Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу

Таким образом, Вентидий сидел и размышлял о пращниках, планируя сражение с армией, в основном состоявшей из лучников, у которых теперь не кончались стрелы даже в самом продолжительном бою.

А что, если, думал Вентидий, он соберет всех имеющихся на востоке пращников и научит их обстреливать камнями лучников? Бесполезно превращать легионера в пращника. Легионер лучше согласится, чтобы его выпороли и отсекли голову, чем снимет кольчугу и возьмет в руки пращу вместо меча.

Но камень не был идеальным снарядом. Прежде всего, пращники не могли бросать булыжники. Они проводили много времени, отыскивая в руслах рек правильные камни — гладкие, круглые, весом около фунта. Если такой камень попадет не в череп, он в лучшем случае оставит ужасный синяк, но не причинит большого вреда. Неприятеля выведут из строя, но через несколько дней он снова будет способен сражаться. В этом недостаток камней и стрел. Это чистое оружие. А чистое оружие редко убивает. Вот меч — грязное оружие. На нем всегда оставалась кровь всех, в кого он попадал. Легионеры-ветераны вытирали лезвия, но никогда не мыли. Края лезвия были такими острыми, что перерезали волос. Когда меч вонзался в плоть, вместе с ним в тело попадали яды, которые вызывали в ране нагноение, а может быть, и убивали.

Вентидий подумал, что нельзя сделать снаряд для пращи, который вызовет нагноение, но можно придумать кое-что более опасное для жизни. Из опыта с артиллерией он знал, что самые большие булыжники вызывают самые большие разрушения не столько из-за своего объема, сколько из-за их способности рвать на куски все, во что попадают. Катапульта или баллиста были действительно эффективными, они посылали снаряды с большей скоростью, чем праща, чей ремень мог быть сырым или недостаточно раскрученным. Свинец. Фунт свинца занимает значительно меньше объема, чем камень такого же веса. Поэтому внутри мешка он наращивает скорость быстрее и, следовательно, летит дальше, чем камень. И когда он ударяет, то изменяет свою форму, становится плоским или даже образует шип. Свинцовые снаряды были известны, но их придумали, чтобы стрелять ими из малой артиллерии поверх городских стен, таких как в Перузии, и это была «слепая» пальба сомнительной эффективности. Свинцовый шар, брошенный умелым пращником в какую-нибудь цель, скажем, с расстояния двести футов, мог оказаться очень эффективным.

Вентидий поручил артиллерийским техникам сделать некоторое количество свинцовых шаров, предупредив их, что, если его идея окажется плодотворной, им придется сделать несколько тысяч таких шаров. Старший техник хитро вышел со встречным предложением — заключить контракт с частным поставщиком на изготовление нескольких тысяч фунтовых свинцовых шаров.

— Частный поставщик обманет нас, — возразил Вентидий, мужественно стараясь сохранить бесстрастное выражение лица.

— Нет, если я заставлю полдюжины квалифицированных ремесленников из легионов взвесить каждый шар и проверить его, чтобы он был идеальной круглой формы, генерал.

Согласившись с доводами техника, при условии что он обеспечит свинец и проследит, чтобы это не было сплавом свинца с каким-нибудь более дешевым металлом, например с железом, Вентидий, посмеиваясь про себя, понес мешок свинцовых шаров пращникам на тренировочную площадку. Никогда нельзя взять верх над изобретательным, умным легионером, как ни старайся и каким бы высоким ни был твой ранг. Они мужают, как возмужал он, лишенный всего в свое время, и они не боятся даже трехглавых псов.

Ксенон, начальник пращников, был на своем месте.

— Попробуй один, — сказал Вентидий, передавая ему шары.

Ксенон положил в пращу шар и стал раскручивать ее, пока не послышался свист. Резкий бросок — и свинцовый шар пролетел по воздуху и ударил в диафрагму набитого чучела. Вместе они подошли проверить повреждение. Ксенон издал писк, до того пораженный, что не мог даже крикнуть.

— Генерал, посмотри! — проговорил он, когда обрел дар речи.

— Я уже смотрю.

Снаряд сделал не дырку в мягкой коже, он прорвал зияющее отверстие неправильной формы и упал на землю.

— Плохо, что в твоих чучелах нет скелета, — сказал Вентидий. — Я думаю, что эти свинцовые шарики будут вести себя по-другому, если попадут во что-то со скелетом. Поэтому мы опробуем снаряд на забракованном муле.

К тому времени, как нашли нужного мула, все пятьсот пращников собрались около них. Разнесся слух, что римский командир изобрел новый снаряд.

— Мула поставьте крестцом к летящему снаряду. В сражении вы будете стрелять по убегающим коням. Упадет лошадь — упадет и лучник. Парфяне могут поддерживать запас стрел, но лошадей? Сомневаюсь, что у них будет много свободных.

