Злые боги Нью-Йорка - Линдси Фэй

– Насколько мне известно, я никогда раньше не встречал этого ребенка. При жизни он был здоров, примерно одиннадцати лет от роду, внутренние органы не тронуты, а смерть наступила от передозировки лауданума, – объявил доктор Палсгрейв.

Мы смотрели на него.

– У него на губах следы слюны, что предполагает приближение тошноты. Само по себе это недостаточно убедительно, однако у него наличествуют все признаки удушья – посиневшие ногти и губы.

– То есть он был задушен, – сказал шеф.

– Ни в коем случае – на шее ребенка нет никаких отметин.

– То есть он был отравлен? Но…

– Понюхайте сами пятно на воротнике рубашки мальчика, а потом скажите, разве это не болеутоляющее из опия с добавкой аниса? – вскричал старик. – Не удивлюсь, если с подмешанным морфином, поскольку оно подействовало прежде, чем ребенка начало тошнить.

– Доктор, вам не кажется, что это немного натянуто? – попытался возразить мистер Пист. – Способ, он довольно… гуманный. Это похоже на правду?

– Мы имеем дело с опасным религиозным маньяком, и вы спрашиваете меня о правдоподобии?

– Вы хотите сказать, – зарычал шеф Мэтселл, – что какой-то безумный дикарь вломился сюда с пленником, отравил его, потом заботливо усыпил, а затем прибил его гвоздями и распилил? Вроде как для пущей красоты?

– О, Боже милосердный, – тихонько прошептал другой голос.

Не важно, как резко мы разговаривали, не важно, насколько мое внимание приковывало тело мальчика, но я, Тимоти Уайлд, по сей день не могу поверить, что не слышал шагов Мерси, пока она не подошла к нам вплотную. Без фонаря, волосы распущены, а лицо бескровное, как луна. Ее взгляд был прикован к последнему таинству убийцы. Я успел подхватить ее, когда она падала. Мерси потеряла сознание, но все же успела произнести нечто вроде «Тимоти».

Глава 19

И вновь мы спросим, может ли католицизм быть американской религией? Как религиозная система, католицизм – древняя окаменелость, пришедшая из Темных веков, созданная, чтобы держать в трепете грубых и суеверных людей, и все его основные отличия находятся в прямом антагонизме с Библией, которая является религией Соединенных Штатов.

Вот что случилось в тот день, воскресенье, тридцать первого августа, за девятнадцать часов, после которых Нью-Йорк потерял голову. С пяти утра, когда Мерси пришла в собор, когда алое сияние рассвета обожгло холодную серую кожу Ист-Ривер, и до полуночи, когда спичку поднесли к фитилю.

Я пропустил появление доверенных «медных звезд», которым поручили доставить тело в Гробницы. Отец Шихи вновь одолжил мне ключи, и я понес Мерси в его кровать. Спальня священника была простой и достойной. Стены не голые, как в монашеской келье, во славу Божью, а увешаны изображениями религиозных сцен. Насколько мне удалось понять отца Шихи, это вполне ему соответствовало: почитание, образованность и честность. У стены стояла кровать, накрытая простым одеялом. Я откинул одеяло и уложил свою ношу на подушку.

Она открыла глаза. Бледно-голубые раны на облачном небе.

– Маркас, – напряженно произнесла она, хотя едва пришла в себя. – Что случилось?

– Все хорошо. Вы у отца Шихи. Но…

– Мистер Уайлд, что случилось с Маркасом?

В ее глазах появился блеск, тот самый, который пронзал меня насквозь.

– Значит, вот как его звали, – вздохнул я. – Вы его знаете. Почему вы сюда пришли?

– Что с ним… что с ним сделали? – спросила Мерси; она сильно закусила нижнюю губу, и мне захотелось осторожно вытянуть ее и дать свои костяшки на замену.

– Лауданум. Он ничего не чувствовал. Пожалуйста, скажите, как вы здесь оказались.

– Вы знаете, кто это сделал?

– Пока нет. Мерси, пожалуйста.

Ее темная головка откинулась на подушку. Она прикладывала такие усилия, стараясь не заплакать, что произнесенное мной имя обрезало ниточки. Со мной едва не случилось то же самое, едва я услышал, как зову ее по имени, но одному из нас следовало держаться. И я мог справиться с собой, ради нее.

– Я услышала крики на улице, – прошептала она. – Ирландские голоса. Звали друг друга, перекрикивались во тьме. Что дьявол освободился и осквернил Святого Патрика.

Я похолодел. Газеты больше ничего не значили. Мы больше не можем скрывать расследование – нас вывесили, как этого несчастного мальчика, открытых для обозрения всему свету.

