Новый мир. № 7, 2002 - Журнал «Новый мир»

Священные рощи на территории России, Украины, других стран СНГ существуют и по сей день. Исследователем марийских священных рощ Н. В. Морохиным в Нижегородской области выявлено около 50 таких культовых, оберегаемых местным населением рощ. «Само по себесложившееся в народе отношение к священным рощам, — пишет Морохин, — оказывается и в наши дни мощным эколого-воспитательным фактором. Уважение, любовь к роще воспитывается наряду с любовью к традициям, культуре, памяти предков. В роще не позволяется сорить, ругаться, ссориться, туда приходят в дни праздников в чистой одежде, помывшись в бане, как в место общения с высшими силами природы. Велико ее эстетическое значение, ощущается оно каждым. Это эффектная деталь ландшафта, не тронутый цивилизацией „чистый“ лес, который воплотил непреходящую гармонию природы, ее самовозрождение, необузданность, величие. Любовь и преклонение перед рощей как перед возвышенным определяет подчиненное положение к миру живого и неживого в целом, стремление к гармоничным отношениям с ним»[7].

Стоит особо отметить, что языческие народные воззрения по отношению к священным рощам могут быть с успехом использованы в разработке новой, основанной на биоцентризме и экоцентризме экологической философии и идеологии XXI века. Не могу не процитировать по этому поводу одного из лучших исследователей священных рощ марийцев и удмуртов профессора-этнографа В. П. Налимова:

«Рощи связаны с культом творческих сил природы, сознанием органической, генетической связи человека с природой, единства своей группы. Кратко воззрения можно сформулировать так: Бог — творительная сила, отражающаяся в природе: в живой текучей воде, придавая ей прозрачность, текучесть, неиссякаемость; в растениях, в животных и в человеке. Эта творческая сила едина, но она разветвляется, и каждая отдельная сила, органически связанная с единой силой (как притоки реки связаны с главной рекой), имеет свою индивидуальность. Отсюда — Бог территории. Люди, живущие в ней, органически связаны между собой и Богом, составляя каждый только часть единого целого. Влияя на одну часть, можно влиять на целое. Загрязняя, например, воду, приносишь вред растениям, животным, человеку, Богу, то есть производительной силе. Недостойное поведение отдельного человека оскверняет не только его физическую природу, но и вредит всей производительной силе природы. Отсюда общий интерес группы людей, растений, животных, воды, Бога, то есть творческой силы…

В известное время года творческая сила, когда ее мощь достигает максимума, как, например, весной, во время цветения ржи, приняв образ бабочки, вылетает и распространяет свою благодать (то есть силу). Вокруг таких заповедных рощ объединяются целые роды, люди, живущие иногда за десятки, за сотни верст. Через каждые три года происходят моления с общей трапезой: совместная еда является символом заключения союза, дружбы»[8].

Такое же эколого-философское звучание имеет и синтоистская заповедь охраны священных рощ: «Никогда не рубите ничего; никогда не возводите ничего, никогда не утверждайте и не выясняйте ничего в святых природных местах, добираясь до научной истины; не разбирайте, не изменяйте ничего с той же причиной. Не охотьтесь, не ловите рыбу, не причиняйте беспокойства, не поджигайте и не тушите горящее»[9].

Нет правды без любви к природе,

Любви к природе нет без чувства красоты.

В конце XIX — начале ХХ века в России появилось движение за охрану памятников дикой природы. Возглавили его известнейшие российские ученые-естественники, имевшие превосходное гуманитарное образование: академики И. П. Бородин, Д. Н. Анучин, профессора А. П. Семенов-Тян-Шанский, Г. А. Кожевников, В. И. Талиев, Д. Н. Кайгородов. Ими был разработан так называемый этико-эстетический подход в охране природы и заповедном деле. Центральной его идеей являлось утверждение этической ценности мира природы, права дикой природы и ее видов на существование, необходимости формирования гуманного отношения людей к дикой природе и всем живым существам независимо от того, приносят ли они практическую пользу. Классик российского заповедного дела, профессор Московского университета Григорий Александрович Кожевников в 1908 году на Всероссийском юбилейном акклиматизационном съезде впервые в России поднял вопрос «о праве первобытной природы на существование», что являлось само по себе огромным прорывом в развитии природоохранной мысли (до этого мотивы защиты природы пояснялись только с точки зрения полезности для человека)[10].

