Верь мне (СИ) - Jana Konstanta

— Ошибаешься. Вы ничего не докажете.

— За что ты с ней так? Она же ребенка твоего носила…

— Вы ничего не докажете, — повторил Сажинский. — Не знаю я никакую Каринку и не знал никогда. А вот ты, девочка, приговор себе подписала. И не надо меня пугать — сидеть за тебя будет Власов. У меня алиби есть, а у Власова — мотив. Он, кстати, сейчас очень зол на тебя, ты его разочаровала.

— У Власова нет мотива, и все знают, что он меня не тронет.

— Посмотрим. Он сегодня получил очень занятные фотографии — теперь он точно знает, дочерям Горского верить нельзя. Хочешь, тебе тоже покажу? Ты фотогенична…

Не успела Лика и осознать сказанные Сажинским слова, а перед глазами появился дисплей телефона…

— Красиво, правда? — глядя на нее, побелевшую от увиденного, он улыбался и перелистывал пикантные фотографии. — Вот здесь ты особенно хороша! Думаю, Максу тоже понравилось. А потом он не справился с эмоциями и тебя прибил — как тебе такая версия? Между прочим, за идею можешь ему спасибо сказать. Он хотел тебя проверить и предложил помочь в этом постороннему парню. Жаль, не знал, что этот парень — мой друг. Ну да ладно, зато наш Максик впредь будет осмотрительней. Хотя, девушки ему теперь понадобятся не скоро… А может, вообще не понадобятся, если твой папочка не сможет удержать себя в руках — ты ведь у него теперь единственная дочь… Была. Жаль мужика. Вы хоть помириться с ним успели?

— Какая же ты тварь…

— Раздевайся.

— Что?

— Платье снимай, — повторил Сажинский, встал и потянулся к ремню на брюках. — У нас с тобой прям день воспоминаний случился — аж захотелось вернуться на восемь лет назад. Каринка была штучка заводная… Красивая, горячая… Маленькая ведьма. Уже тогда умела куда больше моих ровесниц. А ты? Ты такая же, Лик? Знаешь, как тяжело было смотреть на тебя все эти годы? Вспоминать Каринку… Хотеть… И не сметь прикоснуться, боясь, что сбежишь. Ну теперь-то бояться нечего. Жаль будет тебя убивать. Но ты сама виновата, не нужно было лезть куда не надо. Давай, снимай платье.

— Да пошел ты!

То, куда следовало ему пойти, тут же материализовалось перед взглядом Лики, покачиваясь в полной боевой готовности — без малейшего смущения Сажинский спустил штаны вместе с боксерами, отбросил ногой ставшую лишней одежду и шагнул к Лике, заставляя вжаться в спинку дивана.

— Не прикасайся ко мне! — завопила Лика.

— Как-то странно ты просишь о последнем в твоей жизни сексе. Расслабься, малышка, обещаю, я буду лучше Власова…

— Помогите! — закричала она, что есть силы, с трудом уворачиваясь от рук, пытающихся стянуть с нее платье.

— Кричи, кричи… Ты же знаешь, на моем этаже никого нет, даже охраны.

К сожалению, на третьем этаже этой чертовой гостиницы действительно никого нет — Сажинский частенько тащил девушек или сюда, в кабинет, или в свой личный номер, и потому даже секретаршу держал этажом ниже, чтоб никто не мешал. Зато здесь есть отдельная лестница к черному входу — Лику, видимо, сюда как раз именно по ней и притащили, а значит, ни одна душа в гостинице вообще не знает, что она здесь. Впрочем, даже если б кто-то знал, едва ли этот кто-то бросился бы ее спасать — однажды в этом она уже убедилась.

Без малейшего труда Сажинский стащил с Лики платье. Она больше не кричала, не плакала и даже не обратила внимания на отсутствие белья под своим платьем — только судорожно оглядывалась по сторонам в поисках спасения и корила себя за то, что, поддавшись обидам на отца, упустила важную деталь планировки гостиницы, недосказала… Вот что теперь ей делать? Окно выходит на парковку… Интересно, если разбить его — люди отца ее услышат? Или так и будут штаны протирать в своей машине, пока ее здесь насилуют и грозятся убить? Если только выберется отсюда, обязательно передаст папочке, что с такой охраной ему нужно по собственному дому с опаской передвигаться. Впрочем, шансы проверить компетентность отцовских бойцов таяли с каждой секундой — чтоб не вздумала упираться или разодрать напоследок физиономию, Сажинский уже стягивал ремнем ей руки за спиной, больно держа коленками ее бедра. Куда теперь сбежишь?

Запах недавно выпитого виски ударил в нос, заставляя Лику отвернуться. Желание испробовать эту девушку к Олегу пришло еще в квартире Антона: молодое красивое тело на чужих простынях, горячая фотоссесия, безропотная, податливая девушка с лицом бывшей пассии на его руках — как тут устоять? Только если до этого он побаивался трогать дочь Горского, то после разговора с ней на все стало наплевать. Ее обвинения застали его врасплох, он выдал себя, и оставлять ее в живых теперь нельзя — она поняла, что он виновен в Каринкиной смерти, а это уже серьезно. Гораздо серьезней того вскрывшегося факта, что ребенок у Карины был от него. Доказательств у них, конечно, нет и быть не может — слишком много времени прошло, все улики давно уничтожены, но Лика-то теперь точно знает, а, значит, уже завтра все станет известно и Горскому, а тому, как показал опыт, доказательства не нужны. «Жаль, Лика, жаль. Не зря говорят, молчание — золото, а в твоем случае — жизнь». Теперь же опечаленному смертью дочери Горскому будет не до него — это радует. Разъяренный папаша переключится на Макса — тоже хорошо, последний слишком много стал путаться под ногами. Надо только как-то Горскому дать верное направление, где искать «убийцу» его драгоценной дочери… Но об этом Олег подумает потом, когда закончит с приятным, а приятное вот оно, здесь — тепленькое, голенькое, в его руках испуганно озирается по сторонам и все еще на что-то надеется.

— Не надейся, сюда никто не придет, — шепнул Сажинский, разворачивая Лику к себе спиной.

Лика успела почувствовать, как ее нагнули, физически больно и морально неприятно, но вдруг раздался какой-то шум — через мгновенье тяжесть за спиной исчезла, и руки, державшие ее, отцепились. Лика тут же перевернулась, сжалась вся в комочек, безумным взглядом выхватив в двух шагах от себя