Пусть умрёт - Юрий Григ

      - С удовольствием, – соврал Пронькин.

      - Ты, Проньин, с собой-то не равняй. Это вы, капиталисты гребаные, друг перед другом выеживаетесь – у чьей бабы ноги длиннее, сиськи больше да задница круглее. Вам можно. А я ведь всю жизнь на государевой службе спину гнул. Поди, забыл  уже, как сам-то казенную лямку тянул.

      - Нет, не забыл.

      – Зависть, Проньин, оч-чень нехорошее чувство, – сипел между тем генерал, наливая двадцатилетней выдержки коньяк в водочные рюмки.

 Завидовал генерал таким, как Проньин! Ничего не мог с собой поделать. Даром, что дослужился до четырех звездочек в ряд, даром, что занимал в текущий момент «хлебную» должность и мог торгануть, да и, чего там греха таить, только тем и занимался, что торговал всем, что плохо лежало в недрах необъятной армейской материальной части. В любой армии всегда найдется, что плохо лежит, если хозяин у армии никудышный, правда?

      И все равно завидовал.

      «Разве идет в какое-либо сравнение пусть самая-пресамая хлебная, но все равно казенная, должность с  этими, бл..., капиталистами, – думал часто генерал, – с их миллионами и миллиардами. Причем открыто тратят! Ни черта не боятся!»

      Оставалось только всякий раз успокаивать себя афористично-мстительным, гулаговским: «Ну, ничего – дело дойдет, нар на всех хватит». Тем самым не исключал наш военачальник возврат старых добрых времен, когда телефонный звонок был гораздо действеннее прикарманенных миллиардов. Мечтал и надеялся. Тем более, что веские основания для такой надежды имелись – эти богатые придурки, с упорством идиотов отказываются воспринимать всерьез, что в руководстве уже давно зреет недовольство чрезмерным разгулом демократии и капитализма».

      Само собой разумеется, Пронькин, будучи не только образованным, но, что еще важнее – человеком умным, угадывал сокровенные мысли своего приятеля и предполагаемого партнера. Он понимал – бессмысленно ожидать что-либо человеческое от дремучей солдатни, которая к тому же хлещет коньяк из водочных рюмок. И таким вот доверяют оружие массового поражения! Но приходилось принимать это как неизбежные издержки переходного периода.

      Между тем, генерал,  свято веривший, что главное не форма посуды, а содержание, залпом опорожнил стопку, сморщился, отчего стал удивительно похож на собаку китайской породы «шарпей», и продолжил свою мысль:

      – Сколько ребят погорело из-за зависти – трудно подсчитать. А Машка, Проньин... честное слово генерала... хоть и привык, но бывает, как гляну, так и проберет до костей. Ее бы вместо танков на врага – всех бы распугала. Но работница-а, я тебе скажу... Таких днем с огнем не сыщешь.

      Он вздохнул, налил себе еще рюмку, вопросительно посмотрел на гостя и, поймав отрицательный жест, опрокинул ее.

      Шумно внюхавшись в манжету своей болотного цвета сорочки, Безбородько сиплым голосом произнес:

      – Ну, как хочешь... Излагай, зачем пожаловал?

      Пронькин обвел шифрующимся взглядом кабинет и осторожно спросил:

      – Мы одни?

      – Ну, ты, Проньин, и вопросы присылаешь... – генерал покачал головой. – Да ты соображаешь что говоришь? Чтоб у генерала армии... – тут он воздел лицо к потолку с таким видом, что ни у кого не должно было остаться и тени сомнения в том, что именно там, в облаках, обитали особенные существа, под названием «генералы армии», и повторил: – чтобы в моем личном кабинете жучки завелись?! Видать, не выспался сегодня. Или заболел. Обижаешь...

      – Ну, извини, Гаврилыч, извини. Это я действительно не подумав ляпнул... Тут одно мероприятие состоится, – начал он, –  хотел лично пригласить.

      – Поохотиться решил?

      – Вроде того...

      – Дело хорошее, – просопел Валентин Гаврилович. – Когда?

      – Приблизительно недели через две. Только вот одна маленькая деталь...

      – Какая еще такая деталь?

      – Охота не совсем обычная намечается. И не совсем в обычном месте...

      - Ты, Проньин, вокруг да около не ходи. Говори в чем дело?

      - За границей, Валентин Гаврилович.

      - За границей... Ну и что такого, эка невидаль! В ближнем?

      - Да нет, в дальнем... Бурна-Тапу, слышал?

      - Ну, слыхал... Африка, кажись, – неуверенно протянул Валентин Гаврилович, у которого по географии в школе была твердая тройка.

      - Правильно – в Африке... Буду рад видеть.

      - Че эт тебя, на экзотику потянуло? Слона решил завалить?

