Охота на овец - Харуки Мураками

Я вымыл посуду, соскреб приставший к раковине яичный желток, после чего добрые пять минут чистил зубы. Затем, поколебавшись изрядно, решил-таки сбрить бороду и усы. В шкафчике над раковиной я обнаружил почти совсем новые крем для бритья и станок фирмы «Жилетт» с пачкой лезвий. Здесь же оказались зубная щетка, мыло, лосьон для кожи и одеколон. На полке рядом – тщательно уложенная горка из дюжины полотенец, каждое отдельной расцветки. Аккуратность Крысы не знала границ. Ни на зеркале, ни на поверхности раковины я также не увидел ни пятнышка. И в туалете, и в ванной все выглядело примерно так же. Швы между плитками кафеля резали глаз своей белизной – надо полагать, их долго драили чем-то вроде зубной щетки со стиральным порошком. Бачок унитаза оказался заряжен ароматическими веществами, отчего в уборной стоял запах джина с лимоном, как в каком-нибудь первоклассном баре.

Я вышел из туалета, сел на диван в гостиной и выкурил свою первую утреннюю сигарету. В рюкзаке оставалось еще три пачки «Ларка». И это – все. Когда они кончатся, останется только бросить курить. Подумав об этом, я закурил еще одну сигарету. Утренний свет из окон приятно радовал глаз; сиденье дивана прогибалось подо мной настолько привычно-естественно, будто я просидел на нем всю жизнь. Так, совершенно незаметно, прошел целый час. Часы у камина неторопливо пробили девять.

И тут я как будто сообразил, что заставляло Крысу заниматься всем этим – поддерживать идеальный порядок в доме, драить кафель в уборной и без малейшей надежды на свидание с кем-либо гладить сорочки и бриться. Если в таком месте не заставлять свое тело двигаться без остановки – реальное чувство Времени утрачивается почти мгновенно.

Я поднялся с дивана, скрестил руки на груди и обошел всю комнату в поисках какого-нибудь занятия – но в голову так ничего и не пришло. Все, что могло нуждаться хоть в малейшей уборке, было тщательно убрано Крысой. Даже высоченный потолок был отчищен от пыли и копоти до последнего уголка... Ладно, сказал я себе. В ближайшее время придумаю что-нибудь. Для начала же я решил прогуляться и осмотреть окрестности. Погода стояла великолепная. Пять или шесть белоснежных облаков дрейфовали в небе, размазанные так, словно по голубым небесам несколько раз прошлись зубной щеткой; с той стороны, куда они плыли, доносилось слабое воркование птиц. За домом я обнаружил большой гараж. На земле перед ржавыми двустворчатыми воротами валялся сигаретный окурок. «Сэвэн Старз». На сей раз он оказался сравнительно старым: бумага разлезлась, и волокна фильтра торчали наружу. Я тут же вспомнил, как выглядела единственная пепельница в доме. Старая пепельница без малейших следов того, что ее когда-либо использовали по назначению. Крыса не курил. Я покатал окурок на ладони и выбросил туда, откуда поднял. Отодвинув тяжелый засов, я отворил ворота. Внутри было очень просторно. Солнечный свет, проникая сквозь щели в дощатых стенах, вычерчивал на темной земле десяток ярких параллельных полос. Пахло землей и бензином. В центре гаража стоял старенький джип, «Тойота Лэндкрузер». Ни на корпусе машины, ни на колесах я не увидел ни пятнышка грязи. Бензина в баке – почти до краев. Я пошарил рукой там, где Крыса постоянно прятал ключи от машины, Как я и ожидал, те оказались на месте. Я вставил ключ зажигания, повернул его – и двигатель тут же отозвался мягким, приятным урчанием. Что-что, а ухаживать за автомобилем Крыса всегда был мастер... Я выключил двигатель, положил ключ на прежнее место и, не вставая с сиденья водителя, огляделся. В бардачке под передней панелью я не нашел абсолютно ничего примечательного. Карта автомобильных дорог, полотенце да полплитки шоколада. На сидении сзади валялись моток проволоки и громадные плоскогубцы. Вся задняя часть салона была усеяна каким-то мусором, что было само по себе необычно для автомобиля Крысы. Я выбрался из машины, открыл заднюю дверцу, собрал немного мусора с обивки кресла в ладонь и поднес к полосе света. То, что я увидал, сильно смахивало на клочья пуха, надерганные из тюфяка. Или же – на клочья овечьей шерсти. Я достал из кармана пачку салфеток, завернул странный мусор в одну и спрятал в карман на груди.

Почему Крыса не уехал на автомобиле? То, что машина стоит в гараже, означает одно из двух: либо он спустился с гор пешком, либо же вообще никуда не спускался. Ни в том, ни в другом объяснении здравого смысла не ощущалось, хоть тресни. Еще три дня назад проехать по горной дороге не составило бы никаких проблем; версия же о том, что Крыса, оставив дом нараспашку, сутками шатается по долине и ночует под открытым небом, звучала слишком бредово, чтобы я принял ее всерьез.

