Новая Зона. Тропа Мертвых - Игорь Недозор

Виктор шел, потихоньку прислушиваясь, о чем люди меж собой болтают. Ничего особо интересного, впрочем, он не услышал. Все как обычно – что подорожало и что подешевело, откуда и когда ожидаются обозы с товаром, где подешевле взять и кому перепродать. О видах на урожай да про лихих людей и мутантов, ну и разговоры, что, дескать, как бы не возникла Зона на месте Столповска.

Первое, что бросилось в глаза в артефактном ряду (а как же без него в Зоне-то), было мятое жестяное корыто, в котором горкой были навалены куски заиндевелого серого плотного желе. Ледорит – артефакт, порождаемый при низких температурах «седой бурей», старшей и куда как более страшной сестрой «хладки». Минус сорок градусов плюс-минус две тысячных.

Народ подходил к контейнеру, совал замурзанные купюры, монеты и какие-то бумажки, и упитанная тетка в грязном фартуке и вязаной шапочке длинными щипцами накладывала ледорит в банки или кастрюльки.

У них в Верее, как он помнил, ледорит тоже использовали в ледниках и погребах. А ученые по всему миру даже охлаждали с его помощью свои приборы там, где нельзя было воткнуть кондиционер или холодильник. Но вот чтобы так, обыденно, на почти деревенском базаре?..

Но вот дальше он увидел такое, что забыл о ледорите.

Черт! Глаза разбегались! Небольшая часть принесенного отсюда хабара могла бы сделать его долларовым миллионером.

Нет, конечно, хватало тут и знакомых ему артефактов вроде «красного камня» или «радужных яиц» – их, как отметил Рузин, охотно покупали обыватели. Видимо, использование артефактного электричества давно вошло в Столповске в привычку. Но вот прочее…

«Кольцо дней» – артефакт в виде браслета из черного стекла, омолаживающий организм на три года (правда, лишь один раз).

Вот «старая медь» – с ее помощью выращивают непревзойденные кристаллы кремния для процессоров.

«Огненные жучки» – плоские овальные пластинки, разогретые неведомыми силами до трехсот-четырехсот градусов, богачи от них прикуривали, а физики сходили с ума – эта штука невесть каким образом реализовывала пресловутый «холодный термояд». (Ну а простой народ в этих краях, как он уже знал, готовил на них еду и обогревал дома зимой.)

А вот «слезы феникса» – как бы стеклянные шарики с переливающимся содержимым бледно-алого оттенка. В толще стекла серебрились нити мерцающего света.

Дома все эти артефакты стоили каких-то диких денег и фактически в продажу никогда не поступали. Их несли не в бары и не к скупщикам, а сразу вывозили из Зоны. Тут же они лежали свободно.

Помнится, когда аномалии, их порождающие, так и не были обнаружены, ведь предположили же отдельные дерзкие молодые научники, что эти артефакты не из знакомого им мира, было решено, что, мол, рождены они редкими аномалиями, такими редкими, что их никто не видел. Ан вот как!

Интересно, как они попадают в Московскую Зону и что за люди сидят на трафике?

При этом есть еще кое-что, а именно то, что раз есть контрабанда, то есть и военные и силовики, что имеют с этого долю. Выходит, что люди в фуражках и в штатском имеют-таки представление, что и как. Но, видимо, решено до времени сохранить все в тайне. Впрочем, может, он просто слишком хорошо думает об армейцах и безопасниках, и тем просто плевать на происхождение каких-то непонятных артефактов, капала бы денежка.

А вот и оружейные ряды. Тут, как понял журналист, основными покупателями были жители окрестностей и вольные бродяги. Первое, что бросилось в глаза, – большие магазины, торговавшие арбалетами.

Не удержавшись, Виктор вошел посмотреть. По большей части это, как и следовало ожидать, были кустарные самоделки – стальные дуги из рессор, старательно выточенное из прочного соснового комля, дуба или ореха ложе, отлитые из латуни или алюминия детали механизма, тетива из проволоки.

Сейчас как раз продавец пытался продать гостям – парню и девушке, по виду лесовикам, – арбалет явно фабричной работы.

– Вот, – объяснял он, – лучшее, что есть. Поликарбонат и титан. Восьмидесятифунтовое усилие, двуручный хват и пистолетная рукоять, вес три килограмма, взводится «переломкой», ну, как старая пневматичка. Хоть из положения стоя, хоть из положения лежа.

– А бьет метко? – недоверчиво спросила девушка.

