Семирамида. Золотая чаша - Михаил Ишков

Разведке не спать ни днем, ни ночью, благо, с местностью ассирийцы успели познакомиться во время прошлых походов.

Тыловой заслон, о, великий царь, пусть будет составлен из лучших эмуку тяжеловооруженных пехотинцев и отрядов колесниц. Именно эти части должен был прикрыть армию со стороны Дамаска, а союзники, оставшаяся часть конницы, царский полк и легковооруженные союзники пусть штурмуют гору.

Смерть Иблу, скончавшегося на следующий после военного совета день, придала особую значимость его словам.

Салманасар не стесняясь плакал, прощаясь с другом. Он приказал доставить Иблу в священный Ашшур и похоронить там со всеми почестями, не принимая в расчет прежние обычаи, столетиями приживавшиеся в ассирийском войске, которые требовали хоронить своих павших на месте, сжигая их трупы на огромных кострах.

Первые же схватки подтвердили правильность выводов Иблу. Дамаскинцы, надеясь на разброд и беспечность, которые сопровождают наступающие войска на марше, совершили вылазку, но, наткнувшись на многочисленные колесницы врага и плотно сомкнутые ряды лучников, прикрытых щитоносцами, повернули вспять. Еще две попытки разгромить тылы ассирийского войска тоже оказались безуспешными.

Тем временем ассирийцы, взявшие с помощью конных патрулей в плотное кольцо позиции Хазаила на горе, с ходу — что умели только они — принялись штурмовать склоны. Воинское умение позволило им в течение нескольких дней сбить врага с укреплений, расположенных у подошвы горы, и перейти в атаку на основные силы Хазаила. Ассирийцы двигались неспешно, осыпая оборонявшихся градом стрел и камней из катапульт. В такого рода давлении северным варварам равных не было — вперед они продвигались целеустремленно и последовательно, избегая камнепадов и засад.

Как только Хазаилу стало известно о том, что все атаки со стороны Дамаска были отбиты, он бросил войско, бежал в столицу и запросил мира. В письме узурпатор «встал перед царем царей на колени». Хазаил писал о том, что признает свое ничтожество, раскаивается в злобности нрава и неслыханном злодействе, готов согласиться на любые условия, кроме сдачи Дамаска.

Салманасар не подал виду, что подобное условие его вполне устроило, ведь по общему плану войны, после разгрома Дамаска, он намеревался сделать рывок на побережье, где в городах Финикии, наученных жалкой участью Арама, его ждала несметная добыча.

На военном совете царь дал слово всем желавшим высказаться. В отсутствии Иблу представители городских общин куда более решительно высказали несогласие с выдвинутым Хазаилом условиями капитуляции.

В отсутствии наследника роль предводителя общин, а также тех военачальников, кто стоял за взятие Дамаска и окончательное уничтожение столько лет досаждавшего Ассирии соперника на западе, взял на себя глава рода Икби из Ниневии, ишшиаку[24]. Тукульти — ахе — эриб, лимму{20} этого года. Это был сорокалетний мужчина богатырского телосложения с аккуратно постриженной бородкой «под Шурдана». Свои называли его Туку.

Он обратился к царю с вопросом.

— Мы выиграли войну или не выиграли? Если выиграли, о каких условиях со стороны побежденного идет речь? Если победил Хазаил, даже получив с него дань, нам скоро вновь придется выступить в поход против Дамаска. Как долго будет продолжаться эта канитель? Сколько мы будем возиться с грязными сирийцами? Не пора ли обратить внимание на север, где день ото дня набирают силы горцы Урарту?

Салманасар в те дни чувствовал себя неважно — сказывался возраст, скорбь, связанная с безвременной кончиной друга, отсюда и нежелание вносить смуту в собственные ряды, — попытка уладить дело миром.

— Мы в третий раз берем дань с Дамаска, и на этот раз оброк будет неподъемен для Хазаила. Он долго не сможет встать на ноги. Если мы приступим к осаде Дамаска, мы потеряем время, и города на побережье воспрянут, соберутся с силами. Нам придется брать их штурмом один за другим, а на это у нас нет ни сил, ни времени. Сейчас самый удобный момент заставить их признать нашу власть и выплатить дань. Таким образом, когда пробьет час усмирения Урарту, мы вполне исключим угрозу с этой стороны.

— В таком случае, — спросил Туку, — будет ли дозволено представителям городских общин участвовать в разделе добычи?

— Нет, это царское дело. Я даю слово, что никто не будет обижен.

Царь ударил посохом о ступень походного трона — на этом разговор закончился.

