Новые мелодии печальных оркестров - Фрэнсис Фицджеральд

В первые годы Стелла находилась под впечатлением быстрой карьеры мужа, а кроме того, была поглощена заботой о детях, и потому ей, с ее провинциальной ограниченностью, Генри представлялся непогрешимым авторитетом и каменной стеной. Но дети подросли, девочка уже одевалась в платьица и носила в волосах банты, мальчик поступил под опеку английской няни, и у Стеллы образовался досуг, чтобы пристальней присмотреться к супругу. Его ленивые повадки, полнота, медлительность, порой сводящая с ума, уже не представлялись ей спутниками успеха; это были просто его особенности.

Первое время Генри не обращал особого внимания на ее намеки, что неплохо бы сесть на диету, изменить режим дня, на уничижительные сопоставления его привычек с неким придуманным образцом. События пошли развиваться однажды утром, когда он заметил, что поданный ему кофе совершенно лишен вкуса.

— Я не могу пить эту бурду — на этой неделе она совершенно безвкусная, — пожаловался он. — И почему ты приносишь из кухни готовую чашку? Я хочу сам добавлять сливки и сахар.

Стелла ушла от ответа, но позднее Генри вернулся к этому разговору:

— По поводу кофе. Не забудешь сказать Розе?

И вдруг губы Стеллы тронула невинная улыбка.

— Ты ведь стал лучше себя чувствовать, да, Генри? — радостно спросила она.

— Что?

— Ушла усталость, ушли заботы?

— Кто тебе сказал, что я устал и озабочен? Я в жизни не чувствовал себя лучше.

— Ну вот. — В ее взгляде читалось торжество. — Ты смеешься над моими теориями, но теперь придется признать: что-то в них все-таки есть. Ты чувствуешь себя лучше оттого, что уже неделю пьешь кофе без сахара.

Генри глядел недоверчиво.

— Что я пил?

— Кофе с сахарином.

Он негодующе поднялся с места и швырнул газету на стол.

— Мне нужно было догадаться. Неспроста ты носила из кухни готовый кофе. Что это за хрень — этот сахарин?

— Это заменитель для тех, кто склонен к полноте.

Генри недолго колебался, готовый впасть в гнев, но потом опустился на стул и зашелся в смехе.

— Тебе пошло на пользу, — с упреком проговорила жена.

— Ладно, впредь я без этой пользы обойдусь, — угрюмо отозвался муж. — Мне тридцать четыре года, и за десять лет я не проболел и дня. Не в пример тебе, я знаю свой организм вдоль и поперек.

— Ты, Генри, ведешь нездоровую жизнь. Когда перевалишь за сорок, это скажется.

— Сахарин! — Генри вновь разразился хохотом. — Сахарин! Я думал, это средство, чтобы удержать человека от спиртного. Знаешь, бывают такие…

Стелла неожиданно разозлилась:

— Почему бы нет? Постыдился бы — в твоем возрасте тебя уже так разнесло. Если бы ты хоть немного занимался физкультурой и не пролеживал все утро в постели, этого бы не случилось…

— Если бы я хотел быть фермером, — хладнокровно возразил муж, — я бы не уезжал из дома. Вопрос с сахарином на сегодня закрыт — понятно тебе?

Их благосостояние росло не по дням, а по часам. Ко второму году войны они уже держали лимузин с шофером и поговаривали об уютном летнем домике на берегу залива Лонг-Айленд. Месяц за месяцем через бухгалтерские книги Дринкуотера и Маккомаса протекал растущий поток материалов, питавший неугасимый костер по ту сторону океана. Штат клерков утроился, в конторе царил дух активности и предприимчивости, и даже Стелла использовала любой предлог, чтобы заглянуть туда во второй половине рабочего дня.

Однажды, в начале 1916 года, она зашла туда, узнала, что мистер Маккомас отлучился, и направилась уже к порогу, но встретила Теда Дринкуотера, выходившего из лифта.

— О, Стелла! — воскликнул он. — А я о тебе вспоминал нынче утром.

Дринкуотеры и Маккомасы были друзьями — если не закадычными, то все же довольно близкими. Когда бы не приятельство мужей, жены едва ли бы сдружились, однако все четверо обращались друг к другу по именам — Генри, Тед, Молли и Стелла, — и вот уже десять лет, как ежемесячно устраивали совместные обеды, за которыми старались поддерживать самую сердечную атмосферу. После обеда каждая пара принималась безжалостно перемывать кости другой, не усматривая, однако, в этих разговорах какой-либо нелояльности. Они привыкли друг к другу, а потому Стелла немного удивилась, видя, с какой заинтересованностью обратился к ней Тед Дринкуотер.

— Я хотел с тобой поговорить, — заявил он в своей обычной манере, без обиняков. — У тебя найдется минутка? Сможешь зайти ко мне в контору?

— Ну да.