Мул был так искалечен, что его пришлось немедленно прикончить. Шкура его была разорвана, внутренности смешались. Вынутый из внутренностей шар потерял форму. Он напоминал плоскую пластинку с рваными краями — результат удара о твердую кость.

— Пращники! — громко крикнул Вентидий. — У вас появилось новое оружие!

Со всех сторон раздались возгласы одобрения.

— Ксенон, сообщи Полемону, — сказал Вентидий, — что мне нужно еще полторы тысячи пращников и тысяча талантов свинца с его серебряных рудников. Понт сейчас стал очень важным союзником.

Конечно, все было не так просто. Некоторые пращники посчитали, что меньший снаряд труднее бросать, а некоторые оказались неспособными признать его преимущество. Но постепенно даже самые упорные пращники научились бросать свинец и перешли на новый вид оружия. Пришлось также модифицировать саму пращу, ибо тренировки показали, что от свинцового шара она быстрее изнашивается, чем от камня.

Потом прибыли еще полторы тысячи пращников из Амазеи и Синопы, ожидали их и из Амиса, который находился дальше. Полемон не был дураком, он правильно рассчитал, что чем щедрее он будет и чем быстрее выполнит просьбу Вентидия, тем больше окажется его прибыль.

Пока проходила тренировка пращников, Вентидий не бездействовал. Он не всем был доволен. Новый губернатор провинции Азия Луций Мунаций Планк обосновался в Пергаме, далеко к северу от Ликии и Карии, где располагался Лабиен. Но житель Пергама, которому платил Лабиен, разыскал Планка и убедил его, что Эфес пал, а Пергам — следующая цель парфян. Не очень храбрый и склонный следовать ложным советам, Планк в панике быстро собрался и убежал на остров Хиос, послав сообщение Антонию, все еще находящемуся в Риме, что Лабиена невозможно остановить.

«И все это, — писал Вентидий Антонию, — пока я занят тем, что высаживаю пятнадцать легионов в Эфесе! Этот человек болван, трус, ему нельзя доверять войско. Я не стал ему писать, считая это напрасной тратой времени».

«Молодец, Вентидий, — писал Антоний в ответном письме, которое тот получил, когда его армия была уже готова к маршу. — Я признаю, что назначил Планка губернатором, чтобы он не путался у меня под ногами, как и Агенобарба в Вифинии, разве что Агенобарб не трус. Пусть Планк остается на Хиосе, там великолепное вино».

Прочитав письмо, Силон хихикнул:

— Отлично, Вентидий, за исключением того, что провинция Азия остается без губернатора.

— Я подумал об этом, — самодовольно ответил Вентидий. — Поскольку Пифодор из Тралл теперь зять Антония, я позвал его в Эфес. Он сможет собрать дань и налоги от имени папы-тестя Антония и послать их в казну в Рим.

— О-о-о! — протянул Силон, широко открыв свои странные глаза. — Сомневаюсь, что это понравится Антонию. Он приказывал присылать все ему.

— Я такого приказа не получал, Силон. Я верен Марку Антонию, но больше всего я верен Риму. Дань и налоги, собранные от имени Рима, должны идти в казну. То же самое с трофеями, которые мы сможем собрать. Если Антоний хочет жаловаться — пожалуйста. Но только после того, как мы побьем парфян.

Вентидий чувствовал свою силу, ибо вожди Галатии, оставшиеся без лидера, собрали всех кавалеристов, каких сумели найти, и пришли в Эфес с желанием показать этому неизвестному римскому генералу, на что способны хорошие кавалеристы. Их было десять тысяч, все слишком молодые, не принимавшие участие в сражении у Филипп, все озабоченные тем, чтобы оградить свои богатые травой равнины от налетов Квинта Лабиена, находящегося слишком близко.

— Я поеду с ними, но торопиться не стану, — сказал Силону Вентидий. — Твоя работа — быстро вести пехоту со скоростью не меньше тридцати миль в день. Я хочу, чтобы легионы шли прямо к Киликийским воротам. То есть к верховью реки Меандр и через северную часть Писидии в Иконий. Иди по караванной тропе, оттуда по югу Каппадокии, оттуда по римской дороге, которая ведет к Киликийским воротам. Это марш в пятьсот миль, и у вас двадцать дней. Понятно?

— Абсолютно, Публий Вентидий, — ответил Силон.

Римский командир обычно не ездил верхом. Большинство по ряду причин предпочитали идти пешком. Во-первых, так удобнее. У человека на коне затекают ноги, потому что для них нет опоры и они свободно свисают вниз. Во-вторых, пехоте нравилось, когда командиры шли вместе с солдатами. Так они оказывались на одном уровне с ними и буквально, и метафорически. В-третьих, это сдерживало кавалерию. Римские армии в основном состояли из пехоты, ценимой больше, чем кавалерия, которая за прошедшие столетия перестала быть римской и стала вспомогательной силой, поставляемой галлами, германцами и галетами.