Легкая голова - Ольга Славникова

“Был Максим Ермаков живой, стал мертвый, – сообщал, памятный по юзерпику с мультяшным, вихляющим задницей котом, юзерHumanist. – Утонул в Москве-реке. Поэтому и игру закрыли, в знак траура”.

“Жалко, – комментировала Milena, сахарная блондинка. – Все идиоты или как? Все равно что после смерти актера сжигать его фильмы или полотна после смерти художника. Взяли бы и сожгли тогда Пушкинский музей. Пушкин давно умер”.

Voron (на юзерпике громадная старая птица, с хвостом как дворницкая метла): “Девушка, ты в Пушкинский музей хоть раз ходила?”

Milena: “Ходила 2 раза”.

Paladin (небритый красавчик с пронзительно-синими глазами и с подбородком, неприлично похожим на пару мужских волосатых яиц): “Зря из-за одной звезды похерили проект. Какой был проект, люди! Компьютерная игра, плюс действо в реале, новая концепция взаимодействия актера со зрителем. Супер-актуально, провокативно, новый жанр вабще. Такого нигде в мире еще не было. Пост-пост-модерн! Все гугенхаймы отдыхают. И мы, русские, как всегда, изобретем, а потом роняем на пол. Иностранцы патентуют и пользуются”.

Demon_ada (тоже старый знакомец): “Точно! У нас все само изо рта валится. Радио изобрели мы, паровоз мы, да почти все мы, а потом типа отсталые и дикие. Надо было заменить актера, вот и все. Ричард Харрис тоже умер, а никто из-за этого не остановил проект Гарри Поттера. Снимают и снимают. Где деньги, там они не тормозят, пи.дюки”.

Humanist: “За мат в моем дневнике буду отфренживать”.

Demon_ada: “Пошел на хер!”

Humanist: “Сам пошел на хер!”

Paladin: “А как умер Ермаков? Просто утонул? У кого-нибудь есть разведданные?”

Milena: “Кто же знает. Актеры мрут как мухи. Вадима Куркина нашли в квартире с сердцем, пролежал мертвый неделю. Евгений Матвеев разбился на машине. Все молодые еще. Даканали сериалы. Ермаков был совсем молодой и самый талантливый, ИМХО”.

Voron: “Напился в жопу и полез купаться. Весь секрет”.

Humanist: “Ходят слухи, будто его отравило рекой. Военный химический выброс как раз в тот самый день. Он нечаянно глотнул воды и даже не смог закричать. Его охранники вытащили, а у него вместо горла красная яма и щеку одну проело до дыр. Вот ведь судьба”.

Milena: “Жалко все-таки, что утонул, а не застрелился. Все ведь так этого ждали”.

Paladin: “Да, ожидания геймеров и зрителей были обмануты. Профессионалы так не обламывают потребителей продукта. Значит, это не сценарий, Ермаков и правда утонул в реке. А наши шоу-кулибины растерялись и выпустили инициативу. Мир праху классного плохиша!”.

От таких известий из компьютера Максима Т. Ермакова продрало холодным потом. Умер, значит. Утонул. Ну-ну, размечтались. Интересно, а что во дворе? Максим Т. Ермаков на цыпочках подкрался к окну, конспиративно отвел пахнувший пылью капроновый тюль и впервые за много недель выглянул во внешний мир. Там, где всегда торчали со своими плакатиками убогие личности, протестующие против факта существования Максима Т. Ермакова, было непривычно пусто, на истоптанном газоне валялись, похожие на брошенную личностями шерстяную одежду, бездомные собаки. Значит, социальные прогнозисты поменяли тактику. Наверняка у них в запасе грандиозная подлость, только вопрос, какая. И не с кем посоветоваться. Максим Т. Ермаков был совершенно один – а в прошлой жизни ему казалось, что он со всех сторон облеплен людьми. Хоть бы кто пришел с кульком мандаринов навестить больного. Может, социальные прогнозисты никого не пускают. Теперь, набравшись сил, Максим Т. Ермаков был готов бороться с дежурными уродами за всякого, кто позвонит в Просто-Наташину многострадальную дверь.

И через несколько дней гость явился. Бывший правдолюб телеканала ННТ-TV, а ныне свободный европеец Ваня Голиков сильно располнел. Его выдающийся нос покрылся паутиной лиловых сосудов, большие щеки колыхались, будто две налитые водою грелки. Ваня был одет во все недорогое, хлопковое, сильно застиранное – но каким-то образом ощущалось, что теперь у него имеется круглый банковский счет. На радостях Максим Т. Ермаков раскрыл было объятия старому другу, но тут же ощутил перед собой упругое и как бы рифленое личное пространство, которое Голиков отрастил в Европе.

– Выпьешь? – светски предложил Максим Т. Ермаков, отступая на шаг.

– Кто у тебя там? – спросил настороженный Голиков, проходя в комнату. Вопрос относился к тому, что творилось на кухне. Там шипело, стреляло, оттуда валили клубы сизого дыма: старательный Витя жарил котлеты, кидая их на сковородку, будто гранаты.

