Стихотворения - Всеволод Рождественский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
318. «Лежала, сумраком полна…»
Лежала, сумраком полна,В лесу слепая тишина,Еще лишенные души,Молчали елок шалаши,А от земли струился зной,Смолистый, душный и хмельной.Надолго ль? Ветер налетит,Лес, пробудясь, заговорит,И побежит, шурша, смеясь,Его листвы живая вязь…В лесу без ветра жизни нет.Он и душа его и свет.
Июль 1972319. «Прислушайся к песне старинной…»
Прислушайся к песне старинной,Где слиты и радость, и грусть.В дороге, и трудной, и длинной,Ей душу оставила Русь.
Прислушайся к памяти давней,Где в самых глубинах, на дне,Всё так же поет ЯрославнаВ Путивле на древней стене.
Летит ее песня зегзицейВ степную безвестную даль,Живой зажигая зарницейИзвечной разлуки печаль.
И мнится — я сам в чистом поле,Стрелой половецкой пронзен,Лежу в безысходной неволеИ слышу ту песню сквозь сон.
И кровь моя тихо струится,Один я — зови не зови!Откликнись, откликнись, зегзица,На горестный голос любви!
Живая, извечно живая,Знакомая сердцу до слез,Лети с журавлиною стаейНад Родиной светлых берез,
Над древней, над свежею новьюЛети в нескончаемый путь,Прильни к моему изголовьюИль дождиком брызни на грудь.
Отдай мне певучие руки —Напиться добра и тепла.Не будет с тобою разлуки,Куда бы судьба ни вела!
Июль 1972320. «Всю ночь шуршало и шумело…»
Всю ночь шуршало и шумело,Шептало, в темень уходя,Текло, срывалось, шелестелоИ что-то мне сказать хотело Под шум дождя, под шум дождя.
И мнилось мне, что кто-то, строгоДням отшумевшим счет ведя,Стоит у темного порогаНеотвратимо, как тревога, Под шум дождя, под шум дождя.
Рассвет туманно разгорался,И умоляя, и стыдя,А я понять его старался,Я засыпал и просыпался Под шум дождя, под шум дождя
Август 1972321. «Это было… Когда это было?..»
Это было… Когда это было?Не увидишь, не вспомнишь потом…За окошком околица стыла,Мутный снег завивался столбом,
И, подернуты пеплом пушистым,Рдели угли в притихшей печи,Рассыпая последние искрыУ моей одинокой свечи.
Расставания час или встречи?Кто поверить бы этому мог…Для чего же ты кутала плечиВ оренбургский пуховый платок,
Для чего без единого словаНа огонь ты глядела сквозь сон,Большеглазою фрескою Пскова,Темным ликом угасших времен?
И горел неотступно, как совесть,Твой широко распахнутый взор,И была недочитанной повестьПрошлой жизни — судьбе не в укор.
Безысходная женская жалость,Безнадежность понять и помочь…Вот и всё, что от пепла осталосьВ эту ночь, в эту вьюжную ночь!
Октябрь 1972322. «Вижу себя уже издали…»
Вижу себя уже издали —Как эти дни далеки! —Где-то у маленькой пристаниСеверной русской реки.
Вот у обрыва песчаногоЗаводь с названием Лось.Словно родиться мне зановоВ этих краях довелось.
Сколько дорог ни исхожено,То, что на долю дано,Камешком гладким положеноВ светлую отмель на дно.
Неумолимо течениеГде-то проходит над ним,А водяные растенияСтелют зеленый свой дым.
Вот и туман, застилающийРощ и лугов окоем,Вот и закат, догорающийВ сердце вечернем моем…
Трав духовитых дыхание,Берег, стрекозы и зной,Даже в минуты прощанияВы остаетесь со мной.
Нет вам ни срока, ни времени,Памяти добрые сны,—Навек от русского племениВы мне в наследство даны!
1972323. ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ВЕК
Я пью, друзья, до дна. Я пью из хрусталя,Седого столько лет от встреч, разлук, свиданий,Приятельских пиров и гордых восклицаний…Я пью, прощальный тост с содружеством деля.
Вино Грядущего отныне бродит в нас.Пылай, старинный прах, вставай костром высоко!Я, сверстник Октября и современник Блока,В твое лицо взглянуть хочу в последний раз.
Тебя ль, о век отцов, корить за то, что тыПорою был жесток, порою прост и пылок,Что шелестом бумаг и лязганьем бутылокТы ограждал себя от грозной пустоты?
Ты мил мне юностью, не ведающей зла,И я любил твои наивные пристрастья:Охоты и балы, запретной встречи счастье,Горячку и озноб зеленого стола.
Какой-то тайный смысл неоспоримо естьВ девичьих дневниках, в скитании без цели,В бессоннице стихов, в мальчишеской дуэли,В сухом, как взвод курка, и четком слове честь.
Мне грустно, что теперь не надо похищатьНа тройке бешеной невест голубоглазых,Что в рудники Читы, в картежный полк КавказаНам больше не пришлет благословенья мать.
Что не умеем мы поверить до конца,Как Герцен некогда, огню высокой клятвы,Что, ратуя со злом, не собираем жатвыРаздумий дедовских, не носим их кольца.
Что слишком горек нам гусарской трубки дым,Что уж не любим мы чувствительных прогулокИ писем юности на дне своих шкатулок,Как и заветных слов, уж больше не храним.
Жил этот странный век, надеждами дыша…Но есть всему черед, времен круговращенье,И холод поздних лет нам обостряет зренье,И, словно старый сад, растет у нас душа.
Мой день глядит в зарю. Мне прошлого не жаль,Но поднял я бокал за право человекаЛюбить отцовский дом, закатный гребень векаИ вместе с ним разбить заздравный свой хрусталь.
1932 (?) — <1973>324. «Ты пришел откуда?..»
Ты пришел откуда?Как тебе я рад,Вереск Робин Гуда,Верный друг баллад!
На груди болота,Прячась под кусты,В память Вальтер СкоттаРозовеешь ты.
Вот бы жарким летом,Расстегнув камзол,Сесть мне с баронетомЗа дубовый стол!
Пусть жужжит с опушкиЗалетевший шмель,А в тяжелой кружкеЗолотится эль…
Я вернулся в детство,В мир заветных книг,И беру в наследствоТам, где брать привык.
Стану ли жалеть я,Что вот в этот часПолтора столетьяРазделяют нас?
Времени не сталоДля моей мечты.Всё она сказала.Что же скажешь ты?
1 июня 1973325. «Ну как же я тебя найду?..»
Ну как же я тебя найду?Ведь мир не так уж прост.Найди единую звездуСредь миллиона звезд!
Для взора все они равны,Но есть средь них одна,Ровесница моей весны,Прозрачная до дна.
Что свет чужой, чужая тьма,Когда к ней нет пути…Вот если бы она самаМогла меня найти!
Пускай подаст мне тайный знак,Поможет отгадать.Тогда б я мог сквозь этот мракЕе сестрой назвать.
Среди бесчисленных светилМы, путь свершая свой,Вошли б в круженье вечных силЗвездой, двойной звездой!
Июнь 1973326. «Бывает так, — слабеет тело…»
Бывает так, — слабеет телоИ тают годы, словно дым,А сердце… нет, не постарело,Осталось тем же, молодым.
Непостижимая загадка!Ну что ж! Охотно признаюВсе нарушения порядкаВ извечно слаженном строю.
Июль 1973327. «То ли пчелы гудели невнятно…»