– Рассеивание при использовании наших самодельных болтов, какие любой деревенский кузнец мастерит, на двадцати метрах почти никакое. Попадает из десяти десять раз в мишень с человеческую голову. А если штатные карбоновые, – он показал связку пластиковых стрел с хромированным наконечником, – то и на тридцати-сорока… Бьет сильно, в сосну или березу входят по самое оперение. Годится хоть для косулей или коз, хоть для кабанчика молодого – это попадание стопроцентное. Ну а мелкая дичь – утки, гуси, крысаки, да хоть и ёжики, то, конечно, потруднее, зато убивает с одного попадания, подранков не оставляет…

Виктор невольно усмехнулся, хотя черт его знает, какие тут ёжики. Тем более что мутанты тут вообще сильно отличались от знакомых по Московской Зоне. Не имелось ни быкарей, ни змеевок с жабэнами, ни гутанов. Чупакабр тоже не было, хотя, говорят, в Предельных горах водились какие-то «клыкастые кошаки». Впрочем, от этого туземцам было не легче. Здешний зоопарк вызывал оторопь. Зубаки – мелкие рептилии вроде сухопутных крокодилов, охотившиеся стаями. Знакомые ему гримтурсы – потомки то ли овцебыков, то ли верблюдов. Гном – что-то вроде здоровенного хищного крота, имеющий привычку подрываться под людские жилища и жрать сонных хозяев. Бегун – покрытый чешуей гуманоид со щупальцами, легко догоняющий пущенную вскачь лошадь или гримтурса. Волчки – этих, правда, приручали и натаскивали на других мутантов, но не приведи Боже человеку повстречать проголодавшуюся стаю их… Вриколаки – мохнатые твари, жившие на деревьях и кидавшиеся на плечи путникам. И многие другие.

– Ну а человека? – между тем осведомился супруг охотницы.

– Человека? – понимающе ухмыльнулся оружейник. – Человека этот малыш свалить может легко, искрометно и непринужденно. Человек – это ж не лось, не вриколак, не гримтурс и не прочая крупная дичь, на ту, само собой, лучше с огнестрелом. Впрочем, есть и этой беде чем помочь. – Он вытащил из какого-то кармана своей безразмерной разгрузки два флакончика с залитыми парафином пробками. – Это масляный экстракт дым-ягоды и отвар корня красного пустошника. Сами по себе они безопасны, но если смешать, просто макнуть стрелу сперва в один флакон, а потом в другой, гарантированно валит любого зверя.

Семейство охотников ушло, унося арбалет, стрелы и даже яд.

Рузин подумал, что если все и дальше пойдет в этом мире, как идет, то лет через тридцать-сорок здешний народ целиком перейдет на арбалеты и ножи и полностью пересядет на коней и гримтурсов.

Впрочем, пока что огнестрел преобладал. А вот разных артефактных ружей и пистолетов он не заметил. Наверное, в свое время мысль так и не доросла, а потом уже заботы о выживании заслонили все. На пушку Шамиля вот тоже никто внимания не обращает, думая, что это какой-то необычный пулемет.

Войдя в полутемный низкий барак с надписью «Арсеналъ Столпъ», Виктор невольно присвистнул. На дощатых стенах висели самые разные образцы оружия: «МП-38», «ППШ», «МП», «ППД» и «ППС», «мосинки» со штыками и без. Он узнавал все те стрелялки, копии которых не раз встречал на пейнтбольных состязаниях. Отдельно прикованные цепями лежали гранатометы, ручные и станковые пулеметы, миномет и тяжелый станковый гранатомет. И что важно, почти все старые, с вытертым воронением и хромированием, с расстрелянными стволами, иногда собранные из нескольких экземпляров. Имелись и самоделки, и кустарно набитые охотничьи патроны в картонных гильзах.

Новых образцов было немного, например, блестящие хромированные пистолеты непонятной модели с надписью иероглифами на щечках рукояти. По виду похожие на «стечкин», приспособленные под стрельбу и одиночными, и очередями. К ним в комплекте шли оптические прицелы и съемные приклады-кобуры, как у древних маузеров. Под ними стоял ценник с пятизначной суммой в рублях и чуть поменьше – в векслях. Еще внимание Виктора привлекло странного вида помповое ружье, но продавец, немолодой лысый усач, у которого ногу ниже колена заменял деревянный протез, объяснил, что это легкий гранатомет. К нему прилагалась пластиковая коробка с зарядами, каждый лишь чуть больше охотничьего патрона.

– Оставил проезжий какой-то, сказал, что купил на Урале, из последних промышленных партий до Напасти. Называется оно «Ирис». Отдам недорого – сто векслей, все равно зарядов запасных нет.

Рузин уже собирался уходить, как вдруг внимание его привлекло стоявшее на стойке среди скромных охотничьих одностволок необычное ружье. При первом осмотре он с изумлением увидел, что оно кремневое. При более детальном – что оно еще и казнозарядное. И вдруг вспомнив, где его видел, невольно смахнул вдруг выступившую испарину.