Настоящая фантастика - 2009 - Владимир Васильев

Но Марта была женщиной, причем очаровательной, которая мечтала о мирной жизни, и ее подчеркнуто дерзкая привлекательность была вызовом войне и оккупации.

— Тебя долго не было, — с упреком произнес Фидель, подходя к топчану и останавливаясь в шаге от девушки.

— Некогда было, — вздохнула Марта. — Сам понимаешь…

Фидель сел рядом, обнял. Марта доверчиво положила голову ему на плечо.

— А знаешь, мне только что приснился очень странный сон, — сказал он вдруг, хотя еще минуту назад не собирался этого делать. Ему снилась война, но она шла очень далеко от американского континента — в Европе, и там немцев били на всех фронтах, в особенности в России. Во сне Фидель видел себя таким же молодым, восемнадцатилетним, как и сейчас, но на Кубе не было никаких немцев, а сам Фидель учился Гаванском университете. Перед тем как пришла Марта, ему снилось, что он выступает на нелегальной марксистской студенческой сходке и клеймит американский империализм и диктатуру Батисты.

— Какой? — Марта подняла голову, и ее голубые, как бездонное небо, глаза выплеснули на Фиделя крутую волну тревоги. Было видно, что девушка чем-то серьезно озабочена.

— Странный сон… — пожал плечами Фидель. — Будто бы я тоже в подполье, но мы боремся с Батистой. А немцев на Кубе нет, и никогда не было. Их разбили в России, под Москвой и Сталинградом. Странный сон, правда?

Марта серьезно и, как показалось Фиделю, с легким сожалением посмотрела на него, нахмурив тонкие черные брови. Так обычно взрослый, умудренный жизненным опытом человек, смотрит на неразумного ребенка, одновременно завидуя и сочувствуя ему. Завидуя его детской беззаботности и сожалея о том, что настанет время, когда его детская душа огрубеет, и там не останется места для вольных фантазий.

Фидель заметил, что на блестящим от пота лбу Марты, в полутьме ночи казавшемся высеченным из мрамора, пролегла глубокая морщина. В прошлую встречу ее не было. Впрочем, она ничуть не портила милое личико девушки.

По лицу Марты снова пробежала серая, как вечернее облачко, тень, смахивая с губ улыбку.

— Хорошие тебе снятся сны, Фиделито… — тихо и грустно сказала она и провела нежной ладонью по его жестким волосам.

Сердце Фиделя заныло — он вспомнил мать и почувствовал себя маленьким ребенком, который ищет защиту у взрослого.

— А ты знаешь, — произнесла Марта, понизив голос, словно опасаясь, что ее может услышать еще кто-то, кроме Фиделя, — что Санчеса и его ребят схватило гестапо? Вчера их расстреляли…

— Я даже видел, как их вели на расстрел, — сквозь зубы угрюмо отозвался Фидель. Недавний поцелуй Марты уже почти истаял на его губах, оставив после себя сладкое послевкусие, но он понимал, что не сможет сейчас прильнуть к этому источнику, потому что завел не тот разговор, который следовало, и потому между ними сегодня уже ничего не сможет произойти, как бы им обоим этого ни хотелось… Сегодня они остаток быстрой тропической ночи проведут за серьезными разговорами о том, что их ждет в самом ближайшем будущем.

Фидель тяжело, отрывисто, вздохнул и отвел взгляд от колена Марты, округлого, словно вырезанного искусным резцом античного скульптора. Оно матово светилось в темноте маленькой комнатки, и Фидель не видел больше ничего более притягательного и прекрасного.

— Ты ходил к месту казни? — спросила Марта.

— Ходил, — кивнул Фидель. — А разве нельзя?

— Ты поступил опрометчиво, — строго сказала Марта. — А если бы тебя узнал кто-нибудь из ребят?

— Они были сильно избиты, — ответил Фидель, игнорируя вопрос Марты. Ему не понравилось, что она говорила покровительственно, словно имела право его поучать. — На них живого места не было, они едва шли…

Фидель откинулся назад, так, чтобы его плечо как бы случайно касалась плеча Марты, теплого и мягкого, и по его телу побежали горячие мурашки. Сегодня, как никогда раньше, он желал эту женщину.

И Марта, конечно же, поняла это. Ее легкая рука легла на колено Фиделя, и он напрягся в ожидании…

— Я тоже там была, невзирая на приказ Эрнесто…

— Я тебя там не видел, — признался Фидель.

— Значит, я хорошо замаскировалась, — улыбнулась Марта. — Я была близко-близко от места казни… Я даже видела глаза палачей. Знаешь, в их глазах не было ничего человеческого, только тупое, звериное желание убивать…

— Не надо, Марта, — ладонь Фиделя накрыла дрожащую руку Марты.

