Сладкий грех - Дебра Маллинз

Он взялся за подол ее платья, приподнял его достаточно высоко, чтобы скользнуть под него рукой, провел пальцами по обтянутой чулком ноге. Внутренний голос звал ее откинуться на спину, раскрыться перед ним, отдать ему все, что у нее есть.

В окна мчащегося экипажа изредка заглядывал свет уличных фонарей и покрывал все пространство внутри причудливыми тенями. Он впился губами в ее шею, слегка покусывая, так, что у нее внутри все задрожало. Его рука лежала на ее груди. Другая пробиралась все выше по ноге, коснулась подвязки и достигла нежной, чувствительной кожи у основания.

Она не отступала, смело отвечая на его поцелуи, обхватив его за сильные широкие плечи и наслаждаясь его мужественностью. Когда он тронул большим пальцем ее набухший сосок, она вскрикнула, но он прильнул к ее рту своими губами, заглушая звук.

Как же она хотела раз и навсегда отдаться ему! Разве это будет неправильно? Она же любит его. Что еще нужно?

Той рукой, что находилась под юбкой, он гладил ее по внутренней поверхности бедер.

Стоит ей только решиться переступить черту, отправиться с ним туда, где они могут насладиться друг другом и просто быть вместе…

Они слишком рано приехали к пункту назначения. Внутри у нее все сжалось от боли разочарования.

Своим затуманенным сознанием она понимала, что карета останавливается. Он неохотно оторвался от нее, обхватил ладонями ее лицо, прижался лбом к ее лбу.

— Приехали.

Ей хотелось кричать. Слишком скоро! Она хотела большего, требовала большего. Но, наверное, это было к лучшему. Только что она чуть не утопила все свои принципы в Темзе, лишь бы провести еще несколько секунд в его объятиях. Она потерлась щекой о его руку.

— Спасибо, что доставили меня домой.

— Это не…

Дверь кареты стала открываться, и Миранда быстро переместилась с его колен на сиденье рядом. Лакей в ливрее дома Вайльдхевенов заглянул внутрь с бесстрастным выражением лица.

— Добрый вечер, ваша милость.

— И тебе добрый вечер, Бенджамин.

Вайльд привстал и стал пробираться к выходу.

Потрясенная тем, что он привез ее в Матертон-хауз, а не к ней домой, она лишь надвинула капюшон пониже, чтобы ее никто не узнал. Почему они здесь? Что он задумал?

Он спустился на землю и обернулся, чтобы подать ей руку. Она не торопилась выходить, раздумывая, не остаться ли ей на месте с требованием, чтобы ее отвезли домой. Стоило ли давать слугам повод для сплетен? Он терпеливо ждал, пока она боролась с сомнениями. В конце концов она решила обсудить с ним этот вопрос с глазу на глаз. Зачем устраивать спектакль на потеху окружающим?

Она приняла предложенную руку, заметив, как сладко заныло у нее в животе от мысли, что они проведут вместе чуть больше времени. Он помог ей выбраться из кареты, затем быстро повел по ступенькам парадного крыльца к двери, услужливо распахнутой дворецким.

— Добрый вечер, ваша милость.

— Добрый вечер. — Вайльдхевен снял шляпу и передал ее лысеющему дворецкому. — Отпусти всех слуг, Треверс. Скажи, что на сегодня рабочий день окончен. Не хочу, чтобы меня беспокоили.

— Хорошо, ваша милость.

С лицом, на котором не было написано ровным счетом ничего, дворецкий закрыл дверь и покинул элегантный холл, унося шляпу хозяина.

Вайльдхевен посмотрел на Миранду. В его черных глазах горело желание.

— Пойдемте со мной, дорогая. Есть кое-что, что я хотел бы вам показать.

Но она не шелохнулась.

— Почему мы здесь? Это не мой дом.

— Правильно, этот дом мой.

Сожаление оставило привкус горечи на губах. Он вел себя, как типичный мужчина. В карете она слишком многое ему позволила, и он явно решил…

— Я по-прежнему не намерена ложиться с вами в постель, — тихо произнесла она, зная, какая слышимость в подобных домах. — Я не должна здесь с вами находиться.

— Как же понимать то, что произошло в карете?

— Благодарность, не более того.

От смущения она готова была провалиться под землю, но все-таки выдержала его взгляд.

Он усмехнулся.

— Чмокнуть в щеку — вот это благодарность, Миранда. То, что было между нами, — это нечто большее.

— Секундное помрачение, — прошептала она. Слезы сдавили горло, но она не намерена была их проливать. — Пожалуйста, Вайльд, не усложняйте то, что и без того сложно. Велите снова подать экипаж, пусть меня отвезут обратно домой.

— Но я же знаю, что вы меня хотите, — нежно произнес он.

— Это так. — Она теребила ручки своей сумочки. — Если бы я искала любовника, мой выбор несомненно остановился бы на вас. Если бы искала. Но я не ищу.

— Когда хотите убить в мужчине желание, не стоит говорить такие вещи.

Она зажмурилась.

— Знаю. Просто пытаюсь быть честной.

— Вам нужна определенность. Гарантии. Но, дорогая моя, в этой жизни ни в чем нельзя быть до конца уверенным. Будь это так, мой ребенок был бы сейчас жив.

— Вот именно.

— А вместо этого есть только вы и я. — Он провел рукой по ее щеке. — Я никогда не стану вас принуждать, моя дорогая девочка. Если вы захотите, чтобы я стал вашим любовником, просто скажите. А тем временем я бы все-таки хотел вам кое-что здесь показать. Вы будете первой, кто это увидит. Пойдемте со мной. — Он снова одарил ее улыбкой. — Обещаю, что не стану угрожать вашему целомудрию.

Он смотрел на нее с неподдельным восхищением, его прикосновения были нежны. Время и обстоятельства всегда были против них, поэтому она не могла отвергнуть последний шанс. Она кивнула, позволив ему снова взять себя за руку и повести к изогнутой лестнице.

В его доме было немало роскошных комнат. Но она меньше всего ожидала, что он приведет ее в музыкальную студию.

По одному ее виду можно было определить, что это его святая святых. Во всей обстановке угадывалось присутствие мужчины — темный интерьер, ковры цвета хвои и отполированные до блеска музыкальные инструменты, отливающие огнями в свете ламп, расставленных по всей комнате. У окна грациозно изогнулась арфа. На небольшой подставке на столе лежала скрипка. Помпезное фортепиано производства фирмы «Бродвуд» — какой декаданс! — сияло глянцевой поверхностью. У стены стоял стол с разбросанными по нему бумагами. Очень удобное на вид кресло пристроилось у самого камина, рядом расположился маленький столик, предназначенный для легких закусок.

— Слуги знают, что я люблю работать над своей музыкой по ночам, — сказал он, прикрывая за ними дверь. — Иногда я засиживаюсь здесь до рассвета, чересчур увлекшись и полностью отдавшись во власть музыке.

— Какая чудесная комната!

Она подошла к арфе, завороженная величием и красотой этого инструмента.