Легкая голова - Ольга Славникова

“На ком же мне жениться? – подумал Максим Т. Ермаков, затягиваясь сладковатым, с примесью потустороннего, табачным дымом. – На Маринке? Она в тюрьме, и на ней не дай бог. На Саше? Хорошая девушка, и на фиг ей ее монастырь. Только командовать будет мной и соседушке Шутову жаловаться на меня, чуть что. Или на Маленькой Люсе?” При одной только мысли о Люсиных слабеньких грудках у Максима Т. Ермакова зашевелилось в штанах. “Там ребенок, больной ребенок”, – напомнил он себе. Тут же, впрочем, приплыла откуда-то здравая мысль, что к тому моменту, когда придется принимать решение, ребенок, скорей всего, уже умрет.

Тем временем за спиной у деды Валеры послышались мокрые грубые звуки. Товарищ Румянцева рыдала с надсадой, наискось вытирая лицо руками, по локоть в слезах. Она по-прежнему словно бы толкала стену, покрытую ее мокрыми отпечатками, сизыми на белой известке; казалось, ее отчаяние способно сдвинуть и коридор, и всю стахановскую квартиру, и гору вроде Монблана – только неспособно помочь ей самой.

– Вот, женщины, видишь как, – сокрушенно проговорил деда Валера, поднимая свою шаткую костяную конструкцию из кресла.

Твердеющей с каждым шагом походкой (палка, на которую он опирался, превратилась по дороге в тень от торшера) деда Валера вернулся в свое время и в свою квартиру. Движением, какое Максим Т. Ермаков не мог у него предполагать и вряд ли смог бы когда-нибудь повторить, знатный стахановец дотронулся до растрепанных, вздыбленных волос товарищ Румянцевой. С силой оттолкнувшись от заляпанной стены, женщина вцепилась в мужа. Глядя, как они стоят, обнявшись, такие молодые, но похожие вместе на узловатый, причудливый ствол старого дерева, Максим Т. Ермаков вдруг ощутил себя на этом дереве светлым зеленым листом, прозрачным в солнечных лучах.

“На Люсе женюсь, – решил он, растроганно глядя на деда и бабку, слившихся в одно. – Чего это я, в конце концов, должен себе отказывать. Хочу ее, и все, и я не виноват. У нее и глаза вроде такие же, как у товарища Румянцевой, если без черных очков. Ишь, как держатся друг за друга, дед сейчас, наверное, и не осознает, что я на них смотрю”.

И только Максим Т. Ермаков успел это подумать, как деда Валера резко обернулся к нему, вздернув небритый подбородок над бабкиной макушкой, и крикнул голосом, похожим на карканье сразу целой стаи потревоженных ворон:

– Максимка, у тебя в постели пистолет!

В бреду не было времени – а может, оно ходило по кругу, как все на свете часы. Но вот пришло прекрасное утро, когда Максим Т. Ермаков проснулся очищенный от болезни, в ясном сознании, хотя и слабый, как кисель. Мутно-серебряный солнечный свет, шедший из немытого окна, был уже совершенно осенний; пока Максим Т. Ермаков пытался сесть в постели, пара голубей, скрежеща когтями по железу, опустилась снаружи на оконный карниз, и сами птицы были почти не видны, зато совершенно отчетливо синели их глубокие тени на стекле, распускавшие то одно, то другое многопалое крыло.

В складках одеяла чувствовался посторонний предмет. Максим Т. Ермаков опасливо пошарил и наткнулся рукой на что-то удивительно знакомое, комфортабельно улегшееся в руку. Новенький макаров, теплый со сна, воззрился глупой черной дыркой прямо ему в лицо. “Максимка, у тебя в постели пистолет”, – произнесло пространство голосом деды Валеры, и Максим Т. Ермаков, заозиравшись, немедленно обнаружил на стенах штопку, плохо сросшиеся каракули.

Вот, значит, что с такой заботой и нежностью подкладывали в постель к больному. Оглядевшись и принюхавшись, Максим Т. Ермаков догадался, что в квартире полно социальных прогнозистов. Из кухни явственно тянуло чадом, подгоревшей пищей, и оттуда доносились сочные мужские голоса, что-то оживленно обсуждавшие. “Выгоню всех на хрен”, – пообещал себе Максим Т. Ермаков, стягивая со стула свой ветхий, весь в заусенцах и катышках, плюшевый халат.

На удивление, халат не только сошелся, но и запахнулся. Потирая на подбородке шерстяную щетину, Максим Т. Ермаков поплыл по направлению к кухне. Там за Просто-Наташиным неопрятно заставленным столом сидели социальные прогнозисты, всего пять или шесть человек. Это были те самые, полные разболтанной мути фигуры, что выдворяли деда Валеру из квартиры. Один был врач – или тот, кого Максим Т. Ермаков в бреду принимал за врача. Теперь этот сероватый блондин являл себя реально и подробно: его широкое лицо было белое и влажное, а морщины – красные, точно простеганные ниткой, смоченной в крови. Предполагаемый врач приподнялся на табурете и сердито спросил:

– Вам кто разрешил вставать с постели, больной?

