Дело совести - Джеймс Блиш

Рулман отправил его на южную полярную метеостанцию на весь долгий срок чрезвычайного положения.

Делать там было почти нечего. Только смотреть, как наметает у окон метановый «снег», и поддерживать станцию в приемлемом рабочем состоянии. Так как приборы передавали данные в автоматическом режиме, особой заботы они не требовали. Возможно, в разгар погодного кризиса у Свени и появились бы дела поважнее. А может, и нет. Это еще предстояло выяснить.

А пока у него появилось достаточно времени, чтобы задавать вопросы, но обращаться было не к кому, кроме самого себя. Или ко все более усиливающемуся ветру.

Свени использовал передышку. Он вернулся пешком к отметке «эйч» на карте Хови, отыскал там свой закопанный передатчик. Потом вернулся на метеостанцию. На это ушло одиннадцать дней. Путешествие потребовало от него таких усилий, заставило пережить такие лишения, что узнай про них Джек Лондон, он смог бы из эпопеи Свени сделать прекрасную повесть. Для Свени же усилия ничего не значили: он не знал даже, воспользуется ли передатчиком, когда вернется на станцию. А что до саги его одиночного путешествия, то о сагах он и понятия не имел. Он даже не сознавал, что переход был необыкновенно тяжелым. Ему не с чем было сравнивать, ведь за свою жизнь он не прочел ни одной книги. Все вещи соизмерялись воздействием. И он продолжал себе задавать вопросы. Найдя ответы, он мог бы действовать в соответствии с ними. Если только удастся их отыскать.

Возвращаясь на станцию, он заметил птицу-пинну. Почувствовав человека, она тут же зарылась в ближайший сугроб. Он больше ее не увидел. Но время от времени почему-то вспоминал. Вопрос же, мучивший его, формулировался очень просто: что предпринять?

То, что он по уши влюблен в Майк Леверо, совершенно ясно. Свени было сложно прийти к балансу эмоций, потому что он не знал названия своего чувства, и ему приходилось оперировать в уме чистыми переживаниями, а не более удобными символами. Каждый раз, когда Свени думал о Майк, он заново переживал потрясение. Но с этим нельзя ничего поделать.

Что же касается колонистов, он решил, что с любой точки зрения никакие они не преступники — если, конечно, не считаться с мнением Земли. Колонисты Ганимеда были народом храбрым, трудолюбивым, честным, в их среде Свени впервые в жизни нашел бескорыстную дружбу. И как все колонисты, Свени не мог не восхищаться Рулманом.

Именно эти три соображения не давали Свени включить передатчик.

Время, отпущенное на посылку сообщения Майклджону, уже почти истекло. Мертвый прибор на столе Свени должен послать одно из пяти сочетаний пяти букв. И колонии на Ганимеде придет конец. Буквы означали:

ВАXXУ — «Имею объект, необходим корабль»; НАXXУ — «Имею объект, нужна помощь»; XXАНУ — «Ищу объект, есть помощь»; ААХУХ — «Ищу объект, необходим корабль»;УУАВУ — «Имею объект, имею корабль».

Какова будет реакция компьютера на борту корабля, какие он предпримет действия в ответ на один из этих сигналов, неизвестно, но теперь это практически не имело значения. Любая реакция будет во вред колонии, ни один из пяти сигналов не подходил к сложившейся ситуации, несмотря на все интеллектуальные усилия, вложенные в подготовку операции.

Если Майклджон не получит сигнала, он будет ждать до самого конца — то есть до истечения 300 дней. Возможно, это позволит «проекту» Рулмана осуществиться, чем бы этот проект ни был.

Земле потребуется как минимум два поколения, чтобы создать и воспитать нового агента вроде Свени, используя яйцеклетки давно (и к счастью) умершей Ширли Леверо. Очень маловероятно, что Земля на это пойдет. На Земле наверняка больше Свени знали о таинственном проекте главы ганимедской колонии. Трудно знать меньше, чем Свени, так как он практически ничего не знал! И если Свени не сможет остановить проект, то следующим шагом Земли станет бомбардировка. Как только там поймут, что вернуть колонистов не удастся даже с помощью тщательно законспирированного агента вроде Свени, земляне просто уничтожат колонию.

