Семья Тибо (Том 1) - Роже Гар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дело в том, что Жак совершенно не скрывал своего жадного интереса к окружающим, в нем было простодушие ребенка, который, разинув рот, предается созерцанию; лицо у него каменело, взгляд застывал. Прежде, до возвращения из Круи, все было по-иному: тогда он относился к людям с полнейшим равнодушием и просто никого не замечал. Теперь же, где бы он ни находился - на улице, в магазине, - его глаза охотились на прохожих. Он не пытался осмыслить того, что открывалось ему в людях; мысль работала без его ведома; ему достаточно было уловить те или иные особенности людских физиономий или повадок - и все эти незнакомцы, встреченные случайно, на миг, обретали в его воображении плоть и кровь, получали свой неповторимый облик, свою индивидуальность.
Госпожа де Фонтанен вывела его из задумчивости, дотронувшись до его руки.
- Сядьте со мной рядом, - сказала она. - Навестите теперь и меня.
Она подала ему чашку и тарелку.
- Я так рада, что вы пришли. Женни, маленькая моя, дай-ка нам пирога. Ваш брат мне только что рассказал, как вы с ним живете вдвоем, в своей квартире. Я так рада! Когда два брата живут душа в душу, как настоящие друзья, это чудесно! Даниэль и Женни тоже ладят друг с другом, это моя большая радость. Ты улыбаешься, мой мальчик, - сказал она Даниэлю, который подошел к ней вместе с Антуаном. - Ему бы только насмехаться над старенькой мамой. Поцелуй меня в наказание. При всех.
Даниэль засмеялся, быть может не без некоторого смущения; но, наклонившись, коснулся губами виска матери. Каждое его движение было исполнено изящества.
Женни через стол наблюдала за происходящим; нежность ее улыбки очаровала Антуана. Она не смогла устоять перед соблазном и снова повисла у Даниэля на руке. "Вот еще одна, - подумал Антуан, - которая дает больше, чем получает". Еще в первое посещение его любопытство было задето женским выражением глаз на этом детском лице. Он заметил, каким милым движением плеч приподнимает она порой над корсетом начинающую развиваться грудь и тут же тихонько дает ей лечь на прежнее место. Она была непохожа ни на мать, ни на Даниэля; и это не удивляло: казалось, она рождена для какой-то иной жизни.
Держа чашку возле смеющихся губ, г-жа де Фонтанен мелкими глотками прихлебывала чай и сквозь пар дружески поглядывала на Жака. Ее взгляд был лучист и ласков, от него исходили свет и тепло; белые волосы удивительной диадемой венчали молодой открытый лоб. Жак переводил взгляд с матери на сына. В эту минуту он любил их обоих так сильно, что ему страстно захотелось сделать свою любовь зримой; он испытывал острую потребность быть понятым и признанным. Его тяга к людям была такова, что ему необходимо было занять место в их самых сокровенных мыслях, слиться с их бытием.
Возле окна между Николь и Женни разгорелся спор, в котором принял участие и Даниэль. Все трое склонились над фотографическим аппаратом, проверяя, осталась ли в нем неиспользованная пленка, можно ли сделать еще один снимок.
- Доставьте мне удовольствие, - воскликнул вдруг Даниэль с пылкостью, которая не была ему свойственна прежде, и остановил на Николь ласковый и повелительный взгляд. - Нет, именно так, как вы сейчас, в шляпке, - и рядом с вами мой друг Тибо!
- Жак! - позвал он и тихо добавил: - Прошу вас, мне так хочется сфотографировать вас вдвоем!
Жак подошел к ним. Даниэль насильно потащил их в гостиную, где, по его словам, освещение было лучше.
Госпожа де Фонтанен и Антуан задержались в столовой.
- Мне бы не хотелось, чтобы у вас создалось неверное представление о моем визите, - заявил Антуан с той резкостью, которая, как ему казалось, должна была придать его словам еще большую искренность. - Если бы он узнал, что Жак здесь и что это я привел его к вам, я думаю, он запретил бы мне заниматься воспитанием брата, и все пришлось бы начинать с самого начала.
- Несчастный он человек, - прошептала г-жа де Фонтанен таким тоном, что Антуан улыбнулся.
- Вам его жалко?
- Да, потому что он не сумел заслужить доверие таких сыновей.
- Он в этом не виноват, а я и того менее. Мой отец - человек, как говорится, выдающийся и достойный. Я уважаю его. Но что поделаешь! Никогда ни по одному вопросу мы с ним не думаем - не то чтобы одинаково, но даже сходно. О чем бы ни зашла речь, нам никогда не удается стать на одну и ту же точку зрения.
- Не всех еще озарил свет.
- Если вы имеете в виду религию, - живо откликнулся Антуан, - то мой отец в высшей степени религиозен!
Госпожа де Фонтанен покачала головой.
- Еще апостол Павел сказал, что не те, кто слушает закон, праведны перед богом, но те, кто исполняет его.