– О, это отдельная история! Там фээсбэшник. Сюжет – то, что тебе нужно! – с энтузиазмом воскликнул Максим Т. Ермаков, усаживая дорогого гостя на диван.

Однако Голиков отреагировал на повествование вяло, с некоторой долей вежливого интереса, с некоторой долей участливого сарказма. Он пригубливал, оставляя на краю бокала мутные отпечатки, густой коньяк и в драматических местах рассказа вскидывал свою знаменитую развесистую бровь размером с клок сена. Он даже и не подумал, проходя в квартиру, снять запачканные кроссовки и, качая ногой, натряс у дивана вафельки грязи.

– Ладно, Макс, я все понял, – перебил он лениво, как только решил, что ресурс вежливости исчерпан. – Честно говоря, у вас в Москве, с кем ни встречусь, каждый вываливает про себя что-то душераздирающее. Даже неловко за людей. Утомила за неделю матушка-Москва.

– И что, такие истории, как со мной, прямо вот у всех? – оскорбленно спросил Максим Т. Ермаков. – Всех прессуют спецкомитеты, принуждают к самоубийству?

– Ну, нет, конечно, твой случай самый кучерявый, – неохотно признал растолстевший Голиков. – Но каждый человек сам у себя один, каждому своя болячка больней всего. И в России каждому есть что порассказать, так что все, в общем-то, в равном положении. И достали своими страданьями цивилизованный мир, если начистоту. Уже никому про вас не интересно.

– Про вас? А сам-то ты кто? – удивился Максим Т. Ермаков и сразу ощутил, как личное пространство Голикова напряглось и несколько надулось, увеличив, точно под лупой, сосуды и рыхлые поры на его выдающемся носу.

– Макс, друг мой, я уже давно не тот, что прежде, – Голиков усмехнулся и погладил себя по макушке, где, будто созревший корнеплод из грядки, торчала из плотной шевелюры маленькая лысинка. – Лет десять назад я бы за твой сюжетец ухватился зубами. Но сволочь-журналистика теперь в далеком прошлом. Ничего для этой страны сделать нельзя, хоть убейся об стену, ты это понимаешь? Цивилизованные страны видят Россию новым белым пятном на мировой карте, не знают про нее и знать не хотят. И правильно делают. Кому, по-твоему, я продам твою историю? И вообще у меня теперь совсем другая сфера активности. Я не из тех бездарных лузеров, что никак не оторвутся от русской титьки, рыщут по Москве в поисках грантов на свои кросс-культурные проектики. Мой проект чисто западный, в нем нет ни цента российских денег. Я теперь занимаюсь пингвинами.

– Фильмы, что ли, снимаешь про них? – кисло поинтересовался Максим Т. Ермаков.

– Наш проект спасает вымирающие виды от загрязнений среды, – с живостью ответил Голиков. – Слышал про пингвинов Гумбольдта? Живут в Южной Америке, всего осталось десять тысяч пар. Антарктический императорский пингвин тоже, по прогнозам, скоро попадет в Красную книгу. В результате исследований выяснилось, что у пингвинов от загрязнений слипаются перья. Сейчас волонтеры во всем мире шьют для пингвинов специальные комбинезоны из экологических материалов, выкройки и список материалов есть на нашем сайте. Моя работа получать эту одежду, сертифицировать и отправлять грузы в Антарктиду и на острова Пуниуил.

– А как их надевать на пингвинов, эти комбинезоны? – удивился Максим Т. Ермаков. – И вообще, им-то нравится жить в вашей одежде? Мы один раз на корпоративе надели на кота бумажный стаканчик с блестками, приклеили скотчем к ушам, чтобы не скинул сразу. Так этот кот кувыркался и колотил стаканом об пол, пока не содрал его вместе с шерстью. Сделал своим ушам эпиляцию. Может, и пингвины так же корчатся в ваших тряпках и пуще того мрут от ужаса? Не интересовался, нет?

– Это не моя чашка чая, этим занимаются специалисты, – пожал плечами Голиков. – Для меня этот проект очень вдохновляющий, потому что объединяет в деле доброй воли тысячи людей. Нам приходят почтовые отправления из Штатов, из всех стран Европы, из Японии, даже из Сингапура. И у нас, между прочим, самые высокие стандарты. Мы бракуем одежду за любое отклонение от образцов. Очень большая работа, а я тут, видишь, застрял. Приехал забрать вещи, а занимаюсь целую неделю не пойми чем. Кстати, – тут Голиков, завалившись набок, вытащил из заднего кармана грубых просторных штанов измятые распечатки. – Вот тут у меня наша с тобой взаимная кредитная история. Я посчитал, ты мне должен восемнадцать тысяч рублей. Но ты все проверь, вдруг я чего забыл. А я пока гляну у тебя свою почту, не возражаешь?