– Я натянула платье и плащ, не зажигая света, – продолжала Мерси. – Я… я думала, может, я знаю, кто это, смогу чем-то помочь. Я думала, может, вы там. Может, мы все исправим.

Нечто совершенно эгоистичное вело мою руку. Я потянулся и сжал пальцы девушки. В движении не было расчета, но оно требовалось только мне и не подразумевало утешения. У нее были холодные пальцы, и они скользнули глубже в мою ладонь.

– Его имя – Маркас, но это просто прозвище. И он никак не связан с Шелковой Марш. Его дом неподалеку от Ист-Ривер, на юго-западном углу Корлирс-стрит и Гранд. Там только мальчики. Однажды я лечила его от коклюша. Когда я его увидела, то… Простите.

Спустя долю секунды Мерси рыдала у меня на плече, стараясь плакать беззвучно. Я обнимал ее, а ее губы прижимались к моему сюртуку. Нехорошо говорить, что это был счастливейший момент моей жизни. Но посреди кошмара, в который я угодил, думаю, так оно и есть.

Она быстро успокоилась, покраснела, когда отстранилась. Я выпустил ее, протянул свой носовой платок и спокойно сказал:

– Мне нужно, чтобы вы выслушали мои рассуждения. Вы – единственный человек, кому я могу доверять.

Мерси мрачно вздохнула.

– Не следует ли мне вылезти из этой постели, прежде чем высказывать свое мнение эксперта?

Мы перебрались на кухню. Моя голова была набита пачками незажженных шутих. Я быстро нашел, где отец Шихи держит виски – добрую треть бутылки, покрытую шестимесячной пылью, – и налил нам два больших стакана.

– Как вы считаете, – спросил я Мерси, – у убийцы была какая-то причина?

– В его представлении – да, – медленно произнесла она. – А если нет, зачем же он убил?

– Итак, – развивал мысль я, радуясь, что Мерси уже достаточно пришла в себя и вновь отвечает вопросом на вопрос, – в чем же она заключается?

Мерси покосилась на меня, откинула назад голову и глотнула из стакана.

– Религия, – ответила она, безжизненная, как пыль.

– Не политика?

– А разве в Нью-Йорке это не одно и то же?

– Нет, – возразил я. – Смотрите. Если человек решает убивать птенчиков и прятать их тела в тайном месте, им может двигать религия, или, скорее, ее безумное извращение. Но не политика. Политика ориентирована не на секретность, а на известность.

– Да, – согласилась Мерси, – но все явно изменилось после этой… этой жестокости в церкви, верно?

– Именно. И потому мне кажется, с преступником что-то случилось. Может, он нервничает, потому что мы подбираемся к нему. Может, у него стало хуже с головой. Было еще одно письмо, посланное доктору Палсгрейву, из которого можно такое допустить. Может, он по какой-то нечестивой причине хотел вовлечь в историю отца Шихи. Но сегодняшний случай определенно выходит за рамки всех прежних, и я не верю в политические мотивы прочих убийств, что бы там ни писала «Геральд». У этой жестокости есть цель. Нарисованные вокруг тела кресты, все окружение… Жестокость ради привлечения внимания.

– Я полагаю, собор был заперт. Как он пробрался внутрь? – спросила Мерси.

– Пока не знаю. Но я это выясню, честное слово.

Она встала и грациозно допила виски.

– Прошу вас, узнайте, мистер Уайлд. А сейчас я должна идти. Я слишком внезапно выскочила из дома.

Зная ее, я не ожидал других слов.

Но она остановилась, положив руку на ручку двери, и метнула в меня изогнутую бровь.

– Пообещайте, что вы будете осторожны.

– Обещаю, – ответил я.

Мерси Андерхилл ушла домой.

Несколько секунд я глупо ухмылялся своему виски, думая о своей беспокойной работе. О задаче, которую практически невозможно решить. Об обезображенном лице. Об исчезнувших сбережениях.

Осушая стакан, я провозглашал безмолвный тост за все и каждую из моих неудач. И только потом запер за собой дверь спальни отца Шихи.

Когда я вернулся в собор, большую часть крови уже смыли, шеф Мэтселл и доктор Палсгрейв ушли, а мистер Пист складывал в мешок найденные улики. Несколько мутноглазых клириков переговаривались шепотом, с религиозным рвением работая швабрами. Отец Шихи исчез.

– В Гробницах, – пояснил мистер Пист. – Его доставили на допрос.

– Это полный бред, – не сдержавшись, бросил я. – Он что, арестован?

– Нет, но учитывая улики… посмотрите на ситуацию с позиции шефа Мэтселла. Если мы правы насчет Шихи, он выйдет на свободу через два часа. Но если мы ошибаемся и станет известно, что мы ошибались, а могли бы допросить его, с «медными звездами» будет покончено.