, с первого взгляда узнал прежнего учителя Эмирдэдэ.
— Вы здесь? — спросил он. — Откуда это вы явились? — Не находя слов для ответа, Шахин-эфенди в оцепенении смотрел на него. Лицо Эйюба-ходжи приняло вдруг озабоченное и встревоженное выражение, он засуетился, видимо, желая избежать разговора с Шахином, поманил пальцем заведующего отделом и торопливо произнёс:
— Прошу вас уделить мне минуту времени. Прежде чем пойти на заседание, я должен вам рассказать об очень важном деле.
И как всегда свободным и непринуждённым жестом он открыл дверь инспекторской комнаты и пригласил туда заведующего.
Пока они разговаривали, скрывшись за дверью, Шахин растерянно соображал: «Что же такое творится? А эта летучая мышь? Почему она уцелела в Сарыова, спасённом от кошмара зелёной ночи? Судя по тому, как этот человек себя ведёт — входит в кабинет, не снимая шляпы, бесцеремонно обращается с заведующим отделом народного образования, фамильярным тоном приглашает его пройти в соседнюю комнату,— у него в Сарыова влияние и авторитет!.. О господи, как же так?..»
И первое изумление Шахина-эфенди уже превращалось в страх...
«Если этот человек и поныне пользуется в Сарыова влиянием, что же будет со мною? А сейчас, наверно,— и даже не наверно, а совершенно точно,— Эйюб-ходжа рассказывает заведующему обо мне...»
Смятение охватило Шахина... Тучи сгущались... Такое напряжение не может продлиться долго... Сейчас грянет гром и разразится буря...
Когда они вернулись в кабинет заведующего, Эйюб-ходжа сказал очень громко:
— Как я вам уже докладывал, теперь решение вопроса об этом участке полностью зависит от вас, от вашей ловкости... До свидания...
Небрежно кивнув Шахину-эфенди, он вышел.
Если у Шахина была раньше хоть капля сомнения, что разговор в соседней комнате шёл о нём, то теперь, услышав эти только что придуманные слова о каком-то участке, он перестал сомневаться.
Лицо заведующего отделом народного образования было хмуро и строго, голос звучал резко.
— Кто вы?
— Я бывший старший учитель Новой школы, которая раньше называлась Эмирдэдэ...
Шахин-эфенди уже собирался изложить всё по порядку, но молодой заведующий раздраженно оборвал его на слове:
— Надеюсь, вы не тот самый Шахин-ходжа, который во время оккупации намотал на голову чалму и пошёл на службу к грекам? Думаю, что при всём своём бесстыдстве и тупоумии этот мятежный софта-предатель не осмелился бы ступить шагу в Сарыова...
Казалось, Шахин-эфенди сходит с ума. Теряя своё обычное спокойствие и смирение, которые он умел сохранять даже в минуты великой опасности, Шахин готов был закричать, чтобы защитить себя от подобных обвинений, однако заведующий не желал ничего слушать. Не дав ему вымолвить ни слова, он указал рукой на дверь.
— А ну-ка, папаша, брось тут шуметь... Если ты в состоянии прислушаться к голосу совести, если у тебя осталось хоть немного разума, молись и будь признателен за то, что закон и великодушная терпимость родины дают тебе право свободно ходить по этой священной земле... Об учительстве забудь! Эта профессия отныне только для людей с чистой совестью, для тех, кто овладел новыми идеями.
Шахин-эфенди быстро оправился после первого удара. Как человек, не знающий, что такое отчаяние, он был великим оптимистом и поэтому отважно ринулся в бой...
Он встретил своих старых противников. Именно они были настроены особенно враждебно против бывшего учителя школы Эмирдэдэ.
На страницах газеты «Сарыова» по-прежнему печатался старый знакомый Зюхтю-эфенди, некогда славившийся в городе как крупнейший богослов-мюдеррис. Теперь он писал длинные статьи под заголовком: «Внутреннее лицо медресе». И в одной из таких статей он обрушился на Шахина. Он писал, что бывшие воспитанники медресе, вроде Шахина-эфенди, если даже они не запятнали себя в прошлом антипатриотическими поступками, не способны постичь новых взглядов, идей современности и потому не имеют права сегодня преподавать в школах...
И другой знакомый, бывший ответственный секретарь местного отделения партии «Единение и прогресс» Джабир-бей, который сделался теперь представителем компании по строительству дорог и мостов в районе Сарыова, тоже не замедлил подать свой голос. Он заявил, что не понимает, как может человек, бежавший в самые трудные для родины дни со своего поста, свободно расхаживать по этой земле.
Ну, а что касается старого Хаджи Эмина, так тот повсюду, где бы ни появлялся, сразу же начинал кричать, что если он только встретит на улице Шахина-эфенди, то за себя не отвечает...
