Зачем ловеласу жениться - Тэсса Дэр

— О, простите меня, я не понимал, — сказал он почти шепотом.

Она издала звук, похожий на всхлипывания.

Сердце его рванулось к ней навстречу, и Джосс накрыл ее руку, сжимавшую перила, своей широкой ладонью. Он был готов к тому, что она в любой момент уберет руку, но она этого не делала.

— Так вы могли бы, Хетта?.. Могла бы посочувствовать мне? — Только сейчас он понял, что уже давно хотел задать ей именно этот вопрос. И только сейчас осознал, что его непростительная грубость этим и объяснялась.

— Капитан Грейсон…

— Джосс, — поправил он ее, коснувшись другой рукой ее пылающей щеки. — Меня называют Джосс.

В этот момент из комнаты наверху донесся стон роженицы, и Хетта отшатнулась от Джосса. Они еще несколько секунд смотрели друг на друга, и в глазах Хетты Джосс прочел то, что она хотела ему сказать. Убрав ладонь с ее руки, он спросил:

— Так как же, Хетта? Ты ведь не ответила на мой вопрос…

— Боюсь, я не смогу вам помочь, — прошептала она. — Ваша скорбь, ваша желчность… Я не знаю, как лечить эти болезни.

— Хетта, я вовсе не имел в виду…

— Простите, но мне пора. — Она поднялась на несколько ступенек. — Возвращайтесь к своему бренди и не беспокойтесь. Никто сегодня не умрет.

— Я его убью, — прохрипела Люси.

Бел и София, стоявшие у кровати, обменялись тревожными взглядами. София стояла по другую сторону кровати, старательно обмахивая Люси веером, а Бел в это время меняла влажные компрессы на лбу у роженицы.

— Я убью Джереми за то, что он со мной сделал, — говорила Люси, пытаясь отдышаться в промежутке между схватками. — Неужели он не знает, как это больно?

— Ты так кричишь, что он наверняка уже все понял, — сказала мисс Осборн, вернувшаяся в комнату со стопкой полотенец.

— Вот и хорошо! — закричала Люси и тут же застонала — началась очередная схватка.

Бел заметила, как побледнела София. Наверное, она ни разу не видела рожающую женщину. Сама же Бел присутствовала при многих родах, в том числе при рождении своего племянника Джейкоба, мать которого умерла, подарив ему жизнь.

Бел была вполне осведомлена о том, как проходят роды, поэтому не могла не догадаться: с Люси что-то не так.

Обойдя кровать, она подошла к Хетте, стоявшей возле умывальника, и шепотом, чтобы ее не услышала Люси, спросила:

— Вы сказали лорду Кендаллу?

Намыливая руки, Хетта ответила:

— Нет, не сказала. А зачем? Он и так вне себя от волнения.

— А вы намерены сказать самой Люси?

— Не вижу смысла ее тревожить. — Хетта бросила взгляд на Софию. — Ваша невестка вот-вот упадет в обморок.

— Она переживает за свою подругу и за себя тоже. Зимой настанет ее очередь рожать. Сейчас она представляет, что ждет ее. Может, вы могли бы объяснить ей потом… почему у нее, вероятно, все пройдет легче?

— Может, и легче, а может, так же. — Хетта ополоснула руки, и Бел протянула ей полотенце. — Никогда ничего нельзя знать заранее. Я не могу давать вашей родственнице никаких обещаний. Доктор не дает обещаний.

— Но вы раньше принимали такие роды? Когда ребенок идет ножками вперед…

— Да, несколько раз. И в большинстве случаев исход был вполне благополучным. Как для младенца, так и для матери.

— В большинстве? — Бел похолодела. — То есть не во всех?

— Да, не во всех. — Хетта повернулась к Бел и посмотрела ей прямо в глаза. — Но с Люси и ее ребенком все будет хорошо. Я дала обещание, и я его выполню. Никто сегодня не умрет.

— Кажется, вы только что сказали, что доктор не дает обещаний.

— Да, знаю. — Хетта тихонько вздохнула. — Доктор действительно не дает. Но это обещание дала глупая и вздорная девчонка. — Хетта тут же нахмурилась и добавила: — А доктор обязан держать свое слово.

Вернувшись на свой пост в изножье кровати, Хетта приподняла простыни, чтобы посмотреть, как у Люси продвигаются дела. Бел же вернулась на свое место у изголовья и сменила компресс на лбу роженицы. Она мало что могла сделать, разве что молиться.

Сквозь стиснутые зубы роженицы вырвался очередной крик, и София вздрогнула; казалось, она вот-вот упадет в обморок. Обычно Бел завидовала элегантности Софии, ее умению держаться с достоинством и непринужденной грацией. Временами она даже ненавидела невестку за эту ее безупречную элегантность. Но сейчас, наблюдая за ней, Бел искренне ей сочувствовала.

Когда схватка закончилась, Хетта снова приподняла простыню. Оценив ситуацию, сказала:

— Люси, слушай меня внимательно. Самое трудное еще только начинается.

— Только начинается?! — возмутилась Люси. — Черт возьми, что ты имеешь в виду? Как так начинается? Ты же не хочешь сказать, что я уже столько часов…

— Ты должна хорошенько тужиться, — перебила Хетта. — Пора вытолкнуть ребенка. При следующей схватке ты должна обхватить руками колени и как следует постараться.

Следуя указаниям Хетты, Бел и София помогли Люси принять надлежащее положение. А потом все замерли в ожидании очередной схватки.

Вскоре роженица снова начала стонать, и Хетта сказала:

— Вот и хорошо. Давай же, Люси…

Люси тужилась, и у Бел едва не лопнули барабанные перепонки от оглушительного визга, сопровождавшего усилия Люси.

— Больше никаких криков, — сказала Хетта, когда боль утихла и Люси обмякла на руках Софии и Бел. — Тебе надо беречь силы.

— Сколько это продлится? — слабым голосом спросила София.

— Невозможно сказать, — ответила Хетта. — Наверное, еще несколько часов.

— О Боже!.. — простонала Люси. — Часов? Но я не могу делать это часами!

— Нет, можешь, — сказала Бел.

— Не могу, не могу! — завизжала Люси. — Я действительно не могу! Я передумала! Пойди и скажи Джереми, что я передумала! Это он виноват, что ребенок не хочет выходить! О чем я думала, когда выходила замуж за этого громадного упрямого скота? Мне надо было выйти за сына викария. Он сделал бы мне маленьких покладистых деток. Младенцев, которые не вылезают часами…

Ее гневная тирада прервалась, когда началась очередная схватка.

— Толкай его, Люси, — приказывала Хетта. — Толкай как можно сильнее.

— Когда-нибудь, — пробормотала Люси, пытаясь отдышаться в перерыве между схватками, — ты будешь рожать, Хетта, а я буду стоять у твоей кровати и вдесятеро отплачу тебе за твою бессердечную тиранию.

— Я буду только рада, Люси, если этот день когда-нибудь настанет.

На мгновение в глазах Хетты промелькнула боль. Она тут же сморгнула, чтобы скрыть слезы, но Бел все же успела их заметить и сердце ее болезненно сжалось. Из них четверых лишь Хетта держалась так, словно внутри у нее был стальной стержень. Держалась сама и заставляла держаться всех прочих. Но в конце этого дня только ей, Хетте, не придется услышать ласковых слов утешения и любви, не придется уснуть в уютных объятиях мужа.