Гнездо орла - Елена Съянова

Он долго лежал в остывшей воде, вытянувшись и закрыв глаза, чувствуя, как ему трудно дышать и как еще труднее будет подняться.

Когда в постели потянувшись, он привычно положил ей на живот руку, она только судорожно вздохнула. И впервые в жизни он всем зашедшимся от боли телом ощутил «запрет» в себе и, повернувшись на живот, стиснул зубы.

Она не двигалась. И он лежал неподвижно, пережидая нестихающую боль. Первая в его жизни ночь… ожидания женщины.

4-го, днем, родители привезли из Рейхольдсгрюна двойняшек. Старшие Гессы собирались обратно в Александрию: осенью в фатерланде у Фридриха Гесса обострялись хронические болезни, и родители вынуждены были проститься с детьми и внуками до будущей весны.

Двойняшки сразу спросили про поездку к морю, которая была им обещана. Маргарита ответила, что, как только папа проснется, они вместе все обсудят. Дети, довольные, убежали в парк что-то показать Давиду, которого Гессы тоже привезли из Рейхольдсгрюна. Мальчик заметно стеснялся и робел в этом огромном особняке с несчетным, как ему показалось, количеством телефонов, секретарей и охранников.

Вечером ожидался большой правительственный прием в честь подписания Мюнхенских соглашений.

Разбудив Роберта, Маргарита спросила, какой мундир или костюм ему приготовить, и, выслушав что-то невразумительное, пошла одеваться сама. Но с полдороги вернулась…

Через полчаса, уже одевшись и поправляя волосы, она увидела в зеркале его взгляд, совсем не тот, каким он всегда смотрел на нее после их близости, а как будто даже укоряющий.

— Роберт, оттого, что ты станешь сгибаться от боли и злиться на весь мир, ни мне, ни детям лучше не будет.

Сказала, не особенно подбирая слова, то, что в этот момент подумала, и увидела в зеркале, как еще больше потемнели его глаза и болезненно дрогнули губы. Бросив расческу, она села на постель и, наклонившись, поцеловала в глаза.

— Я сама без тебя с ума схожу. Мы с тобой… стоим друг друга.

Утешила.

На прием они приехали с опозданием. Три уже отделанных и полностью готовых к приему гостей зала новой рейхсканцелярии гудели от мужских голосов и переливались бриллиантами дам, которых было сегодня особенно много: не только руководство рейха и послы, но и все приглашенные искупаться в лучах «мюнхенского триумфа» явились с женами.

Сам триумфатор держался скромно, был улыбчив и подчеркнуто внимателен к мелкой дипломатической сошке — посланникам, консулам и торговым представителям второ- и третьестепенных государств.

«Дипломатическое» общение и было сейчас главной партийной «работой» вождей, в которую Лей должен был включиться, что называется, с порога.

Вальтер Функ, порядком уже выпивший, очень обрадовался Лею и, пользуясь их приятельскими отношениями, сразу представил Маргарите сэра Фредерика Лейт-Росса, главного экономического советника английского правительства. Пока любезный англичанин беседовал с прелестной фрау, Функ тихо пожаловался Лею на свои «тридцать три болезни» (Геббельс именно так за глаза Функа и называл) и попросил переговорить с сэром Фредериком о «ну, ты сам знаешь, а то я что-то не того».

Слух о том, что фюрер чрезвычайно доволен тем, как Лей делает «чужую работу», дошел до рейхсляйтеров и министров через наивного судью Буха, и многие не прочь были этим воспользоваться, поскольку лавры от «хорошей работы» все равно доставались им. До иностранцев же доходили другие слухи — о возрастающей близости доктора Лея к фюреру, и сэр Фредерик настроился на вполне конкретные договоренности: о валютном займе (к обещанному по плану «Ван-Зееланда» Лей попросил еще 25 % для закупок на Балканах с тем, чтобы на тамошний рынок снова пошли английские колониальные товары), о срочной поездке в Англию немецкой экономической комиссии, о срочном же создании специального фонда при Банке международных расчетов и т. д.

— Какова главная экономическая проблема Германии на сегодняшний день? — прямо спросил Лейт-Росс. — Помимо валютной?

— Наша проблема обратна вашей, — ответил Лей. — У вас безработица, у нас нехватка рабочих рук. По своей серьезности она перекрывает даже нехватку сырья. Но скоро мы ее решим. Сами. Что же касается сырья и рынков, так не пора ли перейти от слов к делу?

— Безусловно, — согласился сэр Фредерик — Англия чувствует свою вину за то, что этот процесс затянулся. И должен вам заметить, — с особенной любезностью закончил он, — у нас высоко ценят благородную задачу вашего правительства в кратчайший срок повысить уровень жизни немецкого народа и ваш личный вклад в это важное дело.

