Снобы - Джулиан Феллоуз

– Я слышал об этом, – сказал я.

Саймон поднял на меня взгляд:

– Да? От кого? Не от Эдит?

Я покачал головой:

– От матери Чарльза.

Я заметил, что ему было нелегко это проглотить – что вполне объяснимо, – но одновременно с краской стыда за то, что его раскрыли, постепенно заливающей лицо Саймона, на этом лице появилась несмелая улыбка, которая сказала мне, что он испытывает некое зловещее удовольствие от того, что стал центральной фигурой в том, что, как я вскоре выяснил, он воспринимал как романтическую драму. У меня еще больше упало сердце, когда я осознал, что извращенное актерское удовольствие от трагедии очень скоро научит Саймона наслаждаться дурной славой. – Чарльз знает?

– Не знал, когда я уезжал. А должен? Там есть о чем ему знать?

Саймона так легко не поймаешь. Он тихо рассмеялся и пожал плечами, наливая себе еще глоток. Я принял максимально родительский вид:

– Саймон, не устраивай здесь бардака.

Но он опять только улыбнулся и подмигнул с приводящей в бешенство уверенностью в своей сексуальной привлекательности человека, которому никогда не отказывают и который считает, что законы морали изобретены для простых смертных. Кажется, единственное, что мне оставалось, это обратиться к лучшей стороне его «я».

– Эдит – моя старая подруга.

– Я знаю.

– Не хочу видеть, как ее делают несчастной.

– Это сейчас она несчастна.

Доля правды в этом была, но значительно меньшая, чем догадывались он или Эдит.

– Она еще и в половину не настолько несчастна, насколько будет, если ты начнешь устраивать дурацкие скандальчики только потому, что она подвернулась под руку, а тебе скучно.

Он снова улыбнулся и пожал плечами. Естественно, я ничего этим не добился, ведь мало что могло доставить Саймону большее удовольствие, чем когда его просят отвратить ослепительные лучи своего гибельного очарования от беззащитной жертвы. И вот я стою перед ним и умоляю Всемогущего Властелина пощадить несчастную девицу. Он был в восторге. Я попробовал еще один, несколько нечестный способ:

– А как же твоя жена?

– А при чем здесь она?

– Она не огорчится?

Это, к моему удовольствию, все-таки заставило его почувствовать смутную тревогу – или по крайней мере раздражение.

– А кто ей скажет? Ты не скажешь.

Это была правда, и какое-то время я думал, не делаю ли я из мухи слона, и тут я услышал стук по стеклу за моей спиной. Я оглянулся и к великому своему изумлению увидел, как Эдит (шарф из «Гермес» легко окутывал ее голову), стучится в окно, как Кэти Эрншоу, умоляя впустить ее в дом в эту бурную ночь. Но Хитклифф из Саймона был никакой, поэтому я, а не он, вскочил и отпер заднюю дверь.

– Черт возьми, что ты здесь делаешь? – спросил я, но она протиснулась мимо меня и подошла к плите погреть руки.

– Только ты еще меня не отчитывай. На сегодня мне уже хватит, уверяю тебя.

– Чарльз знает?

– А как же. Эрик ему сказал.

– А он знает, что ты здесь? И почему, бога ради, ты здесь? Ты хочешь совсем все испортить?

Все это время Саймон не двигался и не произнес ни слова. А сейчас, крайне демонстративно, он встал со стула, поставил стакан, подошел к Эдит и медленно, для меня – чтобы я полюбовался, я так понимаю, – заключил ее в свои объятия, наклонился и поцеловал ее в губы медленным, влажным, жаждущим движением современной кинозвезды при поцелуе на крупном плане.

Со стороны казалось, что он пытается съесть ее язык. Какое-то время я следил, как двигаются их головы, а за ними, как призраков в палатке Ричарда III, я увидел Чарльза, его мать и несчастную миссис Лэвери, чьи мечты сгорали дотла на кухне деревенского домика в Суссексе, прямо на моих глазах. А за ними – более расплывчатые фигуры Камноров, старой леди Тенби и ее дочерей, и всех остальных, кто будет в восторге от сплетни и втайне (или не таясь) порадуется катастрофе, которую осуществляют сейчас эти два дурака.

– Ну? – спросила Адела, которой я обещал отрапортовать перед тем, как улечься спать. Она повернулась в кровати, моргая, чтобы сосредоточиться.

– Безнадежно.

– И слушать не стал?

– Боюсь, он получает от этого колоссальное удовольствие. Во всяком случае, не так уж много я успел сказать. Я только начал, когда появилась Эдит. Она сейчас внизу.

Секунду Адела молчала.

– А, – сказала она. А потом: – Значит, безнадежно. Бедный Чарльз.

Снова легла на подушку и поплотнее закуталась в одеяло.

Вскоре после этого я сделал предложение и получил согласие. Для меня это был довольно напряженный период, должен признаться, потому что меня представляли на суд бесконечной череде исполненных неодобрения родственников моей нареченной, большинство из которых были всерьез огорчены тем, что будущее их любимой Аделы зависит от чьей-то сценической карьеры.

– Ну, что я могу сказать. Удачи с артистическим темпераментом, – получила она совет от одной особенно неприятной тетушки.

Через пару месяцев развлечений в подобном духе мне уже отчаянно хотелось прекратить ожидание. Мы решили пожениться в апреле, и, так как погода в этом месяце славится своей непредсказуемостью, устроить церемонию в Лондоне. Как заметила Адела: «Деревенская свадьба может стать очень грязным делом».

Это было «Событие в Светской Жизни», хотя со свадьбой Бротонов оно, конечно, не могло сравниться; и все-таки каждый, кому случалось играть центральную роль в многолюдной свадьбе, не говоря уже о лондонской церемонии со всеми ее атрибутами, поймет, что у меня толком не было времени, чтобы беспокоиться об Эдит и ее menage[36] все эти несколько месяцев. Я пригласил Акфильдов и Бротонов, и, к великой радости моей тещи, они приняли приглашение. Это меня успокоило в вихре подготовки к бракосочетанию – я счел это знаком, что беда прошла стороной и безумие того августовского вечера позабыто. А затем, недели за две до самой свадьбы, мне позвонила Эдит.

– Ты пригласил Саймона? – спросила она. Я понял так, что она опасается, что может получиться неловкая ситуация, и успокоил ее.

– Нет, не пригласил. Все будет в порядке. – Я мягко рассмеялся, в надежде, что тот отвратительный вечер скоро можно будет превратить в нашу приватную шутку.

– А не мог бы?

Улыбка сползла с моего лица, последняя спасительная соломинка хрустнула и сломалась в руке.

– Нет, не мог бы, – коротко ответил я.

– Почему?

– Сама прекрасно знаешь, почему. С той стороны последовала пауза.

– Не мог бы ты оказать мне одну услугу? – Я не ответил, потому что боялся это услышать. Но она меня не пощадила. – Не мог бы ты одолжить нам свою квартиру, пока тебя не будет?

– Нет.

Голос Эдит был холодным и четким.