Другой идеолог отечественной природоохраны, петербургский профессор Андрей Петрович Семенов-Тян-Шанский, заявил на Первом Всероссийском съезде любителей мироведения в 1921 году, что придет день, когда для человека «станет священным право на жизнь как всех подобных, так и всего того, чему предуказано жить и цвести на земле наряду с человечеством, не стесненном в своем творчестве природой»[11]. В опубликованной в 1919 году в журнале «Природа» статье «Свободная природа, как великий живой музей, требует неотложных мер ограждения» он говорил об этической стороне защиты «очагов свободной природы», призывал дать «право жить всему живому»[12].

Таким образом, Г. А. Кожевников и А. П. Семенов-Тян-Шанский предвосхитили взгляды всемирно известных основателей экологической этики А. Швейцера и О. Леопольда: идею охраны дикой природы ради нее самой.

К сожалению, сейчас совершенно забыты труды современника Г. А. Кожевникова и А. П. Семенова-Тян-Шанского — русского философа Петра Демьяновича Успенского. В своей книге «Tertium organum», опубликованной в 1911 году, он заявил, что вся дикая природа — «гора, дерево, рыбка, капля воды, дождь, планета, огонь, — каждое в отдельности должно обладать своим сознанием»9. По его мнению, и любое дерево, и лес в целом — живое существо. Эта работа оказала большое влияние на отца экологической этики американского эколога и экофилософа Олдо Леопольда. Взгляды П. Д. Успенского натолкнули Леопольда на популярный нынче призыв: «Думай как гора». О том, что дикая природа — живое существо, говорил и легендарный верхнеуссурийский гольд Дерсу Узала, герой популярных книг русского исследователя уссурийской тайги В. К. Арсеньева. В 1902–1907 годах Арсеньев путешествовал по дикой природе Сихотэ-Алиня, а в 1921–1922 годах издал свои ставшие известными книги «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала». Эти работы внесли заметный вклад в популяризацию культа дикой природы в России. В сердца многих читателей запала знаменитая фраза Дерсу Узала, что земля, сопки, лес — «все равно люди».

Следует упомянуть также и о «природной этике» известного русского философа и анархиста П. А. Кропоткина, который в своем учении пришел к важнейшему выводу, что истоки нравственного, безусловно, лежат в природном мире.

Русские пейзажисты не могли не воспеть красоту дикой природы своей родины. Первенство в этом принадлежит А. Е. Мартынову, создавшему в начале XIX века великолепные полотна «Сибирский вид на реке Селенге» и «Байкал». Среди многих известных русских пейзажистов следует упомянуть также сибирского художника Г. И. Чорос-Чуркина. Написанные им на рубеже ХХ столетия картины «Корона Катуни», «Кедры на перевале», «Прибой на Телецком озере», «Горные вершины» и особенно «Озеро горных духов» могли бы вдохновить особую российскую пейзажную школу на манер американской школы Скалистых гор или школы реки Гудзон (подтолкнувших американцев к созданию национальных парков). К сожалению, талантливый художник был репрессирован и расстрелян в 1937 году, а его картины долгое время находились под запретом.

Николай Щербина, малоизвестный поэт середины ХIХ века, первым в отечественной поэзии и за восемьдесят лет до А. Швейцера провозгласил в своих стихах принцип благоговения перед жизнью:

Боюсь раздавить я ногоюЧервя, что ползет под травоюСияньем тепла наслаждаться;      Исполнен вниманьем      Для всякой летающей крошки,      И, груди сдержав колыханье,      В себя не втяну я дыханьем      В лучах затерявшейся мошки[13].

Как и святой Франциск Ассизский, поэт видит в каждом живом существе и природном объекте «или друга, или брата», чует «повсюду живущего Бога» и обнимает «чувством широким» «сродную жизнь и стремленье всех сущих».

К сожалению, благоговейное отношение к дикой природе по известным политическим причинам не возобладало в культурных и научных традициях России и Советского Союза. Победил пафос «переделывания» и «покорения» природы. Лишь сейчас мы постепенно начинаем ощущать горечь потери и возвращаться к культурным истокам. Не поздно ли?