Добрая Старая Англия - Кэтрин Коути

Тем не менее, вмешательство Свифта все же сыграло свою роль – вместо виселицы Уильямса приговорили в 6 годам тюремного заключения, которые он и провел в тюрьме Ньюгейт. Там он мастерил цветы, которые продавал зевакам, пришедшим поглазеть на поверженного маньяка, и время от времени слал письма в газеты, утверждая что пал жертвой клеветы. Интересно, что сразу же после второго процесса Анна Портер вышла замуж за Генри Колмана, так что 100 фунтов в их семейном бюджете были не лишними. До сих пор невозможно с точностью ответить, был ли Ринвик Уильямс тем самым Монстром, или же его просто подставили.

Источник информации – Jan Bondeson, "The London Monster – A Sanguinary Tale."

Менструация по-викториански

Если женщина имеет истечение крови, текущей из тела ее,

то она должна сидеть семь дней во время очищения своего,

и всякий, кто прикоснется к ней, нечист будет до вечера.

Как известно, главной целью женщины викторианской эпохи считалось деторождение. В зависимости от ее общественного положения, к этому основному роду деятельности прибавлялись и другие обязательства. На простолюдинке зачастую лежало все хозяйство – приготовление пищи, изнурительная стирка раз в неделю, уборка дома, раздача подзатыльников детям и прочее. Аристократка же должна была служить украшением гостиной и наносить визиты – тоже обязанность не из легких, если подумать, что тебе каждую неделю придется посещать людей, которые тебе глубоко противны, но от которых зависит карьера твоего мужа. Тем не менее, не смотря на все эти обязанности, женщины считались слабым полом, подверженным всяческим недугам. Королевой заболеваний выступала матка. Само ее наличие приводило людей в священный трепет, так что не удивительно, что эта занимательная часть тела была окружена огромным количеством мифов. Многие из этих мифов касались менструации – загадочного недуга, на которым ломали голову как врачи, так и общественные критики. Популярному мнение гласило, что во время менструации женщина находилась в опасности:

В течении этого времени, женщина не нездорова или не в порядке. Различные неприятные ощущения связаны с ней [менструацией]; но когда она сопровождается сильной болью, что случается нередко, она перерастает в болезнь, и женщина не может зачать, покуда не вылечится. Во время так называемых "месячных" следует избегать трудно перевариваемую пищу, танцы в натопленных комнатах, внезапный контакт с холодом или жаром, а так же эмоциональное возбуждение.

Согласно мнению врачей и общественных деятелей, ничто не ухудшало состояние женщины во время месячного недомогания так, как умственная деятельность. Надо заметить, что и в другое время умственная деятельность у женщин не приветствовалась, но в это время она несла особый вред. Различные "специалисты" по-разному оценивали вред чтения во время менструации. Например, некоторые столпы общества сокрушались лишь из-за чтения романов. В 1870м году Орсон Фаулер, американский критик, прошелся по этому вредоносному чтиву,

Чтение, которое стимулирует эмоции и разжигает страсти, может вызвать или же усилить закупорку матки, что в свою очередь может привести к различным недугам, включая (…) болезненную менструацию.

Припевом ко всем этим сентенциям было "И она сошла с ума." Зная состояние психиатрии тех времен, можно смело сказать, что сходить с ума не хотел никто. Ничего хорошего по ту сторону безумия беднягу не ожидало. Тем не менее, трудно представить что девушка отложила бы, ну скажем, недочитанный "Грозовой Перевал," проникшись предостережениями моралистов.

Некоторые общественные деятели, впрочем, заходили еще дальше, осуждая не только любовные романы, но и вообще высшее образование женщин. Особенно на этой ниве прославились американцы. Так в 1873м году доктор Эдвард Кларк из Гарварда опубликовал книгу под названием "Пол и Образование." Это труд сообщал, что высшее образование подрывает репродуктивные способности женщин, вынуждая их трудиться в критический момент их физического развития. Покуда американские феминистки строчили опровержения, некоторые общественные деятели по ту сторону Атлантики взяли книгу Кларка на вооружение. Ведь она доказывала, якобы с позиции медицины, что запретить женщинам доступ к высшему образованию – это, оказывается, гуманный акт. Ведь сама Природа создала женщин для других функций, нежели мужчин, и умственное перенапряжение во время менструации может привести к целому сонму заболеваний. Впрочем, и в Англии это мнение встретило ответные аргументы феминисток.

