Тетрадь с гоблинами - Дмитрий Перцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чувствуя, что до потери сознания осталось недолго, я набрал код домофона, оставляя на цифрах кровавый след. Мама была в спальне, но я знал, что она не спит. Прополз в комнату и успел закрыться, пока она меня не увидела.
– Сынок, как ты? – спросила мама, подойдя к двери. – Я ведь переживала…
Я взял телефон и набрал эсэмэску. Из-за крови сенсорный экран тупил, нажимались не те клавиши, но все-таки получилось: “Все норм, мам. Я спать”. Я открыл шкаф и услышал шипящего Ульфира:
– Што-о-о ж-же они сделали, – и после паузы: – Спи-и-и-и.
И я уснул.
* * *
Такие сны мне в жизни не снились. Хотя нет, вру, в прошлом году, накануне Пасхи, нечто подобное было: что-то чудесное про женскую раздевалку, в этом стиле. А нынче – ух, слов не хватает. Я примерил на себя костюмы суперагента, рыцаря, великого любовника, генерала подводных войск, трубадура на марсианском фестивале музыки. Я даже стал героем Орвандии, одолев боевой магией зеленощеких пришельцев.
Проснувшись, я обнаружил, что шторы задернуты, а на краю моей постели сидит Ульфир.
– Доброе утр-р-р-ро, – сказал он.
– Доброе, – потянулся я. – Ох, Ульфир, знал бы ты, что я вчера делал!..
– Што?
И я вспомнил что. Я кинулся к зеркалу и увидел в нем свое чистое лицо, без малейшей царапинки. Ничего не болело. Наоборот: тело приятно ныло, как после тайского массажа.
– Ж-ж-живой, ты ж-ж-ж-живой.
– Как это получилось? – я ощупал скулы и бровь, не веря своим рукам.
– Ты – юный Ригори. Ты исцелил себя. А Ульфир сделал сновидения юному Ригори. Это дар Ульфира. Ты сможешь создавать заклятия, вспоминая об этих снах.
– Так вот как работает магия? Вспоминаешь, что приснилось, и вуаля?
Ульфир не ответил.
– Дай-ка попробую.
Я сфокусировался на той самой раздевалке, и ничего не произошло. Подумал о себе в образе трубадура, и – тоже ничего.
– Ладно, в следующий раз, – сказал я. – С этой вашей магией что-то точно не так.
Ульфир не ответил, но продолжал меня разглядывать.
– Ульфир, а в чей сон ты проник первый раз?
– Строителя Обители ночных птиц. Ульфир родился в его сне. Ульфир жил там, а потом долго не жил. А потом он жил в других снах. Других, кто жил в Обители ночных птиц.
– Последним был Стивен?
Ульфир посмотрел на меня огромными растерянными глазами.
– Во снах он называет себя по-разному, но чаще… Сейчас Ульфир вспомнит. Ульфир вспомнил. Толян его зовут. А потом он пугался Ульфира и просыпался. Чаще ему снилось, что он…
– Стоп. Не хочу знать, что снится Стивену. Расскажи лучше про Строителя.
– Дитя ночи. Душа его мрачна, сердце не видать за пеленой черного тумана, а ужас в его снах ужаснее самого ужасного Ульфира. И душа его печальна, а печаль в его снах печальнее самого печального Ульфира. Я родился там.
– Он плохой?
– Дитя ночи – это дитя ночи. Какая ночь? Злая или спокойная? Таков и он. Ульфир устал, маленький Ригори. Ульфир хочет спрятаться вот здесь, – он залез в шкаф и засопел.
– Ну и фиг с тобой, болван, – сказал я, закрыв дверцу. – Спокойной ночи-утра.
Я потянулся, да так сильно, что ногу свело. Потом посидел, глядя на носок. Открыл занавески. В окно я увидел желто-белое солнце, похожее на яичницу. По такому поводу я решил вбить пару яиц в сковородку да сварить сосиску, и уже отправился на кухню, но вдруг раздался звонок в дверь. Мама и Мелкий ушли в детский сад, поэтому кандидат на открывание оставался один. Я нехотя подошел к двери и посмотрел в глазок. Думал, нежданным гостем окажется какая-то коммунальная служба. Но на лестничной клетке стояло нечто омерзительнее.
Как его там?..
Точно.
Коломка Леопард Леопардович.
Зачем он явился, бывший начальник мамы? Чтобы третировать ее лично? Он позвонил еще раз. Затем постучал. Я решил не открывать. Он постучал сильнее. Вот неугомонный! Я сделал шаг назад, наткнулся на табуретку, чуть не упал, схватился за вешалку, она оторвалась, и я все-таки упал, а на меня свалились мамины шляпки.
Блин, спалился.
Коломка снова забарабанил, еще злее. Я вынырнул из шляп и повернул защелку. Дверь открылась. На меня уставились кроличьи глазки. Под ними были красноватые, в угрях, щеки и сколотый под ехидной ухмылкой зуб.
– Открывать старшим не учили? – пропищал Коломка. Леопард хренов. Низкий толстый человек с лысиной самого премерзкого вида. Две потные волосинки, которые он постоянно приглаживал толстой рукой, украшали похожую на стертый новогодний шарик башку. Мне в голову лезли переводы его фраз на правдивый язык. «Открывать старшим не учили» – переводилось как: «Почему вонючка не может зайти?»
– Меня только тишине и благоразумию обучали-с, – сказал я.
– Это в школе юмористов, что ли? Требуй вернуть деньги. Мать где?
«В детстве меня обижали, поэтому я и вырос таким» – перевел я. Коломка беспардонно перешагнул через порог и, посмотрев в зеркало, еще плотнее прижал волосинки к своей лысине.
– Ее нет дома.
– Мать где? – повторил он, не меняя тона.
– Говорю ж: нету дома. Не знаю где.
– А ты что это, женские шмотки меряешь? – Он кивнул на шляпы. – Брось этот фетиш. Тебя как зовут?
– Дима.
– Ага. Вот скажи мне, Дима, что такое справедливость – ты в курсе?
– Да. Наслышан.
– А о необходимости возвращать долги? – Я промолчал. – Что молчишь? Не понимаешь, о чем речь? Вот и мать твоя не понимает. Ты не серчай, я зла на тебя не держу. Но несправедливости в свой адрес терпеть не собираюсь.
Как же мне хотелось, чтобы сработала магия! Нет, безусловно, я мог бы взять одну из вешалок и повесить на нее Леопарда вместо пальто, но кишка-то тонка. Да и с полицией потом разбираться…
– Ты где, алло? В облаках витаешь? Слышал, что я тебе сказал?
Леопард подошел близко, обдав меня запахом пота.
– Слышал.
– Вот и славно.
Он начал что-то насвистывать, глядя на меня в упор. Еще и встал грязным ботинком на ковер. Как поступать в таких случаях – я не знаю. Тут либо магия, либо ничего (вот я зажрался, да?). Я ждал, когда он свалит к чертовому черту. О! К Безымянным, да! Туда ему дорога.
