Двойной капкан - Андрей Таманцев

Я выщелкнул из рожка «узи» патрон и почувствовал, что никакие аутотренинги мне сейчас не помогут. Патрон был боевой. В других рожках — то же. И в обоих ПСМ.

Что это, черт возьми, значит?

Первым моим движением было немедленно собрать ребят. Но я остановил себя. Смысл?

Извлечь пули мы успеем, а вот закатать гильзы на коленке хотя бы без элементарной какой-нибудь приспособы — тухлый номер. Значит, нечего и дергать ребят, скажу перед самым началом операции. А пока пусть расслабляются.

Вторым моим движением было сообщить обо всем полковнику Голубкову. И с этим, пожалуй, медлить не стоило.

Я загрузил все оружие и рации в сумку и затолкал ее под кровать. После этого быстро, но не спеша спустился вниз и повесил ключ от номера на щит у дежурного администратора, молоденькой девчонки, которая смотрела по телевизору, установленному в холле, какое-то «мыло» и даже не оглянулась на :.1еня. Я мельком отметил, что ключ от номера Генриха висит на месте, это заставило меня изменить планы. У выхода я чертыхнулся, хлопнул себя по ляжкам, как человек, забывший что-то важное, и вернулся к стойке. Но кроме своего ключа незаметно прихватил и ключ Генриха.

«Полулюкс» Генриха был на втором этаже, рядом с «люксом» нашей мадам. Я вошел в номер, заперся изнутри и сразу полез за ванну. Пакет с зажигалкой «Zippo» был на месте, пакета с набором «Экспрей» не было. А вот это было уже серьезно. Очень серьезно.

Я сунул зажигалку в карман, а пустой пакет от нее и маскировавшую тайник кафельную плитку оставил лежать на полу, чтобы, если Генрих вернется в номер, создалось впечатление, что зажигалку нашла уборщица. Но были у меня сомнения, что Генрих сюда вернется.

В холле я повесил оба ключа на щит и пошел к школе. Приходилось все время сдерживать себя, чтобы не ускорять шаг и тем самым не привлекать к себе внимания праздно гуляющего народа.

…Солнце склонялось к горизонту, с озер наползал туман, пахло весной. По проспекту то и дело проезжали «УАЗы», «Нивы», автобусы «ПАЗ», останавливались у домов. Из них вываливались мужики в ватниках, с ведрами и мешками рыбы в руках.

Но без удочек. Протарахтел мотоцикл с коляской. Молодой парень в коляске размахивал перед встречными парой диких гусей. Что-то не слышал я, что сезон охоты уже открылся. Но здесь, видно, народ сам определял, когда сезон открывать, а когда закрывать.

В школьном спортзале никого не было. Сторож сказал, что все лыжники вместе с тренером еще часа два назад куда-то ушли. Я позволил себе усомниться: куда они могли уйти?

— Не веришь, дак сам гляди! — обиделся сторож и открыл двери спортзала.

Действительно, никого не было. Лыжи в чехлах стояли у шведской стенки, а на матах валялись разноцветные рюкзаки и куртки. Я извинился перед сторожем и направился к телецентру. И у проходной сразу понял, куда делись эти лыжники.

Трое из них стояли перед воротами, а еще две пары, как я успел заметить, контролировали телецентр по периметру. Они были в штатских утепленных плащах и в просторных пуховиках, под которыми можно было спрятать любой ствол.

— Телецентр закрыт на профилактику, — объяснил мне один из них.

Я показал временный пропуск, подписанный директором телестудии, но он не произвел ни малейшего впечатления.

— Закрыто все, — повторил «лыжник». — Вали, парень, домой. Завтра придешь.

Я понял, что переубедить его мне не удастся, силой прорываться тоже было ни к чему. Поэтому я сказал:

— Тогда передайте полковнику Голубкову, что «Экспрей» исчез.

— Кто такой Голубков? Не знаем мы никакого Голубкова.

— А вдруг познакомитесь, мало ли. Так и скажите: нет больше «Экспрея» на месте.

— Что такое «Экспрей»? — поинтересовался второй.

— А это такая жидкость против облысения. Он знает, — добавил я и не торопясь зашагал к проспекту. Минут через пять оглянулся. У ворот стояли только двое, третьего не было. Ясно, пошел докладывать. Ну, если Голубков захочет меня увидеть, найдет.

И немного времени в запасе еще было.

До начала операции оставалось пять часов пятьдесят минут, а до выезда на исходную точку — три двадцать.

II

Многовато у меня было адреналина в крови. Явный излишек. И не ко времени. Я не рассчитывал, что мне удастся привести себя в состояние полного предстартового расслабления, но сбить мандраж было нужно. Хотя бы для того, чтобы он не передался ребятам. А эта зараза похлеще любого гриппа, трансформируется безо всяких чихов. Поэтому я еще побродил по проспекту, останавливаясь возле палаток с таким количеством разноцветных и разномастных бутылок, что рябило в глазах, а у магазинчиков, торгующих аудио-и видеокассетами, раз десять прослушал песню о мальчике, который хочет в Тамбов. Я так и не понял, чего ему в этом Тамбове делать, но прогулка своей цели достигла. Я почти успокоился, что и требовалось доказать.