В конце концов Шахин-эфенди понял, что в этом городе он не найдёт ни у кого поддержки, не сможет восстановить своё доброе имя.
И вот однажды вечером, когда уже начало смеркаться, Шахин взял небольшой узелок с вещами да несколько книг и тронулся в далекий путь.
Он вышел из города по кладбищенской дороге, ведущей в горы. Больше часа шагал Шахин между садами и огородами, не оборачиваясь, и слёзы струились по его щекам, застилая взор.
Дорога привела Шахина к развилке. Сбросив ношу на землю, он вытащил платок, вытер глаза, протёр очки.
В последний раз взглянул Шахин на тусклые огни Сарыова, начинавшие уже теряться вдали, и громко произнёс:
— А ведь верно сказано: то, что зовётся революцией, нельзя совершить в один день...
Дороги от развилки расходились в четыре стороны.
Когда Шахин покидал Сарыова, он не решил, да и не знал, куда идти. И теперь, повернувшись спиной к городу, он долго стоял и смотрел вперёд, в темноту, словно ждал, что оттуда снизойдет откровение...
— Если я пойду по средней дороге, она приведёт меня туда, где рождались революция и победа. Уж там я найду, с кем отвести душу.
Вспыхнувшая надежда вернула ему и прежний оптимизм, и радостное ощущение бытия, и желание жить. Он подхватил с земли свой узелок и книги, поднял воротник пальто и зашагал навстречу свежему ветру, дующему с севера...
Март — сентябрь 1926 года.
1
Басри-бей, заведующий первым отделением департамента начального образования министерства просвещения… - Бей (а также бей-эфенди, эфенди или эфендим) — господин, сударь, вежливая форма обращения; может прибавляться к имени собственному.
2
…два человека распределены по вилайетам… – Вилайет — административная единица: провинция, губерния.
3
До поступления в институт я имел счастье учиться в медресе... – Медресе — мусульманская духовная школа. Медресе существовали обычно при мечетях; во главе школы стоял мюдеррис — старший преподаватель (наставник), которому были подчинены младшие мюдеррисы и учащиеся (софты или муллы). Полный курс обучения делился на три курса: низший (адна), средний (аусат) и высший (ала) и включал изучение арабского и персидского языков (почти все богословские книги были написаны, как Коран, на арабском языке), логику, богословие, законоведение, толкование Корана, хадисы — предания об изречениях и деяниях пророка Мухаммеда; обучение в медресе не ограничивалось определёнными сроками, софты учились иногда по 20 лет. После окончания обучения софты по собственному выбору сдавали экзамены на мюдерриса, на муфтия или кадия (судья в духовном суде), на хатыба или имама (проповедника, руководящего молитвою в мечети). В начале XX в. в Турции насчитывалось более 2 500 медресе.
4
...и во время рамазана... - Рамазан — девятый месяц мусульманского лунного года, месяц поста. Во время рамазана софты покидали медресе и отправлялись на три месяца в странствие, проповедуя в деревнях, знахарствуя и собирая подаяния.
5
...Ну что ж, прекрасно, ходжа... – Ходжа - духовное лицо, мулла, учитель приходской начальной школы.
6
...Пароход отчалит не скоро, после вечернего эзана... – Эзан — призыв к намазу, молитве, которую мусульмане совершают пять раз в день (призыв к молитве выкликает муэдзин с минарета мечети).
7
...жалкий мальчонка в рваном зелёном джуббе... – Джуббе — длиннополый халат, род верхнего платья особого покроя, которое обычно носят лица духовного звания.
8
...Во время событий тридцать первого марта... - В ответ на младотурецкий переворот 23 июля 1908 года, ограничивший власть султана и восстановивший конституцию 1876 года, реакция сплотила все внутренние и внешние силы. В конце 1908 года при поддержке Англии сформировалась враждебная комитету «Единение и прогресс» феодально-компрадорская партия «Свобода» («Ахрар»). 31 марта 1909 г. в Стамбуле начались волнения среди учеников медресе — софт, к ним присоединились распропагандированные «ахрарами» и мусульманским духовенством солдаты стамбульского гарнизона и подняли восстание под лозунгом «возвращение к шариату» (шариат — религиозный закон, духовное право мусульман). Опираясь на мятежников, султан Абдул Хаиид II попытался восстановить старый режим абсолютной монархии, однако продержался всего две недели — «Армия действия», выступив из Македонии под командованием младотурецких офицеров, разбила мятежников. Парламент низложил Абдула Хамида II и возвёл на престол султана Мехмеда V, торжественно присягнувшего на верность конституции. Младотурки жестоко расправились с участниками восстания, партия «ахраров» была запрещена.
