Семирамида. Золотая чаша - Михаил Ишков

Он кивком указал на Гулу и добавил.

— Эта женщина поможет тебе. Имей в виду, евнух, поручая тебе лишить Бен-Хадада наследника, я вовсе не хотел нанести вред нашей гостье, и, как оказалось, был прав. Выслушав ее, я убедился, что она всей душой предана Ассирии и Вавилону. Находясь в самом логове врага, будучи обесчещенной сирийским чудовищем, она всеми силами пыталась помочь нам. Чего, как ни прискорбно, не скажешь о тебе, евнух.

— Чем же я провинился перед господином и уважаемой Гулой? Тем, что не сумел отравить ее?

— Тем, что из трусости или по причине низости натуры, ты едва не погубил Нинурту и нашу Шами.

— Кто? Я?!

— Именно. Не эта же скромная женщина, — Шурдан опять кивком указал на Гулу.

— Эта скромная женщина заманила их в ловушку. Она издевалась над ними! Она пытала их!

— Это не правда, — тихо возразила Гула. — Я спасла их.

— Спасла?! — воскликнул Сарсехим. — От кого же?

За Гулу ответил наследник.

— От Бен-Хадада. Она так утверждает.

Евнух всплеснул руками — Все было не так, господин, — загорячился он.

Царевич не дал ему договорить.

— Давай попробуем совместными усилиями отыскать правду. Женщина не отрицает, что это по ее приказу Нинурта был захвачен в плен. Ей пришлось пойти на эту хитрость, чтобы заманить в ловушку Бен-Хадада. Однако, как следует из ее рассказа, ты и эти презренные скифы нарушили ее планы. Вместо того, чтобы помочь Гуле захватить Бен-Хадада и в качестве заложника отправить в наш лагерь, вы помогли сирийцу расправиться с ней. Искалечили царскую дочь! Так могли поступить только предатели. Тебе известно, как у нас в Ассирии наказывают предателей?

— Более чем, господин.

— Это хорошо, что ты не стал выкручиваться и сразу признал свою вину. Это дает тебе надежду на спасение.

— Чем же я могу заслужить прощение?

— Тем, что будешь всегда и везде отстаивать истину. Кто бы ни пытался запутать тебя, кто бы ни пытался заставить тебя солгать, ты будешь твердо стоять на своем — намерения этой женщины были чисты. Только обстоятельства не позволили ей добиться своей цели. Да, возможно, она тоже ошибалась, но эти промашки по своей тяжести никак не могут сравниться с преступлениями, совершенными тобой и этими варварами.

— И Шаммурамат, — не поднимая голову, также тихо выговорила Гула.

Шурдан поддержал ее.

— И Шаммурамат тоже.

Гула подняла голову.

— Ей не надо было лезть в эту историю. Зачем надо было врываться в замок, убивать собак, кричать — верни мужа!

Сарсехим, еще не совсем пришедший в себя, задал наиглупейший вопрос.

— Чем же ей надо было заняться?

Гула охотно растолковала.

— Женщине нельзя совать свой нос в дела мужчин. Ей надо было дожидаться мужа у семейного очага.

— Но у семейного очага на нее напали ребята из Урука?!

Ответ женщины прозвучал громче, раздражительней.

— Это было сделано по приказу Бен-Хадада! Я пыталась спасти сестру и попросила тебя предупредить ее. Но ты не выполнил мою просьбу.

Сарсехим растерянно глянул в сторону наследника. Еще на что-то надеясь, он сделал попытку объясниться.

— У меня другое мнение. Я лично…

Шурдан встал, подошел к евнуху, положил ему руку на плечо и доброжелательно предупредил.

— Держи свое мнение при себе! До тебя дошло, как следует отвечать, если кто-нибудь начнет расспрашивать тебя об этой неприятной истории?

— Кто начнет расспрашивать?

— Это не твоего ума дело, — предупредил наследник.

Глава 4

К разочарованию многих и в первую очередь самого Салманасара, узурпатор, словно в укор мировой справедливости, выказал себя умелым полководцем и достойным преемником Бен-Хадада. Будто убиенный царь с последним, выдохнутым в лицо Хазаилу проклятьем сумел наградить убийцу умением вывернуться из любой, даже самой безвыходной ситуации.

План обороны, который узурпатор постарался воплотить в жизнь, оказался еще хитрее, чем бесконечные изматывающие наскоки на ассирийцев, к которым прибегнул Бен-Хадад.

