Битва веков - Александр Прозоров

— Янычары!!! — кинулся к месту прорыва Андрей.

Бегущие первыми османы уже остались без копий, застрявших в телах убитых, и размахивали только длинными кривыми ножами размером чуть больше косарей. Князь огрел бердышом одного, уколол другого, опять перехватил свое страшное оружие ближним хватом и с силой резанул слева направо, еще и еще раз, распарывая животы яростным басурманам, не имеющим на себе даже простенькой защиты вроде ватника или куртки из толстой кожи. Его злобно били ятаганами сразу со всех сторон — но прорезать доспех не могли, а по открытым частям тела пока не попадали. Справа рухнул под ноги янычар Андрей — князь метнулся туда, отчаянно продираясь, но уже через шаг его отшвырнули назад, он споткнулся, опрокинулся и через миг мог быть затоптан — но Изольд с громким воплем рубанул воздух сверху бердышом, подарив Звереву драгоценный миг, чтобы откатиться и снова вскочить на ноги.

— Ур-ра-а!!! — Вынеслась из ложбины боярская конница, ударила в цветастых османов, стоптала три-четыре первых ряда, но янычары, что накопились сзади, заученно оперли пики основанием в землю, встретили тяжелых коней на острия. Те, что стояли чуть позади, стали быстро и ловко выбивать из седел остановленных всадников.

— Изольд! — Князь указал холопу на опрокинутый тюфяк, упал рядом на колени, сунул руку в широкий ствол: — Заряжен!

Вдвоем они повернули древнюю тяжелую короткостволку на басурман, Зверев выдернул дымящийся фитиль из замка оставшейся без хозяина пищали, ткнул в запальное отверстие. Грохот, дым — выпущенный под брюхами ближайших лошадей дроб снес ноги двум ближним скакунам и доброму десятку янычар перед ними. Османы рухнули, правый край конницы резко пошел вперед, врубился еще на несколько саженей, опять застрял.

— Заря-яд! — заорал Андрей.

— Несу! — Забыв пробанить, вогнал картуз в горячий ствол невесть откуда взявшийся Карасик. Зверев аж зажмурился от страха — но Бог смилостивился над храбрым воином, и ничего не случилось. Изольд прибил слишком длинным, явно от другой пушки, шомполом пыж, Карасик поднял мешок с речной галькой, каковой во избежание разрыва по-прежнему заряжали столь старые стволы, сунул сверху обрывок тегиляя, Изольд прибил.

— За мной!

Подняв втроем десятипудовый тюфяк, они ринулись вперед, к узкой полоске рубящихся с янычарами бояр, растолкали задних, опустили ствол. Андрей чуть выждал, чтобы ноги пятящегося скакуна ушли с линии огня, сунул фитиль в запальное отверстие, и тюфяк под пальцами жарко вздрогнул:

— Д-дадах!!!

Толпа в полсотни янычар легла почти до самого противоположного щита. Рядом шарахнули еще несколько выстрелов. Князь оглянулся — шестеро выживших стрельцов, поняв его тактику, тоже начали стрелять из своих пищалей по турецким ногам из-под конских животов.

Правая стена «угла» почти очистилась от янычар, и князь вернул холопов к пушкам, оживив самую длинноствольную, выпустил раз за разом четыре картечных заряда вдоль стены соседнего укрепления. Холопы поминутно оглядывались, опасаясь удара в спину, но бояре с помощью стрельцов медленно и верно истребляли незваных гостей с далекого юга. Вскоре к ним на помощь подтянулись еще несколько человек, заговорили три орудия. Конница перед ними заметно поредела, напор атакующих явно ослабевал. Князь выждал, пока стрельцы и холопы дадут еще два залпа, и остановил:

— Хватит! Теперь тюфяки заряжайте! Тюфяки! Которые носить можно. — Он обернулся к боярам, заканчивающим кровавую работу, громко спросил: — Кто старший?! Я князь Сакульский, воевода! Старший кто?!

— Князь Хованский я, — повернул к нему коня один из воинов. — Здрав будь, Андрей Васильевич.

— Разворачивай сотни и через проход встреч татарам бей. Мы следом выйдем, соседям поможем.

— Сделаем, Андрей Васильевич. Ге-гей, служивые! За мной!

Конница отступила ближе к ложбине, встала плотнее, начала разгон:

— Ур-ра-а-а!!! — Сотни одна за другой стремительно ушли в затянутый дымом проход.

Князь Сакульский, двое его холопов и полтора десятка стрельцов, подхватив тюфяки, выбежали за ними. В соседнем укреплении янычары продолжали умело и упорно сдерживать напор русской конницы, останавливая ее движение пиками и ими же выкалывая седоков. Им всем было не до того, чтобы смотреть по сторонам. Поэтому пушки перед бойницами удалось поставить с легкостью, и через пару минут три галечных выстрела, пущенных на уровне голов, мгновенно сократили число османов на треть и смешали их ряды.

