Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи - Л. Переверзев

IV

«ПОЗОЛОЧЕННЫЙ ВЕК»

После окончания гражданской войны (1861–1865 гг.), после поражения рабовладельческого Юга и отмены рабства в США началось бурное развитие капитализма. Параллельно с этим шло интенсивное освоение огромных естественных богатств страны. Расширялось и сельское хозяйство — благодаря обилию свободных земель было сравнительно легко приобрести участок земли и стать фермером. Казалось, что будущее всем и каждому сулит неограниченные возможности.

Целая армия предприимчивых дельцов, торговцев, спекулянтов, авантюристов ринулась на Юг в поисках быстрой наживы. Огромные состояния сколачивались и терялись в считанные дни. Казалось, Америка вступила в золотую пору легкого обогащения, «бешеных денег». С легкой руки Марка Твена этот период вошел в историю США под названием «позолоченный век».

В это время происходит еще большее скопление капитала в руках небольшой кучки магнатов и трестов. США вступают в эпоху империализма. Одно за другим возникают крупные монополистические объединения — «железнодорожные империи», стальные и нефтяные тресты и корпорации.

Социальные контрасты становятся с каждым годом все резче и резче. Мало–помалу сопротивление американских трудящихся гнету капитала начинало усиливаться, и последняя треть XIX века явилась свидетелем крупных классовых боев американского пролетариата и широких, следовавших одна за другой волн фермерского движения.

Крепла солидарность американских рабочих. Это привело к созданию крупных профсоюзных и партийных объединений — Американской Федерации Труда, Социалистической рабочей партии и других рабочих организаций.

В начале XX века зазвучали песни народного поэта Джо Хилла — сына железнодорожного рабочего. Песни помогали американским трудящимся узнать истинных виновников их тяжелого положения, понять его причины и увидеть путь к изменению. Песни Джо Хилла призывали к мужеству и борьбе, рабочие пели их, протестуя против нищенской зарплаты и бесчеловечных условий труда. Поскольку песни Джо Хилла арестовать было невозможно, арестовали его самого, предъявив ему обвинение в преступлении, которого он не совершал. 18 ноября 1915 года тридцатитрехлетний рабочий поэт был казнен. Прощаясь с друзьями перед смертью, он сказал: «Не оплакивайте меня -— объединяйтесь!»

1

Процесс обуржуазивания, особенно бурно проходивший в этот период, породил серию рассказов о юрких коммивояжерах, обманщиках, пройдохах, воспроизводящих очень точный образ янки. Гак сказать,. следующую ступень в развитии образа этого фольклорного героя — городского янки: умелого дельца, удачливого предпринимателя.

Он не так симпатичен» как веселый спутник и острослов янки-коробейник» янки–лошадник, соленый янки, словом, янки трудовой профессии. Но еще не такой циничный и откровенный поклонник золотого тельца, как впоследствии дядя Сэм.

По–прежнему появлялись веселые и грустные песни и рассказы, созданные земледельцами и скотоводами.

В народных традициях вечно живет лукавый, проказливый дух мистификации, находящий свое воплощение в любимых фольклорных героях. У американских пионеров розыгрыш тоже был в чести. Среди лесорубов, ковбоев, бродячих торговцев, в маленьких городках, на фронтире постоянно разыгрывались эти любительские комедии. Они были отдыхом после тяжелой работы и способом общения, далеко не последним в ряду множества других,

ШЛЯПКИ СЭМА ТОЛМЕНА

В старые времена, когда торговля в бостонских лавках и магазинах шла только зимой и равней весной, предприимчивые янки отправлялись по сельским дорогам и сбывали там даже самый залежалый товар. Например, дамские шляпки, вышедшие из моды.

Это было любимым занятием янки–коробейников.

Сэм Толмен мог всучить свой товар кому угодно, потому что он умел и польстить покупателю, и пошутить с ним, и обмануть. Этот коробейник был истинным янки.

Как‑то ранней весной он взял под мышки два большущих короба с дамскими шляпками и пустился в дальнюю дорогу на полуостров Кейп–Код. Женщины в этом отдаленном углу знать не знали, какие шляпки на большой земле сейчас носят. А если до них и долетали какие-нибудь слухи, то откуда им было достать их.

Той весной в моде были такие малюсенькие и воздушные шляпки, что в два короба их уместилось великое множество. Раньше чем за две недели Сэму ни за что бы не распродать их. А ему надо было вернуться в Бостон не позднее чем через десять дней!

