Сенешаль Ла-Рошели (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Нас нагонял отряд из одиннадцати всадников, которые спешили в ЛаРошель. У переднего был королевский вымпел. Везут приказ короля или, что вероятнее, коннетабля Франции. Приказы у Оливье де Клиссона однообразные: идти на войну. Только непонятно, с кем он собирается сражаться зимой?! Разве что с тюшенами — бандами из крестьян-бездельников и безработных наемников, размножившимися в центральной и южной Франции. Этим и зимой надо было добывать пропитание, а потому грабили круглогодично.

— Твоя очередь оставаться в Ла-Рошели, — остановившись, сказал я Мишелю де Велькуру.

— Почему моя?! — совсем по-детски насупился молодой рыцарь, которому не давала спать недавняя слава Хайнрица Дермонда. — Пусть Госвен остается!

— Ему еще рано доверять такой пост, — возразил я. — Тем более, твоя жена скоро родить должна.

— Она и без меня справится! — огрызнулся Мишель де Велькур, но уже не так категорично.

Когда королевский гонец — молодой человек с тонкими усиками, на которых под носом намерзли два зеленоватых комочка соплей, и жидкой короткой бородкой — подъехал к нам, я спросил:

— Кому приказ везете?

— Бальи Ла-Рошели, сеньору де Ре, — ответил он.

— Это я, — сообщил ему и протянул руку, чтобы получить приказ.

Гонец подозрительно посмотрел на меня, на мою свиту и. убедившись, что перед ним богатый человек, решил поверить мне. Он достал из-под толстого суконного черного плаща кожаную сумку, висевшую через правое плечо, а из нее — деревянный лакированный тубус, который и вручил мне.

Тубус был теплый, будто хранили его на теле. Внутри лежал свернутый рулоном лист плотной бумаги не самого лучшего качества. На такой ведут бухгалтерию купцы средней руки. К бумаге был приделана на льняном шнурке королевская печать. Значит, приказ не от коннетабля. Моя свита молча смотрела на рулон в моей руке, ожидая, когда разверну его и прочитаю. Для кого-то этот лист бумаги мог стать началом последнего пути. Я неспешно развернул приказ. Быстро пробежав глазами текст, перегруженный завитушками, я тряхнул головой и перечитал еще раз, медленнее и спокойнее. Закончив читать, саркастично гмыкнул.

— На войну идем? — спросил Хайнриц Дермонд, которому по статусу разрешалось задавать мне вопросы.

— Не совсем, — ответил я. — Прими мои поздравления! В награду за военные заслуги ты теперь бальи Ла-Рошели!

— Да не хочу я с бумагами возиться! Я ни считать, ни писать-читать толком не умею! — сразу отказался рыцарь, решив, что его назначают вместо Жана Шодерона.

— Ты будешь военным бальи, сенешалем, вместо меня, — успокоил его.

— А ты кем? — спросил Хайнриц Дермонд, смутившись, будто это он пристроил мне подляну.

— Свободным человеком, избавленным от ненужных хлопот, — ответил я, не сильно погрешив от истины.

Эта должность давала мне пятьсот ливров в год, которые в последнее время задерживали на несколько месяцев, и примерно на такую же сумму взятки или, как их называли, подарки. За это я должен был по первому зову отправляться в поход, причем в последний раз за свой счет. Получив этот приказ, я вдруг понял, что он был в последнее время моей мечтой. Уйти с королевской должности по собственному желанию можно, но не желательно. Короли меньше обижаются, когда им не дают, чем когда у них не берут.

— За что тебя так?! — с искренним огорчением, но позабыв о субординации, задал вопрос Мишель де Велькур.

— Официально — за то, что имею земли в бальяже, — ответил я.

По королевскому ордонансу бальи не разрешалось иметь земельную собственность в своем бальяже. Таким способом боролись со злоупотреблениями. Но строгость королевских ордонансов, как обычно, смягчалась необязательностью их выполнения. О том, что я владею сеньорией в Ла-Рошели, знали еще при покойном короле. Тогда я был нужен Бертрану дю Геклену, а следовательно, и Карлу Пятому, поэтому про королевский ордонанс забыли. Теперь стал не нужен — сразу вспомнили.

