Виршевая поэзия (первая половина XVII века) - Коллектив авторов

Но обаче не достоит же кому царския милости отбегати.

Но всегда подобает ея желати,

И на бога все упование пологати.

И всегда ему, творцу своему и богу, молитися,

И о гресех своих воспоминатися.

И паки чтобы нам всегда милость свою подовал,

И благодать бы свою всегдашнюю даровал.

И царю бы государю о нас грешных извещевал,

И царь бы государь своею милостию нас обогощевал.

Плачем и сетуем о своем безчастьстве,

Аще и много людей в велицем сем государстве.

А и мы грешнии были не в лишке,

Аще еще и в малем сем пребываем именишке.

Понеже много-много трудов положено,

И от младости к старости сведено, а царские милости конечно не получено.

А все то деется нашего ради великого греха,

Завистная бо и ненавистная статия лиха.

Не дает полезнаго разумевати,

Токмо обыча ей ум и сердце помрачати.

Еще злым нашим случаем и безчастием,

Не пособити же тому ни осмочастием[240].

Велий дар есть от бога счастное рождение,

На нем же бывает зелное царское призрение.

Лют же и горек недоброполучный час,

Вонь же не слышен бывает вопиющаго глас.

Вонь же бесчастный где ни пошел погубил,

И желаннаго своего не получил.

У безчастнаго везде горит и тонет,

И сердце его всегда болезненно стонет.

Ох увы и безчастну и недостаточну мужу,

Претерпевает бо всегда в себе злую нужу.

И сердце его злою горестию заливается,

И ум его выну в нем забывается.

И ходит и седит яко изумлен,

Понеже ум его всегда в нем забвен.

От великого того своего сердечнаго рвения,

И жалея своего добраго разумения.

Не лож бо есть реченно от мудрых,

Яко мног и умные досады приемлют от безумных.

И когда разум и смысл в человеце явится,

Тогда печаль и скорбь приложится.

Воистинну тако неложно,

Противу рожну прати невозможно[241].

И уже время нам о том престати,

И честная твоя ушеса отягчати.

Мним без сумнения яко и тако отягчили,

И многое время таковыми словесы продолжили.

Но по нужде бо воистинну глаголу служим,

Понеже всегда о своей совести тужим.

А сам себе пособити не умеем,

А к государем-царем дерзости не имеем.

Того ради паки молим твою честность,

Да явиши ко оному государю свою дерзость.

Чтобы он пожаловал к царем-государем слово заложил,

И нам бы таковым богатством одарил.

А мы за него, государя своего, должны бога молити,

Чтобы ему все благая о себе получити.

Послание князю Семену Ивановичу

Сие послание двоестрочно,

Почести его будет неотстрочно.

Понеже писано дружелюбство,

Тем и строчки положены те сугубство.

Како убо и что имамы писати к твоему разумению,

Понеже бо срамляемся и сумьняемся по своему недоумению.

Яко бо выше нашего достояния тако нас нарицают,

Зане ведя нашего неможения таковое бремя на нас налагают.

Юродство есть и буйство яже ничто не имея дерзати,

Сопротив мудрых и разумных отвещевати.

Ей тако глаголем к твоему доброму неложно,

Мутным бо и смущенным умом то сотворити невозможно.

Егда паки ум смущен и колеблем бывает,

Никакоже разумную свою силу являет.

Удаляеть же ся и не хотя от своего разумнаго деяния,

И лишается от своего же премудростного внимания.

Во еже бо скорбь и печаль нашедши забавляеть его разумение,

Аще и многу силу имать в себе к рассуждению.

Ныне же наш грешный ум тем же одержим,

Обонпол суетою и печалию яко вихрем обносим.

В ресноту убо к твоей честности изрековаем,

Во еже бо счинити к тебе разумно недоумеваем.

Чужду же ся твоей умной разумности,

Юже получил еси по своей юности.

Что понуждаешь нас тебе тако написати,

Еже бы облак уныния твоего разгнати.

Радуемжеся о таковем твоем к нам о дивном люблении,

Но не можем стати в глубоцем и мудром разумении.

Еже бы утешити твою мысль довольно,

Царю же и владыце всех сотворити извольно.

Сам еси ты божественному писанию много учен,

Аки неким другим богатством от бога одарен.

В кую меру повелевавши нам тако к себе утворити,

А нам паки силен многи вины растворити.

Таче за любовь Христа моего и бога,

И не лишит нас небеснаго своего чертога.

И по твоему к нам грешным принуждению,

Что пишешь к нам и нашему недостоинству по своему изволению.

Елико бо убогая наша сила может счинити,

Любомудрие же твое и сердечное болезнование обвеселити.

О том много хощем тщания имети,

Много убо бог дает всякому человеку разумети.

Буди же здрав и долголетен,

И по твоему жалованию о нас неотметен.

Есть же убо твое и наше стоит покраегранесие,

Ты же и сам издавна веси.

И по ся черту акростихидное положение стало,

А настоящего сего речения много к тебе не достало.

Все начертанно будет во второй епистолии,

И ко всем твоим сердоболем. Аминь,

Послание Михаилу

Мудраго убо речение: яко в злохитру и лукаву душу

премудрость не вселится[242],

И еще аще кто братем своим возгордится.

Христос и бог наш всех нас учит,

Аще кто и всю землю премудрость изучит.

И не повелевает ему хвалитися,

И лестными и лукавыми словесы кому с другом своим любитися.

Утаити ли кто хощет лукавое любление,

Человеколюбец же бог зрит всех нас сердечное мышление.

Есть бо лукавство и не утаится,

Развращенными словесы лестный друг объявится.

Ныне же слышым от тебе про себе поносныя глаголы,

Еже бо и всякому творят сердечные расколы.

Цена убо велика и неизменна нелестну другу,

Сопричтенна будет от части солнечном светосиянному кругу.

А злохитрому и лестному ни едина будет цата,

Всегда бо