Что же он тогда придумал?

Шляпки эти были одни формой с плоскую тарелочку, а другие как изогнутый кокетливый соусник.

Вот Сэм Толмен и сказал женщинам на острове, что в этом году все бостонские дамы носят сразу по две шляпки — тарелочку впереди, а соусник сзади, поверх узла, или, как было принято тогда называть, поверх пучка.

Кейп–кодские модницы, конечно, напокупали себе и своим дочерям и племянницам по две шляпки, так что Сэм Толмен вернулся в Бостон даже раньше, чем через десять дней.

Ну и посмеялся он над доверчивыми модницами из Кейп–Кода.

ЗАНОСЧИВЫЙ КОРОБЕЙНИК

Первый закон коробейника — заговаривать зубы покупателю. Кто не умеет как надо поговорить с покупателем, того ждет неудача.

Незадолго до гражданской войны между Севером и Югом большим спросом у американских девушек пользо–вались шелковые нитки, которые изготовлялись в округе Герливилл. Нитки эти так сами и бежали со шпулек в руках ловких хорошеньких девиц, которые, однако, долго в девицах не засиживались, а не успеешь и оглянуться, как выскакивали замуж.

Девиц этих даже так и прозвали «шпульки». Эти нитки до гражданской войны и вскоре, когда она кончилась, разносили по стране коробейники. Большинство из них были молодые люди, которым хотелось посмотреть большой мир за пределами их родного Мансфилда, ну и, конечно, подзаработать деньжонок.

Легко представить себе такого юношу, который, взяв в обе руки по большой пестрой дорожной сумке, набитой катушками шелка, идет в близлежащие города своего штата, а то и подальше, в соседние штаты. Покупателями их были домашние хозяйки и местные лавочники.

Собственно, продать шелковые нитки в то время не составляло большого труда, и, если молодой коробейник не справлялся с этим делом, его раз и навсегда клеймили недотепой.

Один такой недотепистый юноша вернулся как‑то домой после двухнедельного странствия по городам с полной сумкой шелковых катушек. С чем ушел, с тем и пришел — ни одной не продал.

— Что это у тебя в сумках? — спросил отец, когда молодой коробейник вернулся.

— Шелк, — отвечал тот.

— Ты что же, ничего не продал?

— Не, — отвечал Джон, так звали коробейника.

— Никто, что ли, не спрашивал их?

— Не, почему ж, — отвечал Джон. — Один человек спросил, что это я принес в сумках, а я ему сказал: «Не лезь не в свое дело, собака!»

ВИШНЕВЫЙ КОТ

В самом начале 80–х годов хозяин знаменитого зверинца Ф. Т. Барием сидел в своей нью–йоркской конторе и вдруг услышал легкий стук во входную дверь. Он крикнул:

— Войдите!

Дверь распахнулась, и на пороге перед мистером Барнемом предстал классический янки. Он сел на предложен–ный ему стул, опрокинул стаканчик янтарного хмельного напитка и уставился с усмешкой на Ф. Т.

— Вы будете Ф. Т. Барнем? —начал янки.

— Попали с первого раза, — откликнулся хозяин.

— Ну так, стало быть, — сказал нежданный гость, — слышал я, есть у вас на показ выставка небывалых животных. Но могу побиться об заклад, такого зверя, как у меня на ферме в Коннектикуте, тут у вас нету!

Мистер Барием, человек осторожный, захотел, чтобы посетитель представил этому какие‑нибудь доказательства.

— Не могли бы вы точнее описать мне это удивительное животное? — попросил он.

— Можем и точнее. Что вы, к примеру, скажете про красавца кота, а?

— Кот? Что в этом такого необыкновенного? Десять тысяч ньюйоркцев могут показать вам кота.

— Э–э–э, но мой‑то кот небывалого вишневого цвета.

В недоверчивой улыбке мистера Барнема выразился весь профессиональный опыт прославленного владельца выставки редких животных. Однако он постарался скрыть свою заинтересованность.

— Ну, в таком случае у вас действительно есть кое-что, за что публика будет платить деньги, — небрежно заметил он. — Сколько же вы хотите за вашего вишневого кота?

— Не–е, вы уж сами назначьте цену, мистер Барием. Моя старуха очень привязана к этой твари, она за так ее не отдаст. Я вот что скажу вам, ежели я все правильно расписал про него, так, стало быть, вы заплатите мне три Сотни долларов, когда я доставлю его вам в Нью–Йорк.