Признание шефа разведки - Боб Вудворд

Симмонс пришел к выводу, что Рэлстон, в чисто практических целях, являлся шпионом Инмэна в сенатском комитете по разведке и сообщал ему о деятельности и планах комитета. Как понял Симмонс, их отношения носили сугубо неофициальный, но шпионский характер, хотя, возможно, шпионаж — слишком резкое слово.

В общем-то, в этих отношениях не содержалось чего-либо противозаконного или неположенного, но все же это было неприлично, недостойно как для комитета, так и для ЦРУ, как для Рэлстона, так и для Инмэна. По своему десятилетнему опыту работы в ЦРУ в качестве оперативного сотрудника Симмонс знал, что самые лучшие шпионы не всегда понимали, что они делали. Они попадали в паутину, думая, что собирают информацию для своих, для стороны, к которой они себя причисляли.

Наиболее совершенный шпионаж — это неуловимое, прикрытое обычным общением дело, так чтобы каждый мог сказать: «Я просто выполнял мою работу». В результате повседневных подсознательных и привычных действий — чтения, разговоров, расспросов — масса информации уплывает не туда, куда надо. Афера Рэлстона являлась, возможно, не чем иным, как легкомысленным выкачиванием сведений друг у друга в личных интересах каждого.

Симмонс изложил дело Голдуотеру. Председатель комитета в конце концов решил не передавать его в министерство юстиции по ряду причин: Рэлстон, как представлялось, действовал без злого умысла; нет доказательств ущерба, причиненного национальной безопасности, если дело будет предано гласности, начнется страшная кутерьма, которая нанесет колоссальный ущерб процессу осуществления надзора и репутации комитета и, наконец, возникала проблема для Инмэна, которую Голдуотер не хотел выставлять напоказ и делать предметом пересудов. Симмонс лишил Рэлстона возможности проходить сенатскую проверку на благонадежность.

— Хорошо, — сказал Г олдуотер, полагая, очевидно, что это — достаточное наказание. Теперь Рэлстон не мог допускаться к новой проверке, даже если он попытается получить работу у какого-нибудь крупного промышленного подрядчика оборонного ведомства.

Кое-кто из сотрудников административного аппарата комитета продолжал встречаться с Рэлстоном, обедать с ним. Симмонс собрал весь персонал и разъяснил, что Рэлстон является персона нон грата и им лучше держаться от него подальше.

Сенатор Лихи был ошарашен, когда Рэлстон попросил у него рекомендацию.

В заключительном докладе Симмонс делал вывод, что это дело явилось, возможно, самой большой угрозой для секретных материалов конгресса и наверняка — сенатского комитета по разведке. Он распорядился провести полную проверку всех материалов, это тысячи документов. В результате сотрудники отдела безопасности, обшарившие все хранилища, досье и вообще все уголки помещений комитета, обнаружили сорок учтенных, но отсутствующих документов, в большинстве своем многолетней давности. Некоторые были записаны за выбывшими ответственными сотрудниками аппарата, и Симмонс решил ничего не предпринимать. Для себя он извлек несколько полезных уроков.

Несколько позже, когда Кейси пожаловался, что, как он предполагает, в комитете может произойти утечка сведений, Симмонс выступил в защиту системы их учета и хранения.

— А как с тем парнем, который перетаскал домой все документы? — спросил Кейси.

Но больше он ничего не сказал и ничего не предпринял.

Инмэн отнесся к предположению, что Рэлстон шпионил за ним, как к полнейшему абсурду. По логике вещей, шпион и его хозяин — в состряпанном сценарии, надо полагать, сам Инмэн — действуют против интересов страны, которой они призваны служить. Но Инмэн никаким другим интересам, кроме разведки США, не служил. То же можно сказать и о Рэлстоне. Конечно, Рэлстон допускал ошибки, но вреда они не принесли. То, что кто-то усмотрел в этом шпионаж, указывало на глубоко укоренившуюся язву бюрократизма. Это отражало господствующее как в ЦРУ, так и в комитетах конгресса по надзору за ним мнение, что другая сторона является противником и с ней надо обращаться как с вражеской разведывательной службой.

Отношение Кейси к комитетам по разведке отличалось простотой. Когда дело доходило до больших секретов, его инструкции были краткими: «Доступ ограничен. Никакой информации».

Рэлстон ушел, Г олдуотер лег в госпиталь почти на три месяца. Инмэн чувствовал себя отрезанным ломтем. В довершение ко всему обозреватель «Нью-Йорк тайме» Уильям Сэфайр, располагая, очевидно, какими-то сведениями, нанес Инмэну несколько прицельных ударов, назвав его «разрядником» (то есть сторонником разрядки. — Перев.), который держит под контролем Голдуотера и выступает против тайных акций. В одной из статей Сэфайр утверждал, что Инмэн «подсунул корреспондентам фальшивку о том, будто бы Израиль рекламирует ливийские группы боевиков, с тем чтобы получить повод для нанесения удара с воздуха по ядерному реактору Ливии…».

