Мои пригорки, ручейки. Воспоминания актрисы - Валентина Талызина

Я взяла кота, его зовут Мюзлик – Малыш по-русски. Он без хвоста, из породы кхмерских кошек, розово-бежевый, красив, как лев. Ничего, кроме сырого мяса и сырой рыбы, не ест – хищник! Спит со мной в ногах, и мне не так одиноко.

Я послала своим родственникам в Варшаву письмо с просьбой прислать приглашение – хочу приехать к тебе на 5–7 дней, ночевать, конечно, у них. Что тебе привезти? Вот, моя маленькая Ксюня, и все мои новости.

Мне ничего не надо. Питайся фруктами и овощами. Мне так бабушка всегда писала из Сибири: «Питайся, не экономь на еде!» У нас цены скачут. Что будет? Но скоро пост, с 9 марта, постараюсь его держать и вообще мало есть. Надо похудеть для роли поэтессы.

Целую тебя. Пиши мне. Твоя мама».

Когда мы разошлись с мужем, был суд, но я на нём не присутствовала. Я не ходила по судам. Лёня мне сказал, что будет какую-то сумму давать на алименты. Эта сумма была фиксированная. Я согласилась: «Хорошо, и не надо мне больше».

Через 20 лет, в 1997 году я купила дочке квартиру Бывший муж в этом никак не участвовал. Он не дал ни рубля, ни копейки.

Ксюша мне заявила, что у неё не будет личной жизни, если она останется жить со мной. И тогда я собрала все деньги, которые у меня были. Я достала свои запасы, они хранились дома, в чулке, выложила перед Ксюшей и сказала: «Считай!» Ещё заняла у кого-то. И мы успели купить маленькую очень непрезентабельную квартирку до дефолта. Она стоила совсем недорого и, главное, находилась возле театра, куда приняли Ксюшу.

И личная жизнь у Ксюши случилась. Появилась Настя. Правда, не сразу.

Ксюша первый раз вышла замуж за прекрасного молодого человека. Прожили они год, потом всё разладилось. То ли с родителями мужа отношения не сложились, то ли были ещё какие-то причины, но семья распалась.

Она ушла от него, а он, мне кажется, хотел сохранить семью. Когда дочь ушла от него, он пришёл, но она даже не открыла дверь. Это было ужасно. Ксюша стояла по эту сторону, а он бился в дверь. Дочь была непоколебима. Я ей сказала: «Если ты ему сейчас не откроешь, то это конец. Ты готова к тому, что это конец твоей семейной жизни?» Она сказала: «Да». Они расстались.

Потом у неё был гражданский муж. Красавец, актёр. Он мне сразу понравился. Его папа жил в Петербурге, мама от них ушла.

Они начали вместе жить, что называется, для себя, а во мне уже проснулась будущая бабушка. Я даже в интервью на вопрос о том, хочу ли я что-то изменить в своей жизни, честно отвечала: «Только стать бабушкой!»

Но молодым, похоже, и так было хорошо. Им нравилось жить для себя. И тут я уже начала зудеть и приставать к Ксюше: «Почему у тебя нет детей? И муж есть, и квартира… Тебе надо лечиться…» Она сказала: «Какая ты, мама, это неприлично, что же ты при нём говоришь, что мне надо лечиться…» – «Да, надо лечиться, потому что женщина без детей – это не женщина!»

И опять она у меня играла в спектакле «Внезапно прошлым летом» по Теннесси Уильямсу, потому что наша героиня отказалась, и Виктюк решил: «Да, введи Ксению». Мы ездили и с этим мальчиком её, и с ней. Но спектакль был не очень, имел небольшой резонанс. Мне кажется, мысли Уильямса о двойственности мужского менталитета оказались не очень востребованы у нашей публики.