Теперь и другие сидевшие за столом повернулись к Максиму Т. Ермакову. Они вполне соответствовали стандартам своего серьезного ведомства: мускулистые, компактные, с полированными желваками, очень дешево и дурно одетые в какие-то блеклые свитерки; у одного, в виде особой вольности, волосы были гладко зачесаны при помощи стайлинга, отчего голова казалась покрашенной малярной кистью в коричневый цвет.

– А вам, интересно, кто разрешил сидеть и жрать у меня на кухне? – с вызовом спросил Максим Т. Ермаков, придерживаясь от слабости за дверной косяк.

После этих слов социальные прогнозисты, вместо того чтобы встать и покинуть квартиру, потеряли к Максиму Т. Ермакову всякий интерес и вернулись к прерванному занятию. Они были заняты тем, что терзали на сковородке пересохшую яичницу; сама сковородка из новенькой сделалась черной и горелой, точно в нее за время болезни Максима Т. Ермакова попал метеорит.

– Возвращайтесь и ложитесь, я скоро подойду вас осмотреть, – равнодушно проговорил блондинистый медик и принялся собирать со сковородки обрывком батона мутный желток.

– Вот хрень! – возмутился Максим Т. Ермаков. – Выкатывайтесь, вам по-русски сказано! Это пока что моя частная территория. Надо будет, сам вызову врача.

– Вот она, благодарность! – с нехорошей гримасой произнес блондин. – Мы за ним ухаживаем, как за маленьким ребенком. Все, между прочим, при исполнении. Могли бы решать вопросы поважней, если бы вы, господин Ермаков, не придумали прыгать с моста и получать в результате двустороннюю очаговую пневмонию.

– Что вы мне пургу гоните! Я и есть ваш самый важный вопрос, – ухмыльнулся Максим Т. Ермаков и внезапно почувствовал страшное утомление, так, что захотелось осесть прямо на немытый пол, заляпанный почерневшими и мохнатыми от грязи пищевыми кляксами.

Ближайший социальный прогнозист, тот, что с крашеной в коричневую краску головой, вскочил с табурета и подхватил Максима Т. Ермакова под мышки. От него, сквозь нагретую шерсть свитерка, исходил смешанный запах дешевого парфюма, геля, еще каких-то мужских средств по уходу; на лбу прыщи, замазанные кое-как тональным кремом, напоминали убитых мух. Максим Т. Ермаков внезапно догадался, что социальный прогнозист влюблен и справляется с этим как может.

– Вы нас, пожалуйста, извините, – произнес коричневоголовый офицер хорошим честным голосом, тем косвенно подтверждая догадку. – Мы уйти не можем, не имеем права покинуть дежурство. Кто будет вам уколы делать, кормить? А что засрали немножко расположение, так это ничего, я всю посуду сейчас перемою, дело нехитрое.

Максим Т. Ермаков покосился на кухонную раковину, полную почти до краев нечистой водой: гора посуды в ней напоминала океанский тонущий корабль.

– Ладно, оставьте всю помойку, только, ради бога, валите отсюда в подъезд, – прохрипел он примирительно. – Сейчас соседей позову, они помогут, приберут.

– Это каких соседей, можно поинтересоваться? – живо вмешался блондинистый врач. – Это не гражданина Шутова с его гражданками? Так убыли они, спешу сообщить. Далеко и надолго. На них не надейтесь.

– Как убыли, куда?

Максим Т. Ермаков для устойчивости вцепился в косяк и в державшего его социального прогнозиста – во что-то толстое, хрусткое, оказавшееся волосатым запястьем с железными часами. Максим Т. Ермаков узнал эти часы: это они поили его с ложки подслащенным лекарством и кормили пресной кашицей с теплым молоком.

– Не переживайте вы за них, – проговорил у Максима Т. Ермакова над ухом владелец часов. – Достала всех алкашня, только и всего. Мимо той квартиры пройти было неудобно. Девки полуголые прямо по лестнице бегали. Жильцы в подъезде терпели-терпели, а потом написали коллективную жалобу в милицию. Милиция приехала и разом всех позабирала. А как бы вы хотели? На том гражданине Шутове статей, как на собаке блох. У меня девушка, Катя, медсестра, короче. Приходит сюда помогать в мое дежурство. Так я ее раньше у самого метро встречал, чтобы не обидели уроды. И очень она стеснялась, что я ее сюда вожу, будто она такая же, как эти поблядушки с красными коленками…

– Теперь не стесняется? – перебил Максим Т. Ермаков, нехорошо оскалившись.

– Теперь нет, – честно и уверенно ответил социальный прогнозист.