Инмэн воспринял это как выпад против него лично. Он ничего не подсовывал. Эту идею Сэфайру явно подал какой-то произраильски настроенный источник, затаивший обиду на Инмэна за его настойчивость в лишении Израиля доступа к фотографиям со спутников, которые могут использоваться при нанесении наступательных ударов, как это имело место при бомбардировке иракского ядерного реактора. Инмэн видел, что израильтяне готовы пойти на все в борьбе против Каддафи и Ливии. Собственно, Израиль, по мнению Инмэна, предпринял бы покушение на Каддафи, если бы чувствовал, что получит за это достаточное количество очков от США.

Но у Инмэна были и более мрачные подозрения о причине выпадов Сэфайра. Возможно, поводы для критики прямо или косвенно исходили от Кейси. Инмэн знал о существовании давнишних отношений между Кейси и Сэфайром, завязавшихся лет 15 тому назад. Сэфайр руководил неудачной кампанией Кейси в 1966 г. за избрание в конгресс, даже водил его к логопеду, который безуспешно пытался избавить Кейси от бормотания. В руки Инмэна случайно попало доказательство и более поздних контактов между Кейси и Сэфайром. Это был тот кусочек информации, который каждый офицер разведки откладывает в свое хранилище сведений. Один из редакторов «Нью-Йорк тайме» позвонил Инмэну по срочному делу. Он пытался дозвониться до Кейси по его личному домашнему телефону, не указанному в справочнике, но ему никто не ответил. Тот ли это номер, спросил редактор и назвал его. Инмэн удивился. Этот номер Кейси дал очень немногим людям. А он известен в «Нью-Йорк тайме».

— Так, — сказал редактор, — значит, Билл Сэфайр назвал правильный номер.

Инмэн повесил трубку.

Он не был уверен в том, что Кейси сыграл какую-то роль в нападках Сэфайра, но не мог отделаться от чувства предвзятости и подозрительности к Кейси.

Во второй день Нового, 1982 года, в 15 часов президент Рейган встретился с Дивером и Биллом Кларком на ферме Уолтера Анненберга «Саннилэндс» в Калифорнии. В течение двух с половиной часов они втроем обсуждали положение в Совете национальной безопасности. Аллен уходил в отставку. Президент решил перевести Кларка из госдепартамента на пост советника по национальной безопасности. Кларк получал прямой доступ к президенту и становился единственным представителем Белого дома по вопросам внешней политики. Все это было оговорено в записке по результатам данной встречи, подготовленной самим Кларком.

Кейси обрадовался, когда услышал об этом. Когда Рейган был губернатором Калифорнии, Кларк занимал у него должность руководителя персонала. Он являлся близким другом президента и ярым антикоммунистом.

После своего назначения Кларк попросил Инмэна посоветовать, что делать с персоналом Совета национальной безопасности. Инмэн сказал, что его надо почистить, и это особенно касается сотрудника аппарата совета по разведке Кеннета де Граффенрейда. Кларк все внимательно выслушал, но уклонился от каких-то обязующих его ответов. Инмэн понял, что отныне он находится в состоянии войны с де Граффенрейдом.

Склонностью де Граффенрейда была контрразведка, а его внимание больше всего привлекала новоизобретенная гипотеза под названием «Камуфляж, маскировка и обманные приемы», согласно которой Советский Союз прилагал большие усилия в применении этих приемов для введения противника в заблуждение. Де Граффенрейд изучал возможность того, что какая-то часть полученной Соединенными Штатами разведывательной информации, в особенности фотографии со спутников и материалы перехвата, являются следствием широких обманных маневров Советов. Как он утверждал, вполне можно предположить, что СССР подсовывает им «липу». Поскольку США ни разу не засекли ни одной, важно изучить вопрос, не проводится ли там крупномасштабная и успешная обманная операция, которая пока не обнаружена.

Инмэн верил в главный принцип Агентства национальной безопасности по таким вопросам: то, что услышано и визуально обнаружено, в основном сомнению не подлежит. Скептический подход необходим, и время от времени бывают обманные маневры, но такой глубокий скептицизм — это уже заскок. Если бы Советы воздвигали электронные и фотографические «потемкинские деревни», то у них не хватило бы ни времени, ни денег на что-либо другое. Размеры разведывательного «улова» в Советском Союзе, его характер и постоянство в течение многих лет, даже десятилетий исключали предположение де Граффенрейда. К такому выводу пришел Инмэн.