Мы мотались в Барнаул, Якутск, другие города. Мы всё равно играли, получали какие-то деньги. А потом Ксюша вдруг сказала: «Ну, вот ты хотела, кажется, внука или внучку? Всё будет нормально…» Через месяц я побежала покупать детскую кроватку. И тут я уже постоянно спрашивала: «Ксюшенька, как ты себя чувствуешь?» И из моего дома шла полная «труба» продуктов и всего-всего…

Я возила дочь в Париж, мы ездили на гастроли и с «Поэтессами Серебряного века». Я была так рада, что у неё будет ребёнок!

Мы были с Ксюшей на даче. До родов оставалось, наверное, пару недель. Я обожаю свою дачу, там я чувствую себя счастливой, но тут меня что-то заставило срочно собираться в Москву. Я сказала дочери: «Всё, возвращаемся домой. Тебе надо к врачу! Мы ещё не знаем, где ты будешь рожать». И мы поехали.

В ту же ночь у неё начались роды. Всё в точности как у меня, абсолютно. Когда у меня всё так же начиналось, я была спокойна, сдержанна, не волновалась нисколько. Я позвонила знакомому врачу, и он обещал, что когда мне придёт время рожать, приехать в Институт акушерства и гинекологии на Пироговке. Когда я почувствовала приближение родов, набрала домашний номер доктора. Трубку взяла его жена Галя. Я сказала: «Галя, я еду в роддом. Коля обещал приехать». Она мне ответила: «Валя, „Динамо” проиграло „Спартаку”, и Коля лежит в кусках. Не волнуйся, он проспится и приедет к тебе». – «Так я рожаю…» – «Валя, он сейчас не в состоянии…»

Вот Россия…

Настя в образе – не знаю, в каком

Вообще, у меня такое ощущение, что все мужчины, которые меня окружали в России, неважно кто, пили страшно…

И ещё беспросветная бедность в провинции. Сколько я помню себя в Сибири, всегда была нищета. И даже сейчас ничего не изменилось.

Так вот, у Ксюши всё развивалось как у меня, по тому же сценарию, но с единственной разницей: если тогда я была спокойна и держала себя в руках, то тут я абсолютно потеряла над собой контроль. Я бегала по квартире и кудахтала, что-то кричала. Ксюша позвонила директору театра (его жена – врач-гинеколог), а он уже сообщил своей жене. Она дозвонилась до роддома, и мы поехали…

Ксюшу била лихоманка, и она просила, чтобы ей сделали кесарево сечение. Она дико боялась боли. И когда мы приехали в роддом, к нам подошла доктор в возрасте, такая советская, хорошая, и спросила: «А при чём здесь кесарево? Сама родит…»

Ба-бах! Услышав эти слова, Ксюша упала в обморок…

Тут уж я взмолилась: «Я прошу вас, я умоляю, пожалуйста…» Она говорит: «Да? Ну, раз так, давайте будем делать кесарево…»

Ксюшу увели, а я пошла на улицу. Это было лето 1999 года. Жара стояла несусветная, даже ночь не приносила особой прохлады. Ни ветерка, ни дуновения. Только густая, как патока, духота.

Я легла на скамеечке, подложила руку под голову. У меня не было больше сил. Все медсёстры выходили из роддома и видели меня. Они подходили ко мне и предлагали: «Валентина Илларионовна, пойдёмте к нам, у нас чай, кофе…» – «Ничего не надо, принесите валерьянку…»

Так я пролежала на свежем воздухе несколько часов, а сестрички периодически пытались зазвать меня к себе. Уже в пять утра, когда, наконец, стало прохладно, они опять подошли: «Валентина Илларионовна, у нас там подушка, вы хоть приляжете…» И тут я сдалась. Пришла к ним, и они мне обещали: «Как только все произойдет, мы вас сразу поднимем…» Я легла на подушку, они меня прикрыли, выпила валерьянку. Время остановилось. Я закрыла глаза, но даже на секунду не удавалось забыться. Эта короткая летняя ночь оказалась такой длинной… Она тянулась и тянулась без конца.