Григорий Явлинский - Виктория Колобова

Интересный анализ договора сделал Г. Явлинский. Он дошел до конца, то есть до полной систематизации всех «хвостиков» и «ответвлений». Он нарисовал географическую карту России. Каждая территория в зависимости от предоставленных ей прав была окрашена в свой цвет. Напомню, что договор состоит из трех договоров о разграничении предметов ведения и полномочий между федеральными органами и органами власти субъектов Федерации трех типов: суверенных республик в составе Российской Федерации; краев, областей, городов Москвы и С.-Петербурга; автономной области и автономных округов. Карта получилась трехцветная. Черным он окрасил территории со статусом свободной экономической зоны, серым — с дополнительными экономическими правами, серо-буро-малиновым — ходатайствующие о предоставлении дополнительных экономических прав. В соответствии с Федеративным договором, состоящим из трех договоров, права человека меняются, если он из черной области переезжает в серую и наоборот. А если человек переехал в Москву или С.-Петербург, то права его и вовсе увеличиваются.

Григорий Алексеевич уже не задает вопросы, но просто констатирует факт: «Такое разграничение сделано вне зависимости от того, что в преамбуле первого договора говорится о реализации «приоритета прав свобод человека вне зависимости от национальной принадлежности и территории проживания, а также права народов на самоопределение»… Особенность наших Федеративных договоров и в том, что «Российская Федерация», субъект, который должен быть обозначен в договоре, права которого еще только предстоит определить субъектам федерации, сам подписывает все три договора на правах субъекта»[134].

Пока наверху решался философский вопрос субъекта-объекта, провинция решила свои вопросы сама. 30 января 1992 года в Киеве подписали уникальный договор — об экономическом сотрудничестве между Украиной и Ярославской областью. Речь шла о взаимных поставках продукции. На Украине открыли постоянное представительство Ярославской области, а в Ярославле — соответствующее постпредство от Украины. Помнится, в романе Ильфа и Петрова Нью-Васюки уже побывали в ранге мировой столицы, правда, речь шла только о шахматах. Но все это смешно, когда читаешь роман, а когда это становится твоей жизнью, то… Вдохновленный Федеративным договором, Свердловский облсовет летом 1993 года провозгласил Уральскую Республику в составе России, следуя примеру Вологды. Осенью этого же года порывы регионов остужаются указом Б. Ельцина, дезавуирующим их решения.

«Вместе с тем Федеративный договор, проект новой Конституции, а также череда эксклюзивных законодательных актов и полутайных договоренностей о взаимоотношениях Центра и с отдельными регионами России, число которых перевалило за полсотни, свидетельствуют лишь об отсутствии у теперешнего реформаторского Центра адекватной изменившейся ситуации региональной политики, что связано с неумением и нежеланием «встроить» интересы регионов в общегосудартвенные. Во многом традиционное, предусматривающее пассивную роль регионов содержание этого раздела в правительственных программах свидетельствует об органической неспособности идеологии реформаторства «сверху» к выработке региональной политики с учетом местных интересов»[135].

Некоторые так называемые специалисты уже мысленно расчленили Россию на множество (около 100) государственных новообразований. А некоторые республики всерьез думают о своем праве на самоопределение и о переделе границ. Например, Республика Коми отстояла свое право законодательной инициативы, право экспертизы проектов законодательных решений. В декабре 1993 года раздались требования включения в конституцию республики статьи о том, что Коми является суверенной республикой, наделенной правом выхода из состава Российской Федерации. Требовали также и возвращение в состав Республики Коми пяти районов, «переданных ранее» Архангельской области. Центр постепенно утрачивает влияние на регионы. Но, по мнению Григория Алексеевича, проблема дезинтеграции России еще не осознана. Это неизбежно отразится и на ситуации с СНГ, усиливая ориентацию членов содружества, и на республиканский и областной уровень.

Что в таком случае есть Россия? Русская национальная идея? По поводу этой идеи сейчас много споров. Григорий Алексеевич говорит о корнях травы, другие говорят о выплавлении какой-то странной «чисто политической нации», а кто-то по носу щелкает, дескать, хватит вам искать правду, приехали. «Разыгравшаяся катастрофа не может быть объяснена личными недостатками советских руководителей, ошибками руководителей в политике, спецификой большевизма и т. д. Она — результат всей предшествующей истории, неадекватной и по целям, и по средствам — попытки утвердить «вселенскую правду», всеединство, свое особое место в мире как универсально значимое. Эта попытка дала определенный кратковременный эффект, но он быстро себя исчерпал, хотя то был, в известном смысле, звездный час России, к которому нет более возврата»[136]. По мнению автора А. С. Ахиезера, надо сосредоточиться на утилитаризме: звездный час засветил в тарелке наваристого супа. Вот и выбирай: Явлинского с его мечтами и идеями или Ахиезера с тарелкой супа.

Честно говоря, устала я от этих неразрешимых проблем. Жила спокойно у себя дома, никого не обижала. И вдруг меня гонят из дома в какую-то холодную темноту… А я хочу в России жить, досыта кушать и хлеб насущный, и хлеб духовный.

Но долог и труден теперь путь к дому. Когда-то в Москве все объединились в одном порыве. В 1991 году идея человеческой свободы и свободы наций у многих вызывала искреннее вдохновение. Что же случилось с теми людьми сейчас? Не в том ли секрет, что ими владела не столько идея свободы, сколько жажда мщения? Мщения советской власти, КПСС, тоталитаризму, мщение, переходящее в эйфорию? Уже в январе 1992 года Григорий Алексеевич грустно констатировал: «Сегодня мы переживаем не только распад государства, не только значительное падение уровня жизни людей, но и кризис демократического движения. Его разрушительный потенциал оказался сильнее созидательного»[137]. Судя по Федеративному договору, разрушительный потенциал еще не исчерпал себя.

Под идею самоопределения наций рядились представители местных национальных кланов, смущая легковерные сердца своих сограждан пламенными речами. Смысл этих речей всюду был один и тот же — жажда власти, безраздельной, большой, неограниченной. А одежды, драпирующие циничные речи местных феодалов, были украшены призывами к расцвету культуры, к оздоровлению экономики. Все это уже было.