Лабиринт Осириса - Пол Сассман

Бен-Рой склонился набок и оперся локтем о ручку скамьи. Он вдруг понял, что вспоминает свою потерю – погибшую пять лет назад во время теракта невесту Галю. Добрые слова соболезнования и сочувствия почему-то делали ему только больнее, сильнее подчеркивали чудовищность свалившейся на него трагедии. Он по собственному опыту знал, что ни речи, ни молитвы, ни цветы не избавляли от страдания. В такой ситуации человек остается наедине с собой и должен бороться самостоятельно. Горе, когда все уже сделано и сказано, глубоко личная территория.

– Я с тобой, если понадоблюсь, – запинаясь, произнес он.

– Спасибо, ты добрый друг.

Они помолчали, но это была не та неловкая пауза, что несколько минут назад. Теперь они молчали как люди, которые ценят общество друг друга и достаточно уверены в товарище, чтобы не вымучивать слова, если особенно нечего сказать. Мимо, постукивая палкой по тротуару, прошел старик хареди. Через мгновение послышался шелестящий звук – со стороны Яффы показался новомодный иерусалимский трамвай, его стеклянно-серебристый корпус плохо вязался с разрушающимися зданиями бывшей подмандатной территории. Старое и новое, прошлое и настоящее, древнее и современное – такое впечатление, что в Иерусалиме одно перетекает в другое.

– Ты хотел меня о чем-то попросить, – напомнил Бен-Рою Халифа.

– Прости?

– Что-то в связи с расследованием, которым ты теперь занимаешься.

Бен-Рой совершенно забыл, зачем позвонил египтянину. После того, что он услышал, то дело показалось совершенно неважным. Да и неловко просить Халифу о помощи, когда у него такое горе. Он пойдет официальным путем и подсунет задачу кому-нибудь еще. Это, конечно, замедлит процесс, но не велика беда. Даже Бен-Рой признавал, что бывают моменты, когда надо немного тормознуться (жаль только, что он забывал об этом, когда жил с Сарой).

– Забудь, – сказал он в трубку.

– Давай, Бен-Рой, выкладывай.

– Да ничего особенного. Предлог, чтобы позвонить.

– Точно?

– Точно.

Они еще помолчали. Свистящий звук приближающегося по рельсам трамвая нарастал. Затем Халифа сказал, что ему пора идти.

– Не хочу надолго оставлять Зенаб одну.

– Конечно, я понимаю. Передай ей мои наилучшие пожелания. Я так вам сочувствую.

– Спасибо, мой друг.

– Надо постараться общаться почаще.

– Согласен. – Халифа немного поколебался и добавил: – Рад был тебя слышать, вонючий еврейский ублюдок.

Бен-Рой улыбнулся:

– А я тебя, наглый мусульманский сам знаешь кто.

Они пообещали друг другу звонить, попрощались, Бен-Рой опустил телефон и уже готов был нажать на кнопку разъединения, но вдруг передумал.

– Халифа!

Когда четыре года назад он, убитый горем после смерти невесты, был на дне пропасти отчаяния, Халифа втянул его в расследование дела Анны Шлегель. И с этого момента к нему стали возвращаться силы и смысл жизни. Сейчас ситуация была, конечно, иной, но как знать, может, он сумеет отплатить услугой за услугу. Бен-Рой сомневался, что вытащит из пропасти друга. Потеря сына – Боже, какая же это бездонная пучина! Но работа хотя бы развеет Халифу. Ничего иного, чтобы помочь товарищу, израильтянин придумать не мог.

– Есть кое-что, чем ты мне можешь помочь.

– Говори.

«Баррен», «Немезида», Синайский путь, полет Клейнберг в Александрию – за все эти египетские ниточки можно было потянуть иными способами. Но одна была словно предназначена для Халифы.

– Ты не слышал о таком типе, Самюэле Пинскере?

Египтянин не слышал.

– Британский горный инженер, пропал в Луксоре в начале двадцатого века. Его тело было обнаружено в гробнице в тысяча девятьсот семьдесят втором году.

– Я заинтригован.

– Я тоже. Это дело, похоже, связано с убийством, которое я сейчас расследую, хотя понятия не имею, как и почему. Вот я и подумал, поскольку ты в Луксоре…

– Хорошо, покопаюсь.

– Только смотри, если у тебя и без меня дел невпроворот…

– Нет-нет, буду рад помочь. Пришли детали.

– Немедленно отправлю электронной почтой. Но ты, правда, не трать много времени. Только…

– Только раскрыть за тебя дело?

Бен-Рой усмехнулся.

– Вот именно.

Он несколько мгновений помолчал, глядя на Старый город, монументальные стены которого отсвечивали оранжевым в свете обрамляющих их фонарей. И вдруг, движимый внезапно нахлынувшим потоком теплых чувств к старому другу, пробормотал:

– Халифа, а как ты относишься к тому, чтобы снова вместе поработать? Ты и я – команда «А», как в прежние времена?