Информация для размышления: цепная реакция. Свени знал, что на Ганимеде имеется солидное количество дейтерия — часть его связана в ледяных пластах Трезубца Нептуна в виде дейтерида лития. Ядерная бомба, взорвавшись в таких условиях, имеет большую возможность инициировать реакцию ядерного синтеза, который распылит спутник на атомы. Но если активные элементы распада врежутся в Юпитер, до которого всего 655 000 миль, гигант Солнечной системы вполне может взорваться. Вполне вероятна реакция углеродного или бета-цикла. Юпитер имеет малую плотность, но огромную массу. И ударная волна чудовищного взрыва испарит земные моря и океаны, с вероятностью три к пяти она способна вызвать ядерную реакцию на Солнце, которое превратится в новую звезду. Впрочем, на Земле к тому времени в живых не останется никого, и некому будет возблагодарить Бога, если этого не произойдет. Поскольку Свени это было известно, то он не без оснований полагал, что и на Земле знают об опасности, а значит, Земля постарается использовать на Ганимеде только химическую взрывчатку. Но так ли это? Свени мало контактировал с землянами, и смутно представлял объем их знаний.

К тому же это не главное. Если Земля начнет бомбардировку, колония погибнет в любом случае. Исчезнет все, что обрел здесь Свени: пусть ограниченное, но чувство товарищества, немую неосознанную любовь, ощущение, что он вот-вот родится заново, станет совершенно другой личностью… Исчезнет и сам Свени, и весь его маленький мир. Если он пошлет сигнал Майклджону и компьютеру, его заберут отсюда живым. Но разлучат с Майк, Рулманом и колонией навсегда, навсегда. И он навсегда останется в старой мертвой оболочке. Он узнает безнадежно бесконечное одиночество. Или каким-то чудом Земля трансформирует его в обычного кислорододышащего землянина. Правда, с кровью типа «джей»-плюс!

А ветер все нарастал и нарастал. Ярость бури снаружи и внутри Свени увеличивалась синхронно. Такое совпадение являло классический образец литературного приема, называемого персонификацией сил природы, но Свени понятия не имел о литературе, тем более — о ее приемах. Искусство имитации сил природы было для него пустым звуком.

Он даже не подозревал, что его одинокая битва в попытках спасти станцию, когда ветер снаружи миллионами клыков грызет подветренную часть фундамента, сравнима с этикой древних саг.

Сознание Свени было занято битвой с самим собой, и целые главы саги бессознательного героизма отбрасывались прочь. Свени всего лишь выполнял свое дело, и не более того.

Не было кодового сигнала, который мог бы рассказать капитану Майклджону правду о колонии и ее обитателях. Свени не мог пленить людей или человека, которые были нужны Земле, и не хотел этого делать или просить помощи для выполнения задания. Он больше не верил, что Земля «должна вернуть этих людей».

Любой сигнал поможет ему убраться с Ганимеда, если он хочет, чтобы его забрали.

Тем временем кризис достиг максимума и пошел на убыль. Свени удалось отстоять свою станцию. Он работал хорошо.

Свени еще раз проверил передатчик. Тот был в полном порядке. Тогда он передвинул стрелку-указатель на один из медных контактов и нажал клавишу, посылая Майклджону комбинацию XXАНУ. Полчаса спустя встроенный в рацию осциллятор начал ритмично попискивать, подтверждая, что Майклджон все еще кружится на орбите вокруг Ганимеда и передача Свени была принята.

Свени оставил передатчик на столе станции, вернулся в колонию и честно рассказал Рулману все: кем он был и что недавно сообщил.

Рулман пришел в ярость, но это была тихая, контролируемая буря, а потому в тысячу раз более страшная, чем любая открытая вспышка бешенства. Он просто сидел и смотрел на Свени через стол. С его лица исчезло все добродушие, а из взгляда — тепло. Несколько секунд спустя Свени понял, что Рулман его просто не видит — все внимание ученого занято собственными мыслями. Так же вовнутрь был обращен и его гнев.

— Я просто потрясен, — сказал он таким ровным голосом, что в нем, казалось, не было ни грамма эмоции. — И более того, я потрясен собственной слепотой. Я должен был предусмотреть нечто подобное. Но ни сном, ни духом не подозревал, что они имеют нужное оборудование и знания и рискнут поставить все на карту такой долговременной программы. Короче, я был идиотом!

На миг в его голосе возникла какая-то эмоциональная окраска, но она была до того язвительной, что Свени невольно поежился. Но пока что в адрес Свени Рулман не произнес ни одного слова проклятия. Ученый бичевал самого себя.

Свени осторожно сказал:

— Откуда же вы могли знать? Я мог попасться на многих пустяках, но я изо всех сил старался, чтобы этого не случилось. Я мог бы скрываться еще долго, если бы захотел.