      - Покруче, Гаврилыч, покруче...

      - А кто будет-то? Наши?

      - Ну, в основном все свои. Ты, Валентин Гаврилович, на всякий случай недельку зарезервируй, не пожалеешь. Охота не простая – с сюрпризом.

      - Ну ты, Марлен, даешь! Это что, как в прошлый раз с гладиаторами театр устроишь? Ловко это у тебя получилось.

      - Сам все увидишь, Валентин Гаврилыч.

      - Ну, сюрприз так сюрприз. Я сюрпризы уважаю. Телку с собой брать?

      - Валентин Гаврилович, – укоризненно протянул Пронькин, – обижаешь... В Тулу, да со своим самоваром. Уж как-нибудь позаботимся. К тому же африканские красавицы...  Темпераментные – как раз для тебя…

      - Есть еще порох, – кокетливо подтвердил красноармеец. – Значит через две недели? А билеты... э-э?..

      - Билеты на самолет и все остальное, как обычно, – доставят. Можешь не беспокоиться, – поморщившись про себя, успокоил жмота в генеральских погонах Пронькин.

      - Ты погоди, погоди. Ишь, какой швидкий... Я все-таки на службе. Дела надо раскидать. Заместителя подготовить, – важно пояснил тот.

      - Понимаю, – вошел в положение Пронькин, сделав вид, что поверил.

      - Завтра сообщу...

      Пронькин встал, собираясь уходить – уже пожаты были руки, по плечу похлопано, спрошено было «как-жена-как-дети», уже направился было к выходу, но вдруг словно вспомнил что-то и остановился, резко так, разве что по лбу себя не треснул.

      - Вот еще что, Валентин Гаврилович, дельце у меня одно небольшое, запамятовал, не серчай...

      - Докладывай, – милостиво согласился генерал.

      - Люди у меня есть, интересуются вот этим… – «доложил» Пронькин, вынув листок голубоватой бумаги из тонкой папки, которую принес собой, но до сей поры открыть так и не удосужился.

      Безбородько взял листок в руки, вернулся к столу и, сдвинув на нос очки, погрузился в чтение. Прочитав, вздохнул и, откинувшись в кресле, бросил на Пронькина лукавый взгляд.

      - С этого бы и начинал. Хитрован ты, Проньин, – манерно погрозил он пальцем. – Небольшое дельце у него… Ну да ладно. Но имей в виду – весь список не смогу. Особенно эти... смотри, в конце.

      - Какие? – придвинулся к нему Марлен Марленович и неестественно вывернул шею, чтобы было удобнее заглядывать в документ.

      - Эти вот, – ткнул пальцем генерал и промычал: – М-м-м, сколько штук?

      - Четыре...

      - Да ты что, сразу четыре! Не-е... Сразу не прокатит. И не мечтай. Сейчас все усложнилось, да и знаешь... – туманно развел он руками.

      - Пару новых, пару бэ-у, – уточнил Пронькин.

      Он полагался на свой опыт и особо не спешил сильно сокращать заказ. Подобно опытному картежнику, развернул карты веером, исподлобья глянул на партнера, поплевал на пальцы, выудил из веера козырного туза, и смачно, с оттяжкой, хлестнул им по столу: то есть, вытянул из внутреннего кармана пиджака массивную золотую ручку с полузабытым «вечным пером» и написал на клочке бумаги «5 – за весь список».

 Черный сапфир на макушке ручки соблазнительно подмигнул генералу искушающим дьявольским огнем. Пронькин не торопился – знал, что человеческая алчность, эта великая и главная движущая сила как командной, так и недоделанной рыночной экономики, неизбежно сработает. Вот почему дал генералу насладиться видом незатейливой, но полной сокровенного смысла пятой цифры натурального ряда чисел. При этом шестым чувством, присущим только рыболовам, он почувствовал момент, когда наживка была заглочена, выждал еще мгновение и тогда умело и резко «подсек» удочку.

 Скомканный листок, пущенный Пронькиным, славящимся среди друзей метким глазом и твердой рукой, по баллистической кривой полетел в корзину для бумаг. Но не успел он ее достичь, чтобы навсегда скрыть информацию, носителем коей являлся, генерал, стараясь не смотреть в глаза совратителю, уже гундосил:

      – Ну, ты это, Марлен Марленыч, дай пару деньков. Постараюсь помочь.

      - Нет вопросов, Валентин Гаврилович. Я же понимаю, всё сегодня так усложнилось. Но, как говорится, трудности на то и созданы, чтобы их преодолевать.

 Он ободряюще улыбнулся предприимчивому солдату, отсутствующий взгляд которого наглядно свидетельствовал о том, что ум его уже полностью был отдан согревающим душу вычислениям, и тихонько, чтобы не нарушить внутренней идиллии генерала, вышел из кабинета.