Камера! Мотор! Магия - Катерина Кравцова

— Думаю, раз уж нас занесло именно сюда, нам подкинут какую-нибудь возможность выбраться из оазиса и не изжариться при этом заживо.

— Подкинут? Кто?

Джемс развел руками.

— Силы, которые направляли нас до сих пор. Точнее сказать не могу — просто не знаю. Но вот увидишь, Алиона, — нам не придется долго ждать.

Откуда в нем было столько уверенности, я не понимала. Но раз уж другого выхода не было, покорно прислонилась к стволу молодой пальмочки и прикрыла глаза. Некоторое время я слышала только шорох песка, слабый шелест пальм и едва слышное журчание родничка. Вода, кстати, в нем была на удивление холодная и приятная на вкус.

Прошло немного времени, и сквозь звуки природы мне послышалась песня — веселая, лихая и чем-то похожая на цыганские напевы. Она становилась все громче, и я открыла глаза, чтобы посмотреть, у кого это хватает глотки петь в такую жару.

Хорошо, что мы устроились на краю оазиса, потому что в нем внезапно совсем не осталось места. Стуча деревянными колесами по дороге, в «живой уголок» пустыни въезжали четыре повозки. Сон с меня как рукой сняло: на первый взгляд к нам приехали чистокровные цыгане.

Все было так, как я видела в десятке фильмов: кибитки, обтянутые пестрыми, выгоревшими на солнце тряпками, утомленные коняшки, упорно тянущие свой груз, и люди в яркой одежде, распевающие, словно птицы… Хотя нет. Люди выглядели иначе.

Загорелые дочерна (а может, еще и смуглые от природы), худощавые, быстрые в движениях, они все время болтали между собой, блестели зубами, смеялись чему-то. Женщины были одеты в просторные рубахи наподобие джеллабы, и повязаны вместо поясов шелковыми платками с восточными узорами. Мужской наряд состоял из более коротких, чем женские, рубах, и узких штанов, заправленных в мягкие сапоги. Головы и тех и других укрывали высокие тюрбаны, у мужчин — однотонные, у женщин — полосатые и вдобавок украшенные бусами и монетками.

Вся эта компания косилась на нас с любопытством, но вступать в контакт не решалась.

— Какие… яркие, — зачарованно произнес Джемс, рассматривая наших нежданных соседей.

— Подуумауешь, — сонно откликнулся Велизарий. — Яркие… как попугауи.

— Интересно, почему они не заговаривают с нами. Опасаются, что ли? — ответ на свой вопрос я получила почти мгновенно.

Не успела договорить, как увидела, что к нам направляется один из «цыганских» мужчин — пожилой, прожаренный солнцем до костей, и больше всего похожий на старое, узловатое, но еще крепкое дерево.

— Приветствую, благородные господа, — мужчина поклонился нам с вежливостью и достоинством. — Вижу, вы оказались в оазисе одни, без коней и без повозки. Не могу ли я и мой род быть вам полезны? Мы могли бы отвезти вас до ближайшего города, если на то будет ваше желание.

— Кто вы? — Джемс поклонился в ответ. — У вас такое… пестрое семейство. Никогда не видел ничего подобного.

— Я Кадир ан-нурит, а это моя семья, — улыбнулся «цыган». — Мы, нуриты, все такие — громкие и яркие, как попугаи. Так говорят люди рагана.

— Нуриты — это ваше племя? — вмешалась в разговор и я, за что Кадир смерил меня неодобрительным взглядом.

Должно быть, в его народе женщинам не полагалось открывать рот во время разговора мужчин. Ответил он однако со всей учтивостью:

— Вы угадали, прекрасная госпожа. Мои предки шли по Золотой дороге еще в те древние времена, когда предки раганов Аснари еще скитались по пустыне без пути и цели, нападая на встречных путников.

— Рагаауны? Это правиутели здеешних меуст? И твоуй роод у них не в чеусти? — полюбопытствовал кот, и принялся независимо вылизывать лапу.

Похоже, Велизарий попал не в бровь, а в глаз. Глава нуритского семейства помрачнел и без всякого удивления кивнул фамильяру:

— В твоих словах много правды, мудрое животное. Мы — слишком неудобное племя для царства Аснари. Хорошо помним прошлое и охотно рассказываем о нем всякому, кто слышит. Мы продаем желания за плату тем, кому неоткуда ждать помощи. Мы указываем дорогу тому, кто ее потерял. Все это непростительная смелость для подданных рагана.

Я аж заерзала от любопытства: Кадир говорил о непонятном, но удивительном, и я страшно хотела понять, что он имеет в виду. Требовалось, однако, соблюсти приличия: судя по поведению нурита, он с большим удовольствием общался с говорящим котом, чем с женщиной. Выручил меня Джемс, которого, как выяснилось, тоже интересовало рассказанное Кадиром.

— Могу ли я просить тебя о разъяснениях, почтенный Кадир? Дело в том, что мы прибыли из другого мира, и нам неведомо все то, о чем ты сейчас говорил. Что значит «продать желание» и «указать дорогу»?

Нурит снова улыбнулся, не выказывая ни малейшего изумления, словно пришельцы из иного мира встречались ему каждый день.

— Конечно, господин, я расскажу тебе все, если ты желаешь послушать меня. Но дай немного времени, чтобы наши женщины устроили лагерь и приготовили еду. Тогда я сочту за честь пригласить тебя и твою госпожу к своему костру. И поведаю обо всем, что ты захочешь узнать.

Нуритские тетки, надо сказать, были расторопны до невозможности. Не прошло и часа, как они отогнали кибитки на самый край оазиса, выпрягли и привязали лошадок, поставили шатры и развели несколько костров. На кострах сразу же забулькало съестное, и я почувствовала, что, несмотря на зной, изрядно проголодалась. Наверное, потому, что солнце стояло высоко в зените, а значит, дело шло к обеду.

Вскоре мы уже чинно расселись у костра и отобедали тонкими лепешками и чем-то, похожим на густую похлебку или жидкое жаркое с мясом, овощами и травами. Для Велизария на тряпицу отложили вареного мяса, и он вкушал его с чувством, с толком, с расстановкой. Нуриты разглядывали нас с дружелюбным любопытством, но с вопросами приставать не решались.

Тем более, что Кадир, опустошив глиняную миску, которую поднесли ему сразу после нас, пустился в объяснения. Рассказывал он такое, что я вся обратилась в слух. Оказалось, нуриты издавна владели даром давать людям то, что им потребно больше всего на свете. Они могли распознать истинные желания и сделать так, что они исполнялись. Условий они ставили всего два. Человек должен был на самом деле очень нуждаться в том, чего желает, и не иметь возможности получить желаемое другим способом. А за исполнение своей заветной мечты полагалось отдать нечто равноценное.

— Что-то дорогое? — не выдержав, перебила я рассказчика.

Кадир вздохнул, в очередной раз молча извиняя мою невоспитанность.

— Да, госпожа, но не деньги и не другие материальные блага.