Процесс взросления, перехода из мира детства во полный соблазнов мир взрослых был пугающим. Причем скорее всего пугающим в большей степени для врачей, чем для их пациенток. Множество книг по физиологии и гигиене, посвященные девочкам-подросткам, создавали образ хрупкого ребенка, до смерти перепуганного изменениями, происходящими с ее телом. Такая девочка обычно вздыхала, роняла невольные слезы и вообще дичилась людей.

Яркий пример реакции девочки на менструацию, пришедшую как гром среди ясного неба, предлагает "Детство Люверс" Бориса Пастернака. Первая менструация не принесла Жене Люверс никакой радости. Наоборот, девочка получила нагоняй от гувернантки, считавшей кровотечение чем-то постыдным:

Француженка сперва накричала на нее, а потом взяла

ножницы и выстригла то место в медвежьей шкуре, которое было

закровавлено.

Никаких разъяснений по поводу ее состояния девочка не получает, и весь день мучается от гнетущего чувства:

Ей казалось, что теперь всегда на нее будут кричать, и

голова никогда не пройдет, и постоянно будет болеть, и никогда

уже больше не будет понятна та страница в ее любимой книжке,

которая тупо сплывалась перед ней, как учебник после обеда.

Но первоначальная реакция гувернантки была еще цветочки, ягодки же ждали несчастную девочку на следующий день, когда она нечаянно запачкала ночную рубашку

Женя стала укладываться в постель и увидала, что день долог

от того же, что и тот, и сначала подумала было достать ножницы

и выстричь эти места в рубашке и на простыне, но потом решила

взять пудры у француженки и затереть белым, и уже схватилась за

пудреницу, как вошла француженка и ударила ее. Весь грех

сосредоточился в пудре. "Она пудрится. Только этого

недоставало. Теперь она поняла наконец. Она давно замечала!"

Разумеется, Женя разрыдалась, не столько от несправедливости наказания, сколько от того, что чувствовала за собой еще худшее преступление, возможно, заслуживающее еще более сурового порицания. Поскольку к психологически неприятной ситуации добавляется и физическая боль, девочке становится так плохо что хоть топиться иди (к счастью, ее останавливает тот факт, что вода в реке в это время еще очень холодная – великолепное знание подростковой психологии со стороны Пастернака).

Женя расплакалась от побоев, от крика и от обиды; от того, что,

чувствуя себя неповинною в том, в чем ее подозревала

француженка, знала за собой что-то такое, что было -- она это

чувствовала -- куда сквернее ее подозрений. Надо было -- это

чувствовалось до отупенья настоятельно, чувствовалось в икрах и

в висках -- надо было неведомо отчего и зачем скрыть это, как

угодно и во что бы то ни стало. Суставы, ноя, плыли слитным

гипнотическим внушением. Томящее и измождающее, внушение это

было делом организма, который таил смысл всего от девочки и,

ведя себя преступником, заставлял ее полагать в этом

кровотечении какое-то тошнотворное, гнусное зло. "Menteuse!" --

Приходилось только отрицать, упорно заперевшись в том, что было

гаже всего и находилось где-то в середине между срамом

безграмотности и позором уличного происшествия. Приходилось

вздрагивать, стиснув зубы, и, давясь слезами, жаться к стене. В

Каму нельзя было броситься, потому что было еще холодно и по

реке шли последние урывни.

К счастью, мама Жени восстанавливает справедливость и выгоняет злодейку-француженку. Из этого отрывка можно сделать вывод, что, во-первых, Женя Люверс не знает какие меры принимать во время менструации, во-вторых считает это явление чем-то греховным, чем-то что заклеймит ее преступницей. Вполне вероятно, что девочки в 19м веке думали именно так. Особенно это относится к подросткам, проживавшим в крупных городах, где дети были оторваны от природы и не могли наблюдать за физиологическими процессами на том же скотном дворе. Возможно, что в сельской местности дела обстояли по-другому.

Так или иначе, чувство вины, которое ощутила Женя Люверс, было довольно распространено среди женщин викторианской эпохи. Менструацию считали болезнью вообще, а менструацию сопровождаемую сильным дискомфортом – какой-то на редкость мерзкой и противоестественной болезнью: "Если какой-либо этап менструации сопровождается болью, значит что-то не так или с одеждой, или с диетой, или с поведением женщины." Иными словами, общественное мнение придерживалось варианта "сама виновата." Ответственность за болезненную менструацию ложилась на плечи несчастной страдалицы. Ну а поскольку она сама провинилась – например, прочитав душераздирающий роман на ночь – то не имела права жаловаться, чтобы ненароком не обеспокоить окружающих. В 1885 году американка Альмира МакДональд записала в дневнике: