Хроника отложенного взрыва - Феликс Меркулов

— Без тебя никак. — Гольцов выдвинул стул и сел напротив товарища. Затем поведал все, что было: про письмо Войтека, про справку, решение Полонского и свой звонок Брайчуку. — Я понимаю, что меня это не красит, — сказал Георгий, имея в виду свой разговор с генералом ФСБ. — Что-то вроде дал вору дубинку против другого вора.

— С чего ты взял, что Брайчук вор?

— Да я так, образно выражаясь.

— Ты не прав. — В глазах Михальского мелькнуло озорство. — Я думаю, он честнейший человек, который дни и ночи только и думает о том, как искоренить коррупцию на Руси. А ты — дубину… вору… против вора… Стыдно, батенька.

— Я глубоко раскаиваюсь. — Гольцов улыбнулся. — Считай, что уже раскаялся. Готов взять слова обратно и помочь многоуважаемому Борису Петровичу искоренить коррупцию.

— А вот это бесполезно. Коррупция в России неискоренима, потому что вечна. К тому же с чего ты взял, что Брайчук бросит все и кинется разоблачать наших «мальчиков»? Ты уверен, что он банально не попросит свою долю? Или, предположим, действительно захочет вывести Полуяхтова с Ермаковым на чистую воду, а его по рукам хлопнут… — Михальский вопросительно посмотрел на товарища. — В верхних слоях совсем другие расклады и другие отношения. Но ты не волнуйся: ты свое дело сделал. Собрал документы, оформил, передал высокопоставленному должностному лицу, которому сам Бог велел дальше этим заниматься. Остальное не нашего ума дело. Меня, по большому счету, вообще не волнует эта торговля оружием, терроризм. Хрен с ними.

Яцек махнул рукой, будто рубанул невидимой шашкой.

— Наше дело — Заславского из тюрьмы вытаскивать! А для этого надо убийц найти.

— У нас есть два подозреваемых. Какие будут предложения?

— Смотри. — Яцек что-то быстро нарисовал на листе мелованной бумаги. Потом показал рисунок товарищу.

В центре был круг с надписью «Ермаков», соединенный жирной чертой с кругом «Полуяхтов». От них шли тонкие стрелочки к разным квадратикам, в которых были «Белугин», «Ткачев» и другие.

— Вот такая у нас получается схема, — сказал Михальский. — Вопрос: в какой из двух кругов надо ткнуть? У нас есть косвенные улики против этого… — Он показал ручкой на фамилию Ермакова. — И прямые против этого. — Ручка ткнулась в кружок «Полуяхтов». — Стоит ли доверять Моравеку?

— Не знаю. — Гольцов пожал плечами. — Моравек зол на Полуяхтова. Он хочет ему попортить кровь. Поэтому может что-то придумывать, приукрашивать.

— Понятно про мошенничество. Но зачем ему Белугина приплетать?

— Допустим, Моравек хотел так заинтересовать, чтобы следователь из России приехал наверняка. Обычного мошенничества ему показалось недостаточно: мало ли у кого счета и фирмы за границей? К тому же документальных доказательств против Полуяхтова нет. Вот и решил добавить убийство Белугина.

— Откуда он узнал про это дело?

— Бывал в России. Мог слышать, дело-то было громкое. Войтек проверил: он был в Москве незадолго перед убийством Белугина и вскоре после. Поскольку летал за счет фирмы — в командировку, авиабилеты и счета из гостиницы были в бухгалтерских документах. Так что какие-то разговоры мог слышать.

— Но такое попадание в мотив разве случайность?

— Моравек хороший аналитик, — задумчиво произнес Гольцов. — И в госбезопасности служил именно в этом качестве. Он легко мог сложить два и два. А потом что-то добавить от себя.

— Хорошо, — отрезал Михальский. — За основной мотив мы берем пиар-акцию против Ткачева и борьбу за контроль над торговлей оружием. Выгодно это Полуяхтову. Именно Служба безопасности президента контролировала «Госвооружение». Ермаков здесь постольку-поскольку.

— Но Полуяхтов, судя по тому, что у нас есть, всегда стоит за кадром и делает все чужими руками, — заметил Георгий.

— Получается эдакий профессор Мориарти, — усмехнулся Михальский. — Может, он еще и в шахматы играет?

— Поручить это дело Ермакову, мы решили, он не мог, — продолжал Гольцов. — Сам вряд ли пошел бы: слишком громкое убийство, расследование было серьезное, поэтому легко можно было засветиться. А Полуяхтов человек очень осторожный и умный.

— И ведь не засветился.

— Разве? В конце концов мы же вышли и на Ермакова, и на Полуяхтова. И следователи могли бы выйти, если бы хотели. Можно сказать, что организаторам убийства удалось, используя свои связи, направить расследование в нужное русло. Но долго держать ситуацию под контролем сложно. Рано или поздно может бумерангом ударить. Полуяхтов должен был это учесть.