Оставив попытки что-либо понять, я вышел из гаража и двинулся к пастбищу. Сколько ни ломай себе голову, тут уже все равно: сделать осмысленные выводы из бессмысленной ситуации – вещь в принципе невозможная. Солнце поднялось в небе повыше, и от пастбища повалил белый пар. В облаках пара горы вдали выглядели размыто и призрачно. По огромной долине растекался сочный запах травы.

Шагая по мокрой траве, я добрался до середины поля. Посреди океана зелени валялась брошенная кем-то старая автомобильная покрышка. Резина растрескалась и выцвела добела. Я присел на нее и огляделся. Дом, от которого я шел сюда, смотрелся теперь далеким утесом, нависающим над кромкой берега у самого горизонта.

Сидя на старой покрышке один-одинешенек посреди океана травы, я вспомнил соревнования по плаванию, в которых не раз участвовал в детстве. Заплывы устраивались от одного островка до другого. Я страшно любил, проплыв половину дистанции, останавливаться и, держась на плаву, смотреть, как выглядит мир вокруг. Странное, фантастическое ощущение неизменно посещало меня в те секунды. Странно было висеть в пространстве между двух далеких клочков земли; еще страннее – осознавать, что там, на далеком берегу, люди и теперь как ни в чем ни бывало занимаются своими делами. Самой же великой и непостижимой странностью казалось мне то, что мир продолжал совершенно нормально вертеться в мое отсутствие.

Минут пятнадцать я просидел на старой покрышке, погрузившись в воспоминания; затем поднялся, вернулся в дом, сел на диван в гостиной и стал читать дальше «Записки о Шерлоке Холмсе».

Часы пробили дважды – и пришел Человек-Овца.

7

И ПРИШЕЛ ЧЕЛОВЕК-ОВЦА

Не успел звук второго удара часов раствориться в воздухе, как в дверь постучали.

Сначала два раза, и чуть погодя – еще три.

В дверь постучали, но осознание этого пришло ко мне далеко не сразу. Мысль о том, что в двери этого дома может кто-нибудь постучать, до сих пор просто не приходила мне в голову. Крыса вошел бы без стука – это же его собственный дом. Овчар стукнул бы пару раз для приличия, да не ждал бы ответа – открыл бы дверь и зашел. Подруга? Зачем ей стучаться? Давно бы уже прокралась тихонько с черного хода на кухню да пила там кофе в одиночку. Уж она бы точно не стала стучаться в двери парадного.

Я подошел к двери и открыл ее. За дверью стоял Человек-Овца. Ни к открывшейся двери, ни ко мне, открывшему дверь, Человек-Овца не проявил ни малейшего интереса; не мигая, он таращился на обшарпанный почтовый ящик, прибитый к шесту в паре метров от входа, таким взглядом, словно увидел нечто диковинное. Ростом он был чуть выше почтового ящика. Полтора метра, не больше, минус сутулость и кривые ноги.

Вдобавок к этому, порог, на котором стоял я, находился сантиметров на двадцать выше уровня земли, из-за чего я оказывался в положении пассажира автобуса, взирающего из окна на снующих внизу пешеходов. И вот, словно демонстрируя, насколько глубоко ему плевать на такую разницу между нами, Человек-Овца стоял ко мне боком и изо всех сил разглядывал почтовый ящик. В ящике, конечно же, ничего не было.

– Что ли можно войти? – быстро, сквозь зубы осведомился он, не поворачивась ко мне. По тону Человека-Овцы можно было подумать, будто его как следует разозлили. Он согнулся пополам и проворно, в одну секунду, развязал шнурки на тяжелых походных ботинках. Ботинки были покрыты застывшей грязью, как пирожное шоколадом. Разувшись, Человек-Овца взял по ботинку в каждую руку и привычными движениями постучал один о другой. Грязь отвалилась большими кусками и опала на землю. После этого с видом, будто знает дом до последнего шпингалета, незваный гость проворно нырнул в прихожую, сунул ноги в шлепанцы, протрусил в гостиную и плюхнулся на диван с глубочайшим удовлетворением на физиономии. Все тело Человека-Овцы было затянуто в косматые овечьи шкуры. Звериный наряд, как влитой, сидел на его коренастой фигуре. На плечах его и на бедрах болталось по паре самодельных бараньих ножек с копытами, притороченных прямо к шкуре. Закрывавший всю голову шлем был также сшит из кусков шкуры вручную, но два небольших изогнутых рога, искусно закрепленные на шлеме чуть выше висков, казались натуральными. Чуть ниже рогов из шлема торчали огромные плоские уши, форма которых, скорее всего, поддерживалась проволокой изнутри. Маска, скрывавшая верхнюю часть лица, перчатки и чулки, все – из матово-черной кожи. От шеи к рукам и ногам сбегали застежки-молнии: странный костюм был придуман так, чтобы снимать и надевать его не составляло труда. В шкуре на груди я увидел карман, также на молнии, в котором гость носил сигареты и спички. Человек-Овца достал из кармана пачку «Сэвэн Старз», прикурил от спички, затянулся и, пуская дым из ноздрей, тяжело и шумно вздохнул. Я сходил на кухню, принес оттуда чистую пепельницу и поставил на стол.