ЛОВУШКА для БЕШЕНОГО - Виктор Доценко

Напомним, что Позин был страстный и азартный игрок, а Долонович — человек серьезный, беспорочный, деловой и карьерный. При любой их встрече он мучил Позина своими бесконечными вопросами, заставлял проигрывать и моделировать самые немыслимые многоходовые политические комбинации, что быстро утомляло Александра, которого уже давно тошнило от хитросплетений современной российской политики.

Теперь, когда Долоновича избрали губернатором отдаленного северного округа, Позин, перефразировав старинную шутку «ученый еврей при губернаторе», с юмором именовал себя «неученый нееврей при еврее–губернаторе».

Аналитический материал, написанный Позиным в результате его длительного пребывания в США, получил высокую оценку главы Администрации президента Валентина Щенникова и, по его словам, был одобрен «самим хозяином», который тем не менее его лично не принял.

И Позин догадывался почему. В любой бюрократической структуре «доброжелателей» не счесть. Позин знал, что многие высокопоставленные чиновники президентской Администрации откровенно недолюбливали его. Их раздражал его особый, непонятный статус: ему позволялось приходить на работу часам к двенадцати вместо девяти, а то и вообще не являться целую неделю, после чего полный рабочий день сидеть наедине с самим президентом! Неизвестно, что они там за плотно закрытыми дверями обсуждали…

Ну кому такое могло понравиться? Словом, у старых работников аппарата, прежде всего у всесильного Щенникова, Позин теплых чувств не вызывал, а для «питерской команды», которая постепенно, но уверенно подбиралась к власти, он и вовсе был чужак.

Проболтавшись после приезда из США месяца два без дела, Позин сам подал заявление об уходе, и Щенников со своей обычной мефистофельской улыбкой без комментариев его немедленно подписал, поблагодарив за добросовестную работу.

При всей своей внешней безалаберности Александр, как юноша из хорошей семьи, хоть и был игроком, но не был авантюристом.

Прежде чем подать заявление об уходе Щенникову, он подготовил себе запасной аэродром. Долонович давно уговаривал его занять пост представителя этого отдаленного региона при Правительстве России, рассчитывая на многочисленные связи и контактность Позина, а тот начальством быть никак не хотел и согласился на должность заместителя представителя. Верный Долонович положил ему солидный персональный оклад плюс квартальные премиальные и деньги на лечение.

В обязанности Александра Позина входило в первую очередь выслушивать многочисленные идеи Долоновича, нередко откровенно завиральные, готовить предложения по бизнес–планам для потенциальных иностранных инвесторов и с умным видом сидеть на регулярных переговорах. В общем, у Позина в делах был полный порядок.

Вот только душевного друга не было. Будучи уже далеко не мальчиком, он втайне мечтал о какой‑то особой дружбе, типа той, лицейской, которая связывала его тезку Пушкина с Пущиным или Дельвигом.

«А может, в наше время такая дружба невозможна?» — этим вопросом он сам себя пытался успокоить…

Даже информация Палугина о том, что Сергей Мануйлов на самом деле имеет прозвище Бешеный и является одним из самых хладнокровных и жестоких тайных агентов российских органов, нисколько не отвратила Позина от его потенциально возможного друга.

В обществе Сергея–Савелия ему было как‑то необычайно тепло и уютно. Не надо было постоянно выпендриваться, натужно шутить, раскладывать какие‑то вовсе неинтересные Позину политические пасьянсы. Савелий был самим собой, и волей–неволей Позин чувствовал в его присутствии подспудное желание освободиться от всей этой наносной шелухи и быть естественным.

Настоятельная потребность подружиться с Бешеным объяснялась некоторыми особенностями характера Позина. Как это нередко бывает с людьми умными и интеллектуальными, прочитавшими немереное количество ученых книг, Позин был человек безусловно слабый, и не только физически.

Обладая острым аналитическим умом, Александр был начисто лишен жизненного напора и всегда пасовал перед любыми трудностями. Про таких людей обычно говорят, что у них нет стержня.

Самым мучительным процессом в жизни Позина было принятие любого решения, вплоть до выбора фасона и цвета рубашки. Поэтому он избегал делать любые покупки в одиночестве. В юности его гардеробом заведовала матушка, а потом многочисленные приятельницы.