Это было последнее совещание, на котором присутствовал Салманасар. То ли здоровье не позволяло ему взять на себя оперативное руководство войсками, то ли, как поговаривали некоторые приближенные писцы, крайне пагубное впечатление произвело на семидесятилетнего старца прорицание Набу-Эпира, доставленное царю царей вернувшимися с похорон Иблу Шамши-Ададом и Нинуртой, но царь неожиданно удалился от дел, передоверив командование войском своему младшему брату.

Неожиданное назначение Шамши-Адада на должность туртана вызвало ропот в войсках, особенно в эмуку, составленных из членов городских общин. Обычай требовал, чтобы общевойсковое собрание, в котором главную роль играли представители городов, одобрило решение царя, после чего претенденту в торжественной обстановке вручался жезл. Эта церемония непременно сопровождалась особого рода обрядами и гаданиями, которые должны были выявить волю богов.

На этот раз ничего этого не было.

Салманасар ограничился гаданиями и письменным распоряжением. Такое посягательство на устоявшийся порядок вызвало откровенное недовольство среди высших военачальников. Всем была известна неспособность Шамши руководить войсками. Он был храбр в строю, но не в управлении. Масла в огонь подлило ставшее известным тайное распоряжение царя, предписывающее брату не делать ни единого шага, не посоветовавшись со своим начальником конницы Нинуртой-тукульти-Ашшуром. Пересуды сводились к обсуждению двух вопросов — что же это за туртан, если он не в состоянии самостоятельно принимать решение и как оставшийся в Калахе наследник отнесется к этому назначению?

Все месяцы, пока армия совершала победоносный марш на запад и склоняла города побережья — от Библа и Тира до Урсалимму — к покорности, Салманасар провел вблизи Дамаска в добровольном уединении, не отвлекаясь на повседневные дела и мирские заботы. В конце мая в оазис был вызван Набу-Эпир, по расположению звезд напророчивший, что смертный час царя царей недалек. Он же подарил старику краешек надежды. Если повелитель желает продлить жизненный путь, пусть он построит достойные жилища семерке богов, оберегающих Ассирию. По словам уману, звезды пообещали — когда придет срок и Салманасару придется спуститься в мир мертвых, боги, если он выполнит их условие, не дадут его в обиду.

Салманасар с энтузиазмом принялся обсуждать с Набу-Эпиром проекты громадных зиккуратов, способных возвеличить небесных покровителей Ассирии. К обсуждению привлекли прибывших из Вавилона строителей, которых только мог сыскать Мардук-Закиршуми В благодарность за поддержку в таком важном деле как подготовка души к загробному путешествию, Салманасар приказал Шурдану, сообщившему о поимке Гулы и просившему разъяснений, как поступить с преступницей, отправить беспутную родственницу домой, к отцу.

Решение вернуть Гулу верхи армии, особенно приверженцы Шурдана, встретили тайными издевками и насмешками над неуместным «всепрощенчеством», обуявшим хитрого лиса на старости лет. Неужели, удивлялись в ставке, возраст окончательно лишил его способности рассуждать здраво? Если переступить через завет предков — око за око, зуб за зуб, — очень скоро враги обнаглеют настолько, что начнут мечтать о возмездии. Тогда никакое «несаху» не поможет.

В походе, обнаружив, что Шамши-Адад «не возносит голову», по отношению к прежним недругам ведет себя миролюбиво и не прочь наладить с ними дружеские отношения, глава ниневийской общины Туку отважился доверительно поговорить с новым главнокомандующим. Шамши-Адад, человек чрезвычайно мнительный, встретил его настороженно, не без основания подозревая человека, носившего бородку «под Шурдана», в тайных кознях и распространении неприятных для него слухах.

Для разговора Шамши очень не хватало Нинурты, однако гость заранее поставил условие — встретимся тайно, один на один. Его посланец успокоил туртана, его хозяин действует не в интересах раздора, а в интересах мира. Стоит ли привлекать внимание соглядатаев Салманасара к этой встрече? Неужели нам нужны советчики, чтобы прийти к примирению?

Прежде всего Тукульти — ахе — эриб поставил вопрос о помощи царю при строительстве храмов.

— Звезды устами Набу-Эпира обязывают великого царя возвести новые святилища, посвященные покровителям Ассирии. Мы все, его слуги, готовы принять посильное участие в выполнении этих грандиозных планов. Как ты, Шамши, отнесешься к просьбе городских общин поручить им возведение храмов? Возможно, ты и сам захочешь присоединиться к тем, кто готов упасть в ноги царю с нижайшей просьбой доверить нам строительство?