Генеральный конструктор Павел Сухой: (Страницы жизни) - Лидия Кузьмина

Западные разведки, лихорадочно просматривая каждый дюйм пленки из фотоаппаратов, использовавшихся открыто и тайно, заново оценивали способности конструкторов советских боевых самолетов в свете откровений этого воздушного парада.

В то время еще не было известно, что эти самолеты были предшественниками, прообразами тактического истребителя Су-7 и его модификации всепогодного перехватчика, которым предначертано стать в шестидесятых годах двумя наиболее важными самолетами в составе советских ВВС и ПВО».

По существу, в этом комментарии почти все точно, кроме одного: на параде были показаны не три, а два самолета Сухого. Третьим был МиГ-21.

Через несколько дней после парада его участников вызвал министр, объявил всем благодарность и вручил ценные подарки. Владимиру Махалину прямо-таки повезло: он, заядлый охотник, в подарок получил тульскую штучную двустволку — очень дорогое охотничье ружье.

Испытания перехватчика продолжались. Полет на параде был лишь десятым после рождения машины. Надо было проверить все, на что она способна. И конечно же, как поведет себя в штопоре. Проверка на три витка в штопоре обязательна для любого самолета.

…Прокрутив правый штопор, Махалин вводит самолет в левый. И вдруг на КП слышат: «Скис» двигатель». И тут же радиосвязь с самолетом прекращается. Все присутствующие бросились на улицу и отчетливо увидели — день был солнечный и ясный, — как самолет, штопоря, стремительно приближается к земле…

Ужас и отчаяние от того, что нельзя ничем помочь летчику, что невозможно предотвратить катастрофу, охватили всех.

«А дело было так, — рассказывал потом В. Н. Махалин. — «Скис» двигатель, пытаюсь запустить его, а он не запускается. Делаю одну попытку, вторую, третью… шестую. Скорость и высота катастрофически теряются. [178]

Земля все ближе, ближе… Пробую еще раз запустить двигатель, нажимаю кнопку… и на высоте примерно 1000 метров чувствую: подуло… двигатель начинает выходить на обороты. Ура! Иду на свой аэродром. Связываюсь с КП, а мне говорят:

— Садись быстрей, мы за тебя переживаем. Сажусь, подруливаю на стоянку. Здесь — ни одного человека. Обычно целая толпа встречающих, а тут никого. И стремянку к самолету некому подать. Вот черти! Вылез из самолета, поставил колодки, чтобы ветер не укатил самолет, иду в домик испытателей. У всех, кто попадается навстречу, удивленные глаза. Вхожу в кабинет начальника. Полно народа, все «висят» на телефонах. Обращаюсь к Теплякову: «Какого черта меня не встретили?»

— Жив, жив… — проговорил он в трубку, а сам бледный как смерть бросился ко мне.

Оказывается, все видели, как я падал, и начали «принимать меры» — вызывать пожарных, медицину…»

Потом разбирались, почему в полете не сразу запустился двигатель. Оказалось, ему на высоте не хватило кислорода. В горах у человека начинается кислородное голодание. Такое произошло на большой высоте и с двигателем.

С тех пор на всех самолетах есть запас кислорода. Двигатели теперь запускаются на любой высоте, если, конечно, они не откажут из-за какого-либо дефекта.

После полетов летчики собираются в столовой, тема разговоров обычно «летная»:

— Как твоя «балалайка»? — обращается кто-то к Махалину.

— Почему «балалайка»? — с обидой возражает тот.

— Да потому, что твой «треугольник» очень похож на этот русский народный инструмент. Для частушек годится, а для высшего пилотажа нет…

— Нет? Посмотрим!

В очередном испытательном полете после выполнения задания у Махалина осталось еще литров 200 топлива. Зашел он на малую полосу аэродрома и на очень небольшой высоте — метров 50 — сделал замедленную бочку почти через весь аэродром, показав таким образом всей аэродромной братии, на что способна суховская «балалайка». [179]

Только пришел на летно-испытательную станцию, ему говорят: «Срочно позвони Павлу Осиповичу». Звонит.

— Владимир Николаевич, у нас ведь один экземпляр нового самолета. Вы так уверены в нем, что уже бочки на малой высоте делаете?

— Лучшего самолета, Павел Осипович, еще не было.

— Ну, ну, если уж вы так считаете… Оказывается, кто-то успел сообщить генеральному, что Махалии «хулиганит» — крутит замедленные бочки.

«Балалайка», в общем, была реабилитирована, и Махалин всем доказал, что на ней можно «играть» не хуже, чем на скрипке…

Пришел срок проходить Махалину медицинскую комиссию. Владимира Николаевича положили в госпиталь для профилактического обследования. Через пять дней ему поставили диагноз: «У вас серьезное заболевание крови… Вам нельзя больше летать не только летчиком, но и пассажиром».

Страшный приговор был окончательным и обжалованию не подлежал Что пережил Владимир Николаевич, могут понять только летчики. Было ему тогда 36 лет, но с тех пор он поседел…

После того как испытатель выписался из госпиталя, его пригласил к себе Павел Осипович.

— Вы согласны продолжать работу у нас? Да? Тогда я подписываю приказ о вашем назначении заместителем начальника летно-испытательной станции.

Несколько лет Владимир Николаевич работал замом у Теплякова. Потом опять сел в кабину Су-7Б, только уже не летающего, а «бегающего»: в отделе шасси была создана подвижная лаборатория, разрабатывающая меры защиты воздухозаборников от попадания в них со взлетной полосы частиц, вылетающих из-под переднего колеса самолета.

Как и раньше, садился Махалин в кабину своего любимого самолета, включал двигатель, выруливал на взлетную полосу, разбегался… но не взлетал. А взлететь-то так хотелось!

За самоотверженную работу на самолетах Сухого, за мужество, проявленное при испытаниях, Владимир Николаевич Махалин награжден двумя орденами Ленина и Золотой Звездой Героя Советского Союза. [180]

Одна из модификаций самолета-перехватчика оказалась настолько удачной, что этот самолет еще до окончания государственных испытаний решили запустить в серийное производство. Чертежи передали на серийный завод. Послали туда своего представителя — руководителя темы Н. П. Поленова. Конструкция самолета с треугольным крылом резко отличалась от всех других самолетов, которые ранее строились на этом заводе. Например, в нем почти полностью отсутствовали сварные узлы, широко применявшиеся в ранее строившихся самолетах, но зато было много крупных деталей, изготовляемых штамповкой или литьем. Приходилось почти полностью перестраивать производство, что не очень пришлось по душе руководителям завода: кому охота отказываться от налаженных, привычных процессов и переходить на новые?!

Для знакомства с ходом освоения новой конструкции и оказания помощи на завод выехала авторитетная комиссия. Среди членов комиссии тоже нашлись противники суховских новшеств. Однако П. О. Сухой твердо стоял на занятых позициях, и никакие нажимы «сверху» не поколебали его.