— Опять двадцать пять. Замкнутый круг. Один не взялся бы, а другому не так уж и надо. Так договоримся до того, что новых подозреваемых будем искать.

— А что ты предлагаешь? — спросил Гольцов.

— С ним надо серьезно поговорить. — Михальский ткнул ручкой в круг «Ермаков». — Если он и не убивал, то знает убийцу. То есть Полуяхтова. А значит, может помочь в расследовании. И главное — до него нам сейчас легче дотянуться.

— Блестящая идея. — В голосе Гольцова прозвучал сарказм. — Он, как только увидит нас, упадет на колени и во всем сознается.

— Упадет и сознается, — твердо повторил Яцек. — Зря ты иронизируешь. К каждому человеку можно подобрать ключик.

— Есть конкретные предложения?

— Есть. У меня тут, понимаешь, часть клиентов отказались от сотрудничества. Высвободилось несколько подразделений. Ну я и дал им задание последить за Ермаковым, чтобы ребята не простаивали.

На улице было очень темно, когда Ксения вышла из библиотеки. Девушка сжалась и засеменила по дорожке. На пустыре рядом с библиотекой двигались две тени на фоне белого снега: какой-то мужчина играл с овчаркой. Он что-то держал в вытянутой руке, а она подпрыгивала.

«Какой ужас! — испуганно подумала Ксения. — «Сейчас как набросится! Почему им разрешают выходить с собакой без поводка? Безобразие!»

Дорожка к остановке была скользкой: из-за оттепели в Москве снег то таял, то замерзал, превращаясь в серую ледяную корочку. Девушка быстро семенила, стараясь не упасть, и с опаской косилась в сторону мужчины. «Кто его знает, может, это и есть Васька», — думала она, хотя часто видела этого мужчину. Он жил рядом и часто выгуливал на этом пустыре собаку. Но каждый раз Ксения боялась его и негодовала по поводу свободно бегающей собаки.

— Девушка, вы далеко идете, вас не проводить? — услышала она неожиданно голос и повернулась в другую сторону. Справа от нее стоял молодой мужчина в длинном кашемировом пальто и меховой кепочке.

«Откуда он ваялся? — испуганно подумала Ксения. За спиной мужчины метрах в пяти росли ели. — Неужели за ними прятался? Или с рынка шел? Или читатель?» Варианты пронеслись в голове один за другим.

— Нет-нет, — поспешно произнесла она и пошла дальше.

Внезапно мужчина схватил ее за руку и крепко сжал пальцы.

— Стоять, — прошипел он. — Идем со мной.

Он потянул ее куда-то в сторону. Страх парализовал волю девушки, она покорно поплелась за ним. Впереди, метрах в сорока, темнели гаражи.

В сумочке Ксении лежал электрошок. Но она трусила даже доставать его: вдруг преступник вырвет прибор и использует против нее же.

— Не бойся, — сказал неизвестный. — Сейчас развлечемся. Получишь удовольствие. Все бабы хотят одного. Только они дуры, боятся собственных желаний. Но им по херу, с кем трахаться, они только недотрог из себя строят. Уж я-то знаю. Меня, кстати, Василий зовут. Тебя как?

— Ксения. — Голос девушки дрогнул. Она шла будто в тумане.

— Не дрейфь, Ксения. Мы еще с тобой подружимся. Будешь ко мне на свидания бегать. Да я тебе заплачу. Ты работаешь в библиотеке или почитать пришла?

Васька говорил непринужденно, как будто действительно кадрил девушку, а не вел за гаражи насиловать.

— Работаю, — ответила Ксения.

— И много платят?

— Мало.

— Вот. А я тебе стольник за минет заплачу.

— Не надо, пожалуйста…

— Не надо стольник? Бесплатно, что ли, хочешь работать? Не-е, ты не права. Любой труд должен оплачиваться.

Многие маньяки-насильники набрасываются на жертву без всяких разговоров и делают свое гнусное дело молча. Васька был не такой. Он любил поговорить. Сам процесс изнасилования его интересовал постольку-поскольку: приятно, конечно, но только ради этого не стоило бодягу разводить. Главный кайф он получал, когда ломал волю жертвы. Это действительно было наслаждение для истинных гурманов: покорная девушка шла рядом, и с ней можно было сделать все что захочешь. Держать в руках мягкое, как тесто, тело красавицы — вот высшее счастье. Мольбы и слезы, сопротивление и крики, рассказы про горькую жизнь с целью разжалобить — все только распаляло Ваську, добавляя маленькие частички удовольствия в палитру сладостных переживаний.

— Я не хочу, отпустите меня, пожалуйста… — прошептала Ксения.