Пока они, меж рядов машинисток, направлялись к стеклянной выгородке с табличкой: «ТЕОДОР ДРИНКУОТЕР, ПРЕЗИДЕНТ», Стелле невольно подумалось, что Тед больше похож на бизнесмена, чем ее муж. Он был строен, подтянут, быстр в движениях. Его глаза зорко оглядывали контору, словно бы оценивая на ходу старания каждого клерка и каждой стенографистки.

— Садись, Стелла.

Она помедлила, ощущая смутное беспокойство.

Дринкуотер нахмурился.

— Речь пойдет о Генри.

— Он нездоров? — спросила она тут же.

— Нет. Ничего такого. — Тед заколебался. — Стелла, я всегда считал тебя очень здравомыслящей женщиной.

Она ждала.

— Это сидит у меня в голове уже второй год. Мы с ним так часто об этом спорили, что даже стали хуже относиться друг другу.

— Да? — Стелла нервно моргнула.

— Я говорю о бизнесе, — коротко объяснил Дринкуотер. — Неважные отношения с деловым партнером — штука очень неприятная.

— О чем ты?

— Давняя история, Стелла. Наш бизнес идет в гору, а он держится за свои привычки, уместные где-нибудь в захолустном магазинишке. Думает, дела будут ждать. В контору приезжает в одиннадцать, обеденный перерыв — полтора часа, кого невзлюбит — с тем ни в какую не желает иметь дело. За последние полгода он таким образом упустил три крупных заказа.

Инстинктивно Стелла встала на защиту мужа.

— Но ведь бывает, от его медлительности вы только выигрываете? Та сделка с медью: ты хотел сразу поставить подпись, а Генри…

— А, это… — Дринкуотер поспешил отмахнуться от этой темы. — Я никоим образом не отрицаю, что Генри в иных случаях проявляет удивительное чутье…

— Но речь идет не о пустяках, — перебила его Стелла. — Если бы Генри не сказал «нет», вы бы практически разорились. По его словам…

Она оборвала конец фразы.

— А, не знаю, — раздраженно бросил Дринкуотер. — Может, и не разорились бы. Как бы то ни было, мы все делаем ошибки — вопрос не в этом. Сейчас у нас появился шанс прямиком перескочить в высший разряд. Я не шучу. Если еще два года дела пойдут тем же темпом, каждый из нас сможет отложить по миллиону И, Стелла, я намерен свой миллион сколотить, что бы ни случилось. Даже если… — На мгновение он задумался и умолк. — Даже если дойдет до разрыва с Генри.

— О! Надеюсь…

— Я тоже надеюсь, что этого не случится. Потому-то я и хотел с тобой поговорить. Не можешь ли ты как-нибудь на него повлиять? Кроме тебя, он никого не слушает. Он ведь упрямец, каких поискать. Ему не втолкуешь, что он дезорганизует контору. Заставь его вставать пораньше. Негоже валяться в постели до одиннадцати.

— Он встает в половине десятого.

— На работе он бывает в одиннадцать. Все остальное неважно. Расшевели его. Скажи, тебе нужно больше денег. Для этого нужно больше заказов, а они просто под ногами валяются, только успевай поднимать.

— Я посмотрю, что можно сделать, — обеспокоенным тоном отозвалась Стелла. — Но не знаю… Генри трудно… он очень держится за свои привычки.

— Ты что-нибудь придумаешь. Ты могла бы… — Дринкуотер оскалился в улыбке. — Ты могла бы подсунуть ему дополнительные счета для оплаты. Мне иной раз думается, ничто так не вдохновляет мужчину, как экстравагантная жена. Стимулы — вот что нам нужно. А то мне приходится шустрить за двоих. Поверь, Стелла, один я не справлюсь.

Стелла покидала контору в панике. Вся неуверенность, все страхи ее детства внезапно выплыли на поверхность. Ей представлялось, как Тед Дринкуотер бросает Генри и как тот безуспешно пытается вести бизнес в одиночку. С его обычной беспечностью! Их семья покатится вниз, придется сокращать штат слуг, отказаться от машины, от дома. Добираясь домой, она успела вообразить себе нищету, детей, зарабатывающих на кусок хлеба… голодную смерть. Разве не объяснил ей только что Тед Дринкуотер, что предприятие держится только на нем? Что Генри будет делать один?

С неделю Стелла обдумывала эту ситуацию втайне; вид Генри, сидевшего напротив за обеденным столом, вызывал у нее одновременно раздражение и жалость. Потом у нее созрело решение. Она явилась к агенту по недвижимости и в качестве первого платежа за дом на Лонг-Айленде, о котором они с мужем только робко мечтали, вручила ему все свои банковские сбережения — девять тысяч долларов.

— Стелла, да ты с ума сошла! — испуганно воскликнул Генри. — Просто сошла с ума. Почему ты меня не спросила?