Откровение - Наталья Эдуардовна Андрейченко

«Военно-полевой роман», 1983 год.

ЗАГС на улице Грибоедова (с иностранцами), 11 июня 1986

Рядом ЗАГСом с сестрой Максимилиана – Марией Шелл. Прошу обратить пристальное внимание на этих двух девочек – подружек. Этой же ночью Мария предлагала мне 150 000 $ за то, что я оставлю её брата в покое… Занятно, не правда ли?

Ну вот мы и дошли до посольства Швейцарии, где отмечали нашу свадьбу 11 июня 1986 г.

Обратите внимание на лицо Максимилиана, в каком ужасе и шоке он находится, как же он боится жениться!

За мной приехали в 4 часа 30 минут, и Макс пошел все-таки, схватил за плечи Эда Кентера, моего хирурга, и сказал как настоящий художник и артист: «Эд, ты должен войти в эту операционную комнату, как Гамлет». Эд на него посмотрел спокойно и сказал: «Макс, будет гораздо лучше, если я войду как хирург Эд Кентер». Это просто анекдот. Все случилось именно так, как я сказала. И как только я открыла глаза, на часах было ровно 09:30. Вы не поверите, что я сделала после всех этих мук! В гостинице у нас был полный сервис, можно было заказать себе маникюр, педикюр, что угодно. А я, невероятная чистюля, так давно за собой не ухаживала… И ко мне пришла педикюристка. Я полулежала на согнутой постели уже в 12 часов того же дня, когда ко мне в номер ворвалась Анита Шапиро: «Ни фига себе, а меня напугали! Все сказали, что ты здесь умираешь, а она педикюрами занимается». Я ничего не смогла ответить, потому что она не понимала, через что я прошла, и она не знала никаких подробностей. Макс все еще был рядом, начал с ней ругаться, но все закончилось хорошо.

18.6 «Русскую женщину убить невозможно» – вторая клиническая смерть

Няня Крис и Юля Козьменко Одри Канн, Александр Годунов и авария

Через несколько дней меня привезли домой. 9-1-1-6 Оландо-плейс, где меня ждали дети. Все было великолепно. Я окунулась в семейную жизнь. Настя была еще совсем-совсем маленькая, ей был один год и восемь месяцев. Митеньке уже исполнилось восемь. Мы забрали его из американской интернациональной школы в Мюнхене и отдали в школу в Голливуде. И как будто все стало налаживаться, и началась тихая семейная жизнь, которой я никогда прежде не имела, на которую у меня никогда не было времени и которую я не могла себе позволить. Макс на этом очень сильно настаивал.

Это не значит, что я смирилась с домашним бытом. Я училась как ненормальная. У меня были мои педагоги по устранению акцента, по дыханию, они приходили практически через день. Мне нашли лучшего педагога по джазовым танцам, которыми я годами занималась в СССР для спектакля «Серсо». Мой учитель – живая легенда, этот человек действительно принимал участие в первом оригинальном составе мюзикла «Кошки». Это был великий мастер, и мне приходилось ездить к нему на занятия очень далеко, но я делала это и была абсолютно счастлива.

Еще я всегда читала Насте на ночь русские сказки, просто всегда, иногда проводила с ней по 1,5–2 часа – она боялась спать одна. Этот страх преследовал ее очень долго. Иногда мы разделяли эти обязанности с Максимилианом, иногда я одна ее усыпляла чтением сказок Пушкина, она очень их любила. Таким образом она также усваивала со мной русский язык. А то Максимилиан сразу и вырубался в постели, и часто спал в ней, только к середине ночи доползая до нашей спальни.

У Митеньки была своя изумительная, совершенно изумительно огромная комната с огромной постелью кинг-сайз. У Насти тоже была комната с постелью кинг-сайз, со своей ванной, как и у меня. И в конце, совсем в конце дома располагалась довольно уютная комната нашей няни. Надо сказать, что няню нашу нашла Мария Шелл. Нашла она ее в Австрии. Это была совершенно изумительная девочка, дальняя родственница наших крестьян, которая прошла очень жестокую школу и в 14 лет уже работала в городе Грац. Над ней очень сильно издевались, ее заставляли мыть окна в декабре при минусовой температуре… Словом, Мария ее спасла, подарила возможность отправиться в новую жизнь. Таким образом, мы отпустили другую нашу няню, очень недобрую немку, и переключились на Крис, которой было очень страшно уезжать – ей было всего 14 лет.

Сейчас, спустя огромное количество времени, я часто задумываюсь, что мудрая Мария Шелл, которая знала любовь Максимилиана к женщинам, просто решила подсунуть ему новую комфортную игрушку, пока мы жили все вместе, под бок. Но мне такие мысли, как человеку абсолютно чистому, в голову в то время прийти не могли.

И все было так радужно, и все было так красиво и замечательно… И мой папа, любимый дружочек, приезжал к нам очень часто, возился, ухаживал за Настенькой, за Митенькой, плавал с ними в бассейне, все было так хорошо.

В один день ко мне приехала одна из моих очень близких на тот момент подруг, Юля Козьменко, у которой мы с Максом часто скрывались в ее однокомнатной квартире на Алтуфьевском шоссе, когда нам негде было остановиться. Конечно, надо было ее поблагодарить, отдать дань ее великодушию. Ну, все замечательно, великолепно. И только все успокаивается… как в удивительном тексте из «Мэри Поппинс» Наума Олива: «…Из всех щелей в сердца людей, срывая дверь с петель, круша надежды и внушая страх, кружат ветра, кружат ветра». И вот эти ветра пришли.

Однажды Юля с очень серьезным лицом заходит ко мне в комнату и говорит: «Мне необходимо с тобой поговорить». Она была так взволнована, что я испугалась и меня тоже стало трясти. Она говорит: «Я не знаю, как тебе это сказать, я очень измучилась, я уже четыре дня об этом знаю и не могу тебе сказать, и думаю, что, наверное, я вообще не должна тебе об этом говорить. А с другой стороны, я думаю, ну как же так, моя подруга, наверное, мне тебе надо сказать, чтоб ты об этом знала…» Я говорю: «Господи, в конце концов, говори уже что-нибудь! Такое предисловие, что я сейчас умру от