Как только в Дамаск была доставлена весть о том, что ассирийцы перешел Евфрат, люди Салманасара попытались поднять мятеж в самой столице. Хазаил, оставшийся без союзников, сумел усмирить бунт. Он железной рукой расправился с теми, кто взывал к справедливости и отмщенью за невинно погубленного царя. Затем узурпатор собрал войско и, напомнив всем о смертельной опасности, нависшей над градом и страной, сумел добиться беспрекословного повиновения. Не теряя времени, сирийское войско, оставив в городе значительный гарнизон, выступил в поход.

Первые сообщения о том, что узурпатор повернул на юг — то есть в сторону, противоположную той, откуда приближались ассирийцы, — вызвали в ставке Салманасара откровенное недоверие. Лишь после того, как разведка подтвердила, что Хазаил спешно отошел к горе Санир{19} и занял там оборонительные позиции, в ставке всерьез задумались о смысле такого маневра.

Большинство ассирийских военачальников посчитали решение Хазаила неоспоримым свидетельством откровенной трусости самозванца, его неуверенностью в своих силах, и, если бы не Иблу, сумевший, несмотря на донимавшую его хворь, переубедить самые горячие головы, трудно сказать, как повернулись бы дела у не знавших поражений ассирийцев.

Иблу, страдавший от жара во всем теле, обратил внимание царя и членов военного совета на странные сообщения из Дамаска. Лазутчики утверждали, что в городе оставлены лучшие двадцать тысяч воинов, какими располагал сириец. Чем объяснить этот непонятное решение? Трусостью? Неверием в свои силы? В таких случае войско обычно разбегается, а не совершает трудный и скоротечный маневр, не устремляется в предгорья и не окапывается на труднодоступных склонах. Старый полководец призвал соплеменников со всей серьезностью отнестись к маневру Хазаилу и ни в коем случае не поддаться на его уловку.

Иблу так сказал.

— Это ловушка!

В отсутствие Шурдана никто не решился оспорить мнение опытного полководца. По мнению Иблу, хитрость заключалась в том, чтобы зажать наступающие войска между горами и Дамаском.

Любая армия, преследуя противника, обязательно растягивается на марше и превращается в трудно управляемое скопище мало связанных между собой отрядов. Хазаил в попытке отбиться от ассирийцев, рассчитывал, что Салманасар непременно бросится вслед за ним. Как только враг главными силами минует Дамаск, спрятавшиеся за стенами полки ударят ассирийцам в тыл, ведь во время преследования по малознакомой местности северные варвары обязательно смешают ряды и утратят связь между отдельными эмуку. Если умело воспользоваться этим обстоятельством, можно навязать свою волю наступающим захватчикам. Стоит только захватить стратегическую инициативу, как Салмансар, оказавшись между двух огней, потеряет свободу рук, а это открывает возможность и на этот раз отбить нашествие. Сидя в укреплениях на горе Санир и имея мощный отряд в Дамаске, Хазаил получит возможность выбирать время и место для нападения. Его объектами, прежде всего, станут слабо охраняемые и плохо вооруженные объекты — обозы, инженерные отряды, кисиры союзников, а также оторвавшиеся от главных сил войсковые части. Их поддержат отряды, укрывшиеся на склонах священной горы.

При таком способе ведения боевых действий, предупредил Иблу, будет очень трудно сохранить единое управление войсками.

Последним советом туртана было ни в коем случае не задерживаться возле Дамаска, не пытаться с ходу взять его, тем более изображать такую попытку. Двигаться вперед быстро, с предельной осторожностью, крепко сплоченными колоннами, не терять из вида ни одну из эмук тяжелой пехоты и колесниц. Главное преимущество Ассирии — это численное превосходство, боевой опыт и конница. Отряды всадников следует использовать как своеобразную соединяющую прокладку между колесницами, пехотой, саперными частями и обозом. При этом конница должна быть готова постоянно, при каждом удобном случае атаковать врага. Действовать следует густыми конными массами. Особая роль отводилась полутысяче воинов, которые стараниями Партатуи-Бури и нанятых скифов научились вести огонь из луков со скачущих лошадей. Их задача не давать покоя сирийцам, пресекать каждую попытку напасть на тот или иной оторвавшийся отряд или на обоз. Для этого необходимо снабдить всадников запасными лошадьми, чтобы те каждую минуту были готовы к выступлению.

Разведке не спать ни днем, ни ночью, благо, с местностью ассирийцы успели познакомиться во время прошлых походов.

Тыловой заслон, о, великий царь, пусть будет составлен из лучших эмуку тяжеловооруженных пехотинцев и отрядов колесниц. Именно эти части должен был прикрыть армию со стороны Дамаска, а союзники, оставшаяся часть конницы, царский полк и легковооруженные союзники пусть штурмуют гору.