Хроника отложенного взрыва - Феликс Меркулов

— Хороший анекдот, — произнес он, успокоившись. — А что ты собираешь?

— Бомбу.

— А пейджер тебе на фига?

— Вот смотри. — Серега перевернул пейджер. Крышки у него не было. — Его я соединю со взрывателем. Чтобы привести его в действие, надо послать сообщение на пейджер. Тот выключит сигнал, замкнет контакт — и будет маленький бабах. Саму же бомбу прикрепим к днищу машины магнитом. Как говорится, простенько и со вкусом.

— Ты все-таки решил взрывать? Может, попроще как-нибудь?

— Что ты предлагаешь? — Серега посмотрел на напарника. — Нам желательно убрать сразу их обоих.

— Приказ еще не поступил.

— Поступит. Поверь моему опыту. Так вот, легче прикрепить это к машине и ждать, когда они сядут туда вдвоем.

— Они ездят каждый в своей тачке.

— Значит, надо дождаться, когда они сядут в одну… В «лендровер».

— Когда они туда сядут, — со скептицизмом в голосе произнес напарник.

— А голова нам на что? Придумаем что-нибудь.

… Вепрь лежал на кровати и ждал фиолетовых снов, которые всегда приходили в такие минуты. По телу разливалась приятная нега, каждая клеточка становилась невесомой. И лишь глаза наливались свинцом.

Он и не подозревал, что в эту самую секунду пошел обратный отсчет его жизни.

Вернее, обратный отсчет пошел в ту секунду, когда он уговорил Свету продать морфин.

Он ее все-таки уговорил!

Сначала девушка испуганно отшатнулась от камеры. Несколько минут она сидела, обхватив голову руками, не отвечая на крики Вепря. Ей было больно и обидно, как если бы котенка сначала ласково погладили, а потом неожиданно ткнули носом в дерьмо.

— Света, Светик, ты меня не так поняла. — Завораживающий голос Вепря мягко подбирался, как струйка дурмана. — Мне очень больно. Помоги мне. Но я не просто так прошу, ты мне действительно очень нравишься. И это гораздо важней. Когда я освобожусь, мы будем вместе. Ты будешь счастлива, обещаю тебе.

Потерявший было силу магнит заработал вновь.

— Ты не думай, я заплачу тебе. Двести долларов за укол.

Холодок пробежал по коже девушки. Она вдруг почувствовала, что не может отказать Вепрю, боясь оборвать возникшее между ними притяжение. Хотя он толкал ее на преступление. И за это легко можно самой оказаться по ту сторону железной двери.

Но с другой стороны, если никто не узнает…

Двести долларов — это ее зарплата почти за три месяца. И предлагал не кто-нибудь, а человек, сумевший за считанные минуты взять ее душу в заложники.

Морфин был на строгом учете, и медсестры даже не имели ключей от сейфа, где он хранился. Но сейчас, по совпадению, в шкафу в процедурном кабинете лежали две ампулы с морфином. Они предназначались для конкретного больного. Но… «Ему можно вколоть дипразин», — подумала девушка. Это тоже успокаивающее средство и тоже находилось на спецучете. Но его списать гораздо легче, чем морфин. К тому же у Светы как раз был лишний дипразин.

Она открыла сейф и взяла морфин. «Странная какая-то, — подумала девушка, разглядывая упаковку, в которой было всего две ампулы. — Нестандартная».

Одну ампулу и шприц она просунула в глазок. Вепрь сделал укол и вернул пустую ампулу вместе с использованным баяном.[7] Потом он отдал две свернутые в трубочку стодолларовые купюры.

Хранить наличные заключенным, конечно, запрещалось. Но они были. На что только не шли арестанты, чтобы пронести в камеры «зелень» и деревянные.

Целый день Света провела как на иголках. Вдруг обман раскроется. В каждом взгляде дежурного врача или инспектора ей читался немой укор. Будто они что-то знали.

Но обошлось. А вечером, перед уходом с работы, Света передала Вепрю еще одну ампулу, вновь поставив Заславскому дипразин. Четыреста долларов и ожидание большой любви приятно согрели душу.

Глава 19

Георгий показал пропуск на проходной Матросской Тишины. Контролер кивнул и открыл дверь.

В комнате для свиданий стояла табуретка и клетка. Охранник, сопровождавший Заславского, завел арестанта за решетку и посадил на лавку.

— Не закрывайте, — уверенно сказал Георгий.

Охранник кивнул и вышел.

— …Как — встретились? — Полуяхтов разъярился. — Какого хрена!

Он закричал на подчиненного, чего с ним отродясь не бывало.

— Что ж ты мне тут заливал? Ты хоть понимаешь?

— Я все понимаю, Иннокентий Тимофеевич. — Исполнитель стоял склонив голову. Он и сам был удивлен неудачей.

Взрыв генеральского гнева ошарашил и подавил его черной энергией, тем более, что был событием экстраординарным. Словно ядерный взрыв на тепловой электростанции.