Пока продолжалась их беседа, в соседнем зале начались танцы, и дамы мягко, но настойчиво принялись извлекать партнеров из «политической скучищи», как кто-то из них назвал мужские разговоры. К сэру Фредерику приблизилась его давняя знакомая, леди Юнити, и попросила уступить ей Роберта.

— Потанцуй со мной, — попросила она Лея, — а то мне весь вечер придется просидеть у стенки. Никто не решится меня пригласить, а ты снимешь табу.

После танца с ней Роберт пошел передохнуть в курительную. Следом за ним туда явился Геббельс и попросил сигарету. Затянувшись, он долго кашлял с непривычки, но продолжал упорно затягиваться. Все заходившие в курительную, полюбовавшись на это зрелище, торопились удалиться.

Зашел Функ, уже совсем пьяный, и, увидев Лея, радостно изумился:

— А ты почему не танцуешь?

— Ноги болят, — поморщился от его вида Роберт.

— Они у тебя здоровые, оттого и болят! — внезапно с такой злобой бросил, выходя, Геббельс, что все невольно посмотрели ему вслед.

— А у меня к тебе еще просьба, — улыбнулся Функ Лею. — Меня так хорошо встречали в Истанбуле, что… поговори с турком. Теперь удачный момент. А то я опять не того что-то.

— Пить надо меньше, — буркнул на это Лей.

Тяжелая болезнь президента Турции Кемаля Мустафы Ататюрка фактически устранила его от руководства страной, и правительство сразу качнулось в сторону дружбы с Германией. Посол Турции только что по-дружески сообщил Функу, что президент при смерти, ему осталось не более месяца. Но Функ оказался к разговору не готов. «Они там, в бергхофском гнездышке, решают что-то, эти ближние, а мне дают только счета подписывать. Вот и пусть…» — злился министр и глотал коньяк.

После беседы с Арпагом[35], в которой Лей предложил его правительству передать все военные поставки для Дарданелл Германии, Роберт снова собрался покурить. Маргарита танцевала и выглядела веселой, а больше его сейчас ничего по-настоящему не волновало.

Выходя, он еще раз отыскал глазами танцующую Грету. Он слишком хорошо знал это выражение на ее лице со слегка поджатой нижней губой, даже когда она смеялась. Напряжение мышц было ему заметно и выдавало переживаемую ею боль. Он-то хотя бы временно забывался, вдалбливая иностранцам политическую волю фюрера, а каково ей?!

Роберт случайно увидел мелькнувшее в толпе довольное лицо Леонардо Конти и испытал такое острое желание вцепиться ему в глотку, что невольно поднял руки, и бдительный лакей тотчас же подставил ему поднос с бокалами. Роберт машинально взял бокал. К нему, слегка толкнув плечом, шагнул Эрнст Удет, тоже с бокалом:

— У меня созрело намерение надраться, старина. Не могу слышать того, что они болтают. — Он покосился на приближающуюся компанию: Геринга, английского посла Гендерсона, генерала Шперрле и двух молоденьких асов — Вильгельма Бальтазара, прозванного в люфтваффе за благородство «рыцарем Бальтазаром»[36], и сына Муссолини, отважно летавшего над тихой Эфиопией. Теперь он делился впечатлениями. Особенное наслаждение паршивцу доставляло глядеть сверху, как после сброшенной бомбы «кучка людей внизу раскрывается, точно красный бутон». Бальтазар при подобных сравнениях глядел в пол, Удет злился и пил, посол слушал, а Геринг по-отечески усмехался, понимая, что темпераментному итальянцу просто захотелось похвастать своим хладнокровием перед немецкими героями; Гендерсону же полезно послушать.

Несколько дам тоже с интересом прислушивались к этому разговору. Лею почудилось, что он увидел среди них бледно-розовое декольте Маргариты.

Роберт на мгновение так напрягся, что правая рука, отчаянно сдавив зажатый в ней бокал, с хрустом разломила его. Осколки глубоко впились в ладонь, порвав какую-то жилу, и кровь хлынула на пол, смешиваясь с шампанским.

В ладони у Лея застрял большой осколок. Шперрле, ловко выдернув его, туго перетянул запястье Роберта носовым платком, как жгутом, остановив кровь; другим перевязал ладонь. К ним подошла находившаяся в этом же зале Эльза.

— Нужно наложить швы, — сказал Шперрле.

Лей поблагодарил, и они с Эльзой прошли к стоящему у стены дивану. Случившееся казалось Роберту забавной нелепостью: красноватая лужа шампанского на полу выглядела устрашающе, как будто здесь кого-то зарезали.