— После ареста Санчеса было арестовано еще несколько человек, — сказала девушка. — Я думаю, что Санчес не выдержал пыток и назвал почти всех, кого он знал. Удивительно, что он не указал на нас.

Фидель не нашел, что ответить. Он держал холодные пальцы Марты в своих ладонях, и ему страшно хотелось сделать так, чтобы девушка забыла про боль и страдания, и отправилась вместе с ним в далекий мир, существовавший только в его снах. Мир, где война с немцами бушует вдали от кубинских берегов. Мир, в котором не гибнут твои друзья, которым всего по семнадцать-восемнадцать лет, и они очень хотят жить, но без раздумий кладут свои юные жизни на алтарь свободы…

Марта повернулась к Фиделю, обвила его шею тонкими, но сильными руками, и, приблизив горячие губы к его пылавшему жаром уху, жадно прошептала:

— Я не хочу, чтобы тебя убили… не хочу…

Фидель плыл в сизом туманном мареве, ощущая сладкий, манящий запах свежей лаванды, и его сердце прыгало от переполнявшего его счастья.

Он понял, что сегодня Марта останется с ним. До утра…

…Господи, какая у нее мягкая, бархатистая кожа!..

Марта-Анхелика Рохас выглядела гораздо моложе своих тридцати двух лет. Невысокая, но приятно сложенная, светловолосая и отчаянно голубоглазая, она мало походила на кубинку. Было в ее внешности что-то североамериканское. А может быть, даже античное. Наверное, такой была богиня любви Афродита…

…Марта пришла к Фиделю полгода назад, спустя три дня после той самой встречи с Эрнесто. Разговор с Эрнесто состоялся серьезный, и, прощаясь, тот настоятельно советовал Фиделю взвесить все как следует, прежде чем принимать решение, которое может не только изменить его жизнь, но и отнять ее. Но Фидель оставался непреклонен: его место — среди Сопротивления.

— У меня свои счеты с немцами, — решительно сказал он Эрнесто. — Во время вторжения я потерял отца и брата…

— Они погибли? — участливо спросил Эрнесто.

— Не знаю, — ответил Фидель, чувствуя, что к его глазам подступают слезы. — Мы вместе встречали Новый год, а потом Раулито пошел прогуляться с отцом. Как только они ушли, немцы начали бомбить Гавану. И я их больше не видел…

— Может быть, они не погибли?

— Не знаю, я ничего не знаю…

Весь ужас пережитого вновь обрушился на Фиделя, и он больше не стал сдерживать слез…

Прощаясь, Эрнесто крепко пожал Фиделю руку и сказал, что, скорее всего, они больше не встретятся, так как нужно соблюдать конспирацию. На недоуменный вопрос Фиделя, что же ему теперь делать, Эрнесто ответил, что пришлет человека, связного, через которого Фидель будет не только держать связь со штабом Молодежного Сопротивления имени Хосе Марти, но и получать задания.

Ожидание связного затянулось на три долгих дня, в течение которых Фидель не находил себе места. Он было подумал, что Эрнесто не поверил в его искренность, когда Фидель говорил, что у него к немцам свои счеты. Но неужели Эрнесто решил, что ему нельзя доверять? Фидель готов был бежать в Старую Гавану, в особняк на улицу Обиспо, где собирались подпольщики, чтобы убедить Эрнесто в неизменности своих стремлений.

Однако Фидель понимал, что если начнет искать Эрнесто, то подведет не только его, но и своих новых товарищей по борьбе. Он не должен поддаваться порывам, пусть и благородным. Ведь подпольная борьба — это не игра в бесстрашных героев Александра Дюма или Фенимора Купера, а реальная, наполненная настоящими, а не выдуманными опасностями жизнь.

Жизнь, которая может прерваться внезапно.

Так что Фиделю оставалось только одно — набраться терпения и ждать связного. Он старался не думать о том, что будет, если тот не придет. Это будет означать только одно — Эрнесто действительно не поверил Фиделю.

Через три дня связной наконец-то появился. Им оказалась Марта…

Девушка сразу приглянулась Фиделю. С дерзко вздернутым кверху веснушчатым носиком, вызывающе одетая в белую юбку выше колен, в ситцевую майку на бретельках, сквозь ткань которой притягательно просвечивали две черные капли сосков, она излучала бездну обаяния. От нее исходил какой-то неземной, чарующий свет, им лучились ее озорные голубые глаза, напоминая о прежней мирной жизни, когда можно было никого и ничего не бояться.

Было видно, что Марта сознательно противопоставляла себя серой обыденности оккупационных будней. Марта была такая легкая, воздушная, как девочка-подросток, и улыбалась так белозубо, так призывно, что Фидель забыл на время, что в Гаване и на всей Кубе хозяйничают немцы. «Если в подполье все девушки такие, — метеором пронеслась теплая мысль, — то я согласен всю жизнь оставаться подпольщиком…».