— Я не знаю, что случилось, — оправдывался исполнитель. — Даю голову на отсечение, все было предусмотрено. Мы сейчас проверяем, почему не сработало.

— Значит, не все предусмотрели, — рявкнул генерал и ударил кулаком по столу. — Вон отсюда, недоумок.

Подчиненный поспешил удалиться. А Полуяхтов бессильно упал в кресло, стянул галстук, расстегнул три пуговицы рубашки и стал гладить рукой грудь в районе сердца. Он бесшумно раскрывал и закрывал рот — как рыба, выброшенная на берег.

— Как ваше самочувствие? — спросил Гольцов у Заславского.

— Спасибо, уже получше.

— Вот я гостинцы принес. — Георгий показал пакет. — Я с охраной договорился. Не будут сильно потрошить.

— Мне тут уже один приносил гостинцы. — Заславский усмехнулся и пересказал подробности визита Кости. Гольцов с интересом выслушал:

— Знакомая личность.

— Будь с ним осторожней. Зря ты это дело затеял. Я же приказывал тебе, забыл? — В голосе Заславского не было уверенности.

Гольцов перевел разговор на другую тему. Они поговорили об общих знакомых, о последних новостях на воле, о жизни вообще. Потом как-то незаметно для себя вернулись к убийству.

— Мы тут вышли на одного человека. Контр-адмирал Ермаков, — сказал Гольцов.

— Знаю. Это ему я обязан нынешним положением. Гареев — его человек, из программы «Мясник». Слышал про такую?

— Да.

— Я про нее случайно узнал. Передал документы Белугину. Тот не успел опубликовать. А на меня с тех пор товарищи из органов ополчились. Ермаков до сих пор набирает в госпиталях парней для «Мясника».

— Я знаю.

— И «дипломат» его люди сделали.

— Мы знаем, что «дипломат» Белугину должен был передать он. Но пока основная версия: кто-то подменил. Ищем этого «кого-то».

— Чушь, — резко выразился Заславский. — Зачем было так усложнять? Не хотели, чтобы документы попали? Так проще было взорвать машину, в которой ехал Белугин с этими бумагами. Или убрать самого Ермакова. Нет, это определенно либо он сам взорвал, либо точно знает, кто это сделал.

— Мы проверяли это.

— Значит, плохо проверяли. Да ему выгоднее всех было шлепнуть Белугина. Это же он после взрыва таскал вагонами в редакцию компромат на Пашку. Им надо было свалить Ткачева.

— Почему? — Гольцова интересовала версия Заславского.

— Много причин. В те годы слух прошел среди особистов, что Пашка хочет создать вместо них службу собственной безопасности в Минобороны. Бред, конечно. Никто бы ему не дал. Но тогда это выглядело правдоподобно, тем более, что Пашка дружил с Ельциным. А тот и так много дров наломал.

— Только из-за этого Белугина взорвали? С трудом верится.

— Не только. Еще из-за Чечни возня шла. Одни хотели лезть в Грозный, другие нет. Чекисты рулить всем хотели, Пашка им мешал. Ну и так далее. Я тебе этих причин с десяток накидаю. Да и у самого Ермакова рыльце в пушку. Белугин много чего против него имел. Кое-что я подбросил, кое-что другие. В общем, парень был обречен.

Заславский вздохнул. А Гольцов, глядя на него, подумал, как несправедлива бывает жизнь. Верного сторожевого пса заподозрили в растерзании невинного цыпленка и бросили на живодерню. А волки, у которых, может, до сих пор перья в зубах, гуляют по лесу и учат подрастающее поколение.

О том, чьим верным псом был Заславский, Гольцов не думал. Зачем? Несправедливость жизни все объясняла.

В тот же день вечером Полуяхтов знал, где вышла осечка. Перед ним на столе лежала сводка Главного управления исполнения наказаний, в которой сообщалось, что в больнице Матросской Тишины скончался от сердечного приступа Маковецкий Захар Иванович. К ней было подколото несколько документов и распечатка статьи в завтрашней газете «Предприниматель», которую уже поместили в Интернете.

Вчера утром в Матросской Тишине скоропостижно скончался авторитетный в определенных кругах Захар Маковецкий, больше известный в тех же кругах как Вепрь.

Бывший сержант воздушно-десантных войск и кандидат в мастера спорта по боксу, вопреки общему течению начала девяностых, когда малоизвестные спортсмены становились известными бандитами, в молодые годы пытался вести законопослушную жизнь и даже делать что-то хорошее. Он работал пожарником. Но долго на зарплате честного человека не выдержал. Его поймали на краже во время пожара в квартире крупного бизнесмена. Против Маковецкого возбудили уголовное дело. Он пытался избежать наказания тем, что с помощью дружков-боксеров «убеждал» бизнесмена и бывших коллег по работе изменить показания. Не помогло. Зато обвинительное заключение пополнилось эпизодами с нанесением тяжких телесных повреждений.