Ответ египтянина был не таким жизнерадостным.

– Ничего больше не будет, как в прежние времена. Они ушли навсегда. Я свяжусь с тобой, как только что-нибудь обнаружу.

На этом он кончил разговор и разъединился.

Часть вторая

Пять дней спустя

Заботься о малом, а большое само о себе позаботится.

Так учили меня родители, и я до сих пор живу по этому правилу. Занимаюсь малым – ежедневной рутиной – и рассчитываю, что связанное с зачисткой в соборе как-нибудь утрясется само собой. Это как будто и происходит: никаких телефонных звонков, никаких неожиданных визитов и докучливых контактов с незнакомцами. Похоже, пыль оседает. Обычно пыль мне не нравится, но в данном случае пыль – это даже неплохо.

Родители очень сильно на меня повлияли и продолжают влиять – каждый по-своему, к худу или к добру. Я часто слышу их голоса. И запах – ощущаю их запах. У меня всегда было острое обоняние, поэтому запах моих стариков крепко засел в моей памяти. Вот почему в соборе против обычной практики, когда толстуха была водворена под стол, мне захотелось немного полежать рядом. Свернуться подле нее в темноте, прижаться лицом и вдыхать восхитительный миндальный запах волос. Было почти такое чувство, словно ко мне вернулась мать, и это меня ободряло. Хотя за семью давно отвечаю я, и никто другой, мне все-таки время от времени требуется поддержка. Чтобы знать, что делаю все, что в моих силах.

А сейчас, когда требуется принять решение, мне это нужно больше, чем обычно. Очень важное решение – гораздо важнее того, в соборе, когда пришлось провести зачистку раньше, чем планировалось. Решение, от которого зависит будущее семьи.

Правильное решение, и будущее семьи надежно. Ошибка, и…

В каком-то смысле выбор уже сделан, но я продолжаю тревожиться. Раздумываю, как бы поступили родители в моем положении. Они, как и я, ставили семью превыше всего, но все-таки действовать внутри собственного окружения – вещь неслыханная. Такова дилемма долга. Не только подчинение, но и выбор – кому подчиняться. И по какой причине.

Традиция не учит меня, как справиться с проблемой. Я не могу опереться на прецедент. Взываю к моим предшественникам, но они не отвечают. Знаю, как до́лжно поступить для благополучия семьи, и все же продолжаю волноваться.

Но не сомневаюсь по крайней мере в одном: если (и когда) придется действовать, удавкой я не воспользуюсь. На этот раз потребуется осторожность еще большая, чем обычно.

А теперь мне пора. Надо кое-чем заняться. Рутиной. Малым. А большое, будем надеяться, решится само собой.

Пустыня Негев, Израиль

Бегун двигался быстро, пересекая залитую лунным светом пустыню с резвостью пантеры. Но то и дело останавливался, окидывал взглядом каменистые склоны и прислушивался. Затем продолжал путь, направляясь на возвышающийся над местностью крутой холм с плоской вершиной. Оказавшись у подножия, опять остановился, на этот раз надольше, перевел дыхание и принялся энергично подниматься, хотя его присутствие выдавал лишь едва различимый шорох кроссовок по гравию. На вершине он достал из рюкзака «глок» и, держа оружие перед собой и поводя глазами из стороны в сторону, направился к дальнему краю.

Местность с этой стороны круто понижалась каменными полками к асфальтированной нити шоссе номер сорок. Цель его путешествия сидела на верхнем уступе – голова чуть набок, глаза закрыты, в ушах гарнитура айпода.

Мгновение мужчина смотрел на нее. Носки кроссовок в нескольких сантиметрах от копны ее волос. Он слышал пробивающиеся из наушников звуки музыки. Усмехнувшись, наклонился и свободной рукой зачерпнул горсть гравия. Навел «глок» и приготовился неспешно сыпать гравий ей на волосы.

Женщина метнулась так быстро, что он не успел засечь ее движение. Только что она сидела на камнях под ним и вот уже вскочила на ноги и каким-то образом одновременно освободилась от наушников. Он отшатнулся, пытаясь избежать контакта, но его запястье уже оказалось в тисках захвата. Другой рукой женщина схватила его за джемпер и сдернула с выступа. Короткий, невероятный миг он чувствовал, что парит в воздухе, словно цирковой акробат, затем шлепнулся на спину – достаточно крепко, чтобы перехватило дыхание, но не настолько сильно, чтобы что-нибудь сломать. Нога прижала его запястье к земле, а в дюйме от переносицы возник другой «глок». Из болтающихся наушников доносилась приглушенная музыка: «Дыши» группы «Пинк флойд».