В начале девятого я вернулся в гостиницу, поднялся на третий этаж, где находились наши номера, и постучал в комнату Артиста. Никто не ответил. Я еще раз постучал, погромче. Тот же эффект. Подергал дверную ручку — заперто.

Что за черт? Где-то гуляет?

Где он может гулять? На полукилометровом проспекте Энергетиков Артиста не было, я только что прошел по нему туда и обратно. А где еще можно гулять в этой кучке стандартных пятиэтажек, просматриваемых насквозь практически с любой точки?

А когда-то, говорят, здесь было большое русское село с избами, поставленными на века. Снесли в конце 60-х после пуска первого блока АЭС. Зачем? Не у кого спросить. Да и незачем, и так ясно. Атом-град, твою мать. А рабочие — в избах?

Обслуживающий персонал современного города атомщиков. В избах, да? Шутите?

По-моему, мне повезло, что я лишь самым краешком своей молодой жизни застал те времена. А то быть бы мне в диссидентах. Не от злонамеренности, а от привычки задавать вопросы «зачем» и «почему» и самому же на них отвечать. А раньше — так вообще не исключено, что строил бы все эти рудники и комбинат «Североникель».

Отец у меня от водки сгорел. Да и один ли он! А может, и пили, чтобы не думать?

И никаких вопросов не задавать. И соответственно — чтобы все эти «беломорканалы» и «североникели» не строить?

Эпоха дала мне возможность думать, о чем хочу. И говорить, о чем хочу. И даже выступать, о чем хочу, по телевидению, если сумею на него прорваться. А что, некоторые прорываются. Так что с эпохой мне, можно сказать, повезло. А вот со временем не очень. А Эпоха и Время — это как генерал и старшина. Генерал — он, конечно, куда как важней. Но приказы-то отдает старшина. И попробуй не выполнить. И сейчас мой старшина приказывал мне думать не о традициях советского градостроения, а о том, что через три часа мы окажемся не просто в ледяной воде озера Имандра, а вообще черт знает в каком мире, а господин Артист, его мать, изволят где-то гулять.

Времени еще, правда, было достаточно, так что можно было не дергаться. Я и постарался не дергаться. Ситуация, в общем и целом, кроме таких мелочей, как исчезнувший из номера Генриха «Экспрей», зажигалка Люси Жермен с радиопередатчиком и боевые патроны вместо холостых в нашем оружии, вроде бы не давала очень серьезных поводов для беспокойства. Все шло по плану. Подходы к АЭС и топографию самой станции мы изучили самым тщательным образом. Четыре раза съездили на нашем «рафике» в тайгу, километров за сорок от Полярных Зорь, и на одном из озер поплавали в гидрокостюмах. Они оказались безо всякого электроподогрева, вода обжигала, и после каждого получасового заплыва приходилось отогреваться не меньше двух часов. Утешало лишь то, что при захвате станции мы будем в воде не больше шести минут, не успеем продрогнуть.

Из всех нас опыт подводного плавания был лишь у Боцмана, еще с его службы в морской пехоте. Он и был поначалу нашим инструктором. Но очень быстро инициативу перехватил Док. Все у него получалось быстро и ловко. А когда он показал, как нужно обращаться с перепускным клапаном какой-то новой конструкции, о которой Боцман даже слыхом не слыхивал. Муха даже ахнул:

— Ты-то откуда об этом знаешь?!

На что Док лишь пожал плечами:

— Случайно узнал. Просто я любознательный человек. А любое знание — благо.

Смотришь, когда-нибудь и пригодится. Вот и пригодилось, как видишь.

В общем, все было нормально. Почти все. Но в самой этой нормальности было что-то не то. Полковник Голубков никаких новых «цэу» не давал, он тоже, вероятно, считал, что все идет как надо. А если и не считал, то не делился со мной своими соображениями. «Ничего сверх меры». Тоже мне, твою мать, дельфийский оракул!

Я заглянул к ребятам. Муха был в номере Боцмана, они смотрели по НТВ какой-то боевик с Чаком Норрисом и хохотали, как резаные. И верно, смешно: после любого удара, которыми осыпал противников герой фильма, их отправляли в больницу. Или даже сразу на кладбище. А тут они вскакивают и снова бросаются в бой. Балет. Я машинально отметил, что изображение четкое, картинка не дергалась. Недаром, видно, на местной студии какие-то немногословные умельцы из Москвы почти неделю возились, модернизируя оборудование. Об этом говорил весь народ, местные сердобольные бабульки подкармливали их картофельными шанежками и приставали с расспросами, а как будет да что. Шанежки умельцы охотно ели, а на расспросы отвечали коротко: «Все будет в норме, мамаша. Как надо, так все и будет».