— Оливье де Клиссон убил сразу двух зайцев: насолил мне и наградил по приказу короля рыцаря, отличившегося в последнем походе, — сделал я вывод и, обращаясь к Хайнрицу Дермонду, добавил: — Давай не дадим ему возможность убить третьего зайца — поссорить нас с тобой.

— Я не буду с тобой ссориться! — заверил бывший мой заместитель, а теперь сенешаль Ла-Рошели.

Будешь, если прикажут, куда ты денешься! Хорошо, если сам не проявишь инициативу.

Сразу по возвращению в город я сделал то, что давно собирался, — погасил из налогов все долги королевства передо мной. Теперь ни я им, ни они мне ничего не должны.

43

В конце зимы пришло письмо от тестя. Герцог Бурбонский приглашал, как только кончится весенняя распутица, приехать к нему и помочь справиться с тюшенами. Я понял, что тюшены — это предлог. Людовику Бурбонскому надо было с глазу на глаз перетереть кое-какие вопросы. Скорее всего, мою отставку. Я — его родственник. Понижение моего статуса нельзя оставить без внимания, иначе вскоре то же самое проделают и с ним самим, а тесть сейчас член регентского совета при несовершеннолетнем короле. Заодно я решил отвезти к нему старшего сына Людовика. Пришло ему время становиться пажом, а лучшего места, чем служить у влиятельного деда, приближенного к королю, не придумаешь. Я договорился с ларошельскими купцами, что в первый рейс их поведет Ламбер де Грэ, которому я запретил заниматься пиратством, приказал тупо ждать на рейде, пока купцы не закончат свои дела. Что-то мне подсказывало, что мои рыцари еще не освоили специфику морского разбоя и уже не освоят. Грабить на суше им привычнее.

С собой в Бурбо?н-л’Аршамбо взял полсотни арбалетчиков. Они почти все уволились с королевской службы. У меня парни зарабатывали намного больше, а рисковали меньше. Хайнрица Дермонда это не сильно расстроило. Он чисто по-рыцарски считал безродных никудышными бойцами, которых можно и нужно менять, как перчатки. Хотя в последнее время зарплату воинам гарнизонов начали задерживать, отбоя от желающих послужить королю не было. Война сейчас велась вяло. Многие бриганты остались без дела. Работать они уже не умели и не хотели. Война приучает к мысли, что можно разбогатеть, не шибко напрягаясь. Если, конечно, повезет.

Людовик, герцог Бурбонский, встретил меня тепло. Видимо, как зять, я оправдал некоторые его надежды. Выполнив ритуал встречи, мы удалились в кабинет тестя, который находился в средней круглой башне донжона. Меня почему-то раздражают круглые помещения. Может быть, отсутствие углов порождает чувство незащищенности. В случае опасности некуда будет забиться, уменьшить сектор нападения. Напротив большого камина стоял квадратный стол, накрытый скатертью из синей льняной ткани. Синюю краску изготавливают из вайды — травы, которую здесь культивируют. Срезают с нее листья по несколько раз за сезон, сушат, а потом готовят массу, с помощью которой окрашивают ткани. Это один из основных экспортных товаров Южной Франции. Ларошельские купцы тоже продают ее. Растет она и в северных районах Франции, но там качество похуже. В бывшем моем Путивльском княжестве это растение тоже выращивали, называя синячником. Возле стола стояли четыре стула из красного дерева с низкими резными спинками и кожаными сиденьями, набитыми смесью овечьей шерсти и конского волоса. Три больших сундука из красного дерева с углами и рукоятками из бронзы казались чужеродными возле изогнутых стен. Зато что-то типа этажерки приделали так удачно, словно сама по себе выросла из стены. На трех верхних полках стояли рукописи в дорогих сафьяновых переплетах и с медными замками, а на трех нижних — серебряная посуда. Из бездействующего камина сильно воняло гарью. Слуга налили нам вина из серебряного кувшина и сразу ушел.

— Я узнал, что это Оливье де Клиссон добился твоей отставки, — сообщил тесть. — Говорят, во время похода ты с ним поссорился.

— Я с ним не ссорился. Я щелкнул его по задранному слишком высоко носу, — уточнил я.

— Такое не прощают, — поделился жизненным опытом Людовик Бурбонский.