Ей казалось, что она от всего сердца жалеет г-на Тибо, но на самом деле она испытывала к нему инстинктивную и непримиримую антипатию. Запрет, наложенный им на ее сына, на ее дом, на нее самое, представлялся ей гнусным и несправедливым, вызванным самыми низменными побуждениями. Она с отвращением вспоминала лицо этого тучного человека, она не могла ему простить злобного недоверия ко всему, что было так дорого ей, к ее нравственной чистоте, к ее протестантизму. Тем более была она благодарна Антуану, не посчитавшемуся с отцовским осуждением.
- А сами вы, - спросила она с внезапной тревогой, - вы все еще исполняете церковные обряды?
Он отрицательно качнул головой, и это так ее обрадовало, что у нее просветлело лицо.
- Должен признаться, что я исполнял их довольно долго, - пояснил он.
Ему казалось, что присутствие г-жи де Фонтанен делает его умнее - и, уж во всяком случае, красноречивее. У нее было редкое умение слушать; она словно признавала значительность собеседника, окрыляла его, помогала ему приподняться над его обычным уровнем.
- Я шел по проторенной дороге, но настоящей веры у меня не было. Бог оставался для меня чем-то вроде школьного директора, от которого ничто не укроется и которого полезно ублажать определенными жестами, соблюдением определенной дисциплины; я подчинялся, но ощущал только скуку. Я был хорошим учеником по всем предметам, и по закону божьему тоже. Как утратил я веру? Я теперь уже и сам не знаю. Когда я это осознал - всего лет пять тому назад, я уже достиг такой ступени научной культуры, которая почти не оставляет места религиозным верованиям. Я позитивист, - произнес он с гордостью; по правде говоря, он высказывал перед ней мысли, которые только сейчас пришли ему в голову, ибо до сих пор ему не представлялось случая заняться самоанализом, да и времени на это не хватало. - Я не говорю, что наука объясняет решительно все, но она устанавливает факты, и этого мне вполне достаточно. Меня настолько интересуют всевозможные "как", что я без всякого сожаления отказываюсь от никчемных поисков ответа на всевозможные "почему". Впрочем, - быстро добавил он, понизив голос, - быть может, между этими двумя принципами объяснения разница всего лишь количественная? - Он улыбнулся, будто извиняясь. - Что касается проблем нравственности, - продолжал он, - то они меня и вовсе не занимают. Вас это шокирует? Видите ли, я люблю свою работу, люблю жизнь, я энергичен, активен, и мне кажется, что активность сама по себе уже является определенной линией поведения. Во всяком случае, у меня до сих пор ни разу не возникало колебаний относительно того, как мне следует поступить.
Госпожа де Фонтанен ничего не ответила. Она не ощутила враждебности к Антуану за его признание, что он не похож на нее. Но в глубине души еще раз возблагодарила небеса за то, что бог всегда пребывает в ее сердце. Это постоянное присутствие божие служило для нее источником безграничной и радостной веры, которую она буквально излучала вокруг себя; вечно угнетаемая обстоятельствами и неизмеримо более несчастная, чем большинство из тех, кто соприкасался с нею, она обладала природным даром вливать в людей мужество, душевное равновесие, счастье. Антуан почувствовал это сейчас на себе; никогда еще среди отцовского окружения не встречал он человека, который внушал бы ему такое целительное уважение и самый воздух вокруг которого был бы так животворен и чист. Ему захотелось еще больше приблизиться к ней, даже ценою искажения истины.
- Протестантизм всегда меня привлекал, - заявил он, хотя до знакомства с Фонтаненами вообще никогда не думал о протестантах. - Ваша реформация это революция в области религии. Религия ваша строится на освободительных основах.
Она слушала его со все возрастающей симпатией. Он представлялся ей молодым, пылким, рыцарственным. Она любовалась его живым лицом и чуткой морщинкой на лбу, и когда он поднял голову, с детской радостью обнаружила в его облике еще одну особенность, которая так шла к его вдумчивому взгляду: верхние веки были у него очень узкие, и если он широко раскрывал глаза, веки почти исчезали под надбровными дугами; казалось, ресницы делаются вдвое пушистей и сливаются с бровями. "Человек с таким лбом, - подумалось ей, - не способен на низость..." И ее вдруг поразила мысль: Антуан олицетворяет собою мужчину, достойного любви. Она еще вся кипела злобой на мужа. "Связать свою жизнь с человеком такого склада..." Впервые в жизни она сравнивала кого-то с Жеромом; впервые в жизни ощутила она с такой определенностью чувство сожаления и подумала о том, что ей мог бы дать счастье другой мужчина. Это был всего лишь порыв; мимолетный и страстный, он пронизал все ее существо, но она почти тотчас же устыдилась и, во всяком случае, тут же подавила его; однако горечь, вызванная сознанием своего греха и, может быть, сожалением, долго не исчезала.