— Здесь заряды, здесь! — Карасик свалил на землю тяжелые картузы. Стрельцы торопливо перезарядили тюфяки, повернули на янычар. Те пытались помешать, тыкая со своей стороны копьями, но всаженный в бойницу с расстояния трех шагов залп оказался не менее страшен, чем сделанный в упор.

Боярская конница за стеной ощутимо пошла вперед, и князь повел людей на другую сторону, к почти занятому янычарам укреплению слева. Здесь для перелома в сече залпов пришлось сделать уже три, после чего Андрей вернулся за стены. Пока татары не начали новой атаки, ему требовалось собрать уцелевших людей и распределить их по местам.

— Не понимаю Девлет-Гирея, — сказал он идущему рядом стрельцу. — Если бы он не прекратил атаки, нас бы просто затоптало массой. У него что, кончились янычары?

Внутреннее пространство укреплений оказалось завалено мертвыми телами в три-четыре слоя, кровь чавкала под ногами. Разослав собравшихся стрельцов вдоль стен к пушкам и на острия «углов», в которых татары нащупали слабое место обороны, приказав скинуть и занести внутрь лестницы, связанные янычарами для забегания на бревенчатые стены, князь Сакульский наконец-то смог найти место падения своего сына, с помощью Изольда и Карасика растащил чужие тела.

Пахом, похоже, просто закрыл воспитанника собой, упав сверху, едва того сбили с ног. В первый миг Зверев подумал, что у него отрублена голова — бармица была откинута, шею пересекала глубокая рана. Но едва дядьку перевернули — тот слабо застонал.

— Ну, коли стонет, будет жить, — облегченно перекрестился князь. — На загривке только мясо растет. А хребет, похоже, цел.

Андрей ругался куда громче, но и тот отделался закрытым переломом обеих ног. Больно и неприятно — но зато не нужно бояться заражения.

— Лубки наложим, через месяц уже в седло вернешься, — пообещал ему отец. — Отправлю с дядькой на мамкины калачи, она быстро выходит. Надо только вас обоих обездвижить, чтобы раны зарастали, не открывались в движении. Изя, Карасик, давайте за лощину в лесок, срубите по пять слег. Будем носилки мастрячить.

— Тата-а-ры!

— Проклятье! — сплюнул Зверев. — По местам! К первой пушке, за мной!

Но это оказались не татары. Это возвращались боярские сотни князя Хованского. Влетев под защиту гуляй-города, боярские дети сбросили с седел на землю несколько басурман в богатых цветастых халатах.

— Вот, княже! — весело доложился воевода. — Мы как из дыма выскочили — видим полусотню татарскую. Ездят не торопясь да укрепление наше разглядеть пытаются. Ну, мы с ходу на них и налетели. Кто дурнее, того сразу стоптали, иных до самого лагеря гнали и старшего из полусотни этой сбили и с собой забрали. Одет богато, стало быть, крымчак по роду не малый. А уж коли в лагерь влетели, так и там повеселились маленько. Кого порубили, кого с собой уволокли. А как басурмане растревожились да за пики схватились — мы развернулись да сюда.

Князь Хованский спешился, пнул одного из пленников:

— Этого я знаю, сие царевич Ширинбак. Мы с ним двенадцать лет назад за полон торговались.

Бояре дело свое исполнили споро: все семеро схваченных были знатными ханами и мурзами. Рубили, видно, только скромно одетых крымчаков. Тех же татар, что выглядели солидно, брали живьем.

— Ну, скажи-ка нам, царевич Ширинбак, — подступил к полонянику воевода Воротынский, — долго еще Девлет-Гирей сражаться сможет? Сил у него много осталось? Эй, кто-нибудь, раскалите железо на огне! Чует мое сердце, лгать царевич поначалу будет, надобно прожарить его маленько.

— Чего меня-то спрашиваете? — Связанный по рукам и ногам татарин попытался повернуться или сесть, но ни того, ни другого у него не получалось. — Я лишь Кучук-Ламбатскими тысячами командую. Вон, у вас калги-султан[23] в полоне. Его и пытайте!

— Девей-мурза? — хором удивились князья Воротынский, Хворостинин и Хованский. — Вот ты каков, оказывается, мудрец османский. Худощавый, налысо бритый, лопоухий крымчак оскалился, брыкнул ногой:

— Мужичье сиволапое! Как вы, жалкие твари, осмелились тягаться с вашим господином, с крымским царем? Всех за наглость такую на галеры отправлю, там и сдохнете!

— Ну ты наглец, — изумился князь Андрей Сакульский. — Сам повязан, а еще и грозишься!

— Куда вы денетесь, неверные собаки? Голодом вас выморим за несколько дней, сами в полон проситься станете!