Изучение множества философских и общественных теорий привело Позина к своеобразной всеядности. Он был конформист, но не потому, что с готовностью принимал любую правящую доктрину, а потому, что искренне затруднялся, какую же из них считать более правильной. К примеру, сегодня его страшно раздражал дикий воровской русский капитализм, хотя никакого смысла в возврате к прошлому казарменному социализму он не видел.

Может быть, одним из самых больших недостатков Александра было то, что он не верил в саму возможность исправления человеческих пороков. Иногда они его раздражали, но чаще забавляли.

Он всегда был до неприличия благополучен: у него было все, что ему требовалось. Словом, ему никогда не приходилось переживать никаких жизненных тягот.

Как человек умный и тонкий, он чувствовал в Бешеном полную свою противоположность, а крайности, как известно, сходятся. За несколько дней общения с Говорковым Позин разглядел в том необычайную внутреннюю силу и решительность, готовность защищать свою правду до конца, Бешеный резко отличался от людей, с которыми Позин привык общаться. Наверное, Александр подсознательно ждал встречи с таким человеком, но судьба их развела.

Так Позин и не обрел долгожданного друга. Была у него, правда, одна близкая подружка, но она, увы, ничем не напоминала Савелия. Началась эта дружба странно, а закончилась трагически…

Ходить на службу Позину было вовсе не обязательно, и он частенько этой возможностью пользовался. Через несколько дней ему нужно было лететь в Барселону на Международную конференцию политологов и социологов, противников глобализма, куда его пригласили в качестве наблюдателя от России. Потому он сидел дома и внимательно читал книгу американского журналиста Чарльза Фельдмана о неизбежности эры глобализма, которую автор прямо связывал с развитием информатики и Интернета.

По странному совпадению, которые случаются в жизни, именно в этот момент Бешеный, который никогда не читал ни статей, ни книг Фельдмана, под водительством майора Престона осматривал вместе с этим самым Фельдманом будущую базу грузинского спецназа.

Позина позабавила мысль американца о том, что если в традиционном капитализме крупные пожирали мелких, то теперь быстрые хищники будут пожирать более медленных. Тут раздался телефонный звонок, и незнакомый мужской голос спросил:

Это Александр Викторович?

Он самый, — недовольно ответил Позин, не любивший, когда прерывают его мыслительный процесс.

Вас беспокоит уголовный розыск Юго–Западного округа. Капитан Лебедев, — на другом конце провода выдерживали паузу, словно ожидая реакцию собеседника.

Не знавший за собой никаких криминальных грехов, кроме очередного долга Долоновичу, Позин не без проснувшегося любопытства спросил:

Чем могу служить?

Да вот тут телефончик ваш в записной книжке у потерпевшего, — вкрадчиво сообщил голос.

Позинский телефон мог быть у тысяч москвичей и гостей столицы, так что слово «потерпевший» его не задело и не насторожило.

Но чем я‑то могу быть полезен? — недоумевая спросил Позин.

Надо бы, чтобы вы подъехали, фотографии посмотрели, ну, для опознания, и поговорить, когда последний раз вы виделись…

Позин был человек законопослушный и легко согласился подъехать к назначенному часу. У него не было никакого дурного предчувствия и только уже перед тем, как положить трубку, он спросил:

А кто пострадавший‑то?

Девушка, — последовал неопределенный ответ.

У Позина было много знакомых девушек из самых разных общественных сфер. Они гоняли на своих и чужих машинах, неумеренно потребляли алкоголь и баловались наркотиками. Фотомодели, актрисы и танцовщицы и те, которых он называл «девушки трудной судьбы», торговавшие собой для добывания хлеба насущного, — все они так или иначе попадали в группу риска, если внимательно следить за статистикой дорожных происшествий и криминальными сводками.

Что это еще за девушка, да и узнаю ли я ее? — с некоторым типично мужским цинизмом подумал Позин, продолжая размышлять о том, как отвести угрозу мирового глобализма.

Но когда капитан Лебедев, невыразительной внешности мужчина средних лет, разложил на обшарпанном столе своего кабинета стопку фотографий, Позин ощутил шок.

Узнаете? — вкрадчиво спросил капитан.

Позин безнадежно кивнул. Чего–чего, а этого он

никак не ожидал. Она лежала обнаженная лицом вниз, на голове какая‑то нелепая черная вязаная шапочка, руки сзади скованы наручниками. На правой ягодице так хорошо знакомая ему татуировка — пантера. На другой фотографии она лежит на спине, лицо неповрежденное, спокойное.