Сладкий роман - Людмила Бояджиева

— Прошу на берег, фрау! — протянул мне пятерню с причала «матросик».

Но мой кавалер выпрыгнул первым, и не успела я глазом моргнуть, как он нес меня на руках, хохочущую, отбрыкивающуюся и абсолютно мокрую. В публике зааплодировали. Майкл раскланялся во все стороны с причала, я успела заметить вспышки магния, кто-то из туристов даже нацелил на нас объектив видеокамеры, а хозяин аттракциона вручил мне надувного гуся в бескозырке.

Ускользнув от постороннего внимания в тень «Ниагары», мы осмотрели наши потери. Мое платье треснуло сбоку по шву до бедра, с волос капало, костюм Майкла безвозвратно погиб. Он сильно дрожал и без очков казался, как и все близорукие, беззащитным.

— Н-накиньте платок! — заикаясь, Майкл помог мне закутаться в почти сухую шаль.

— Г-где ваши очки?

— Очки и паспорт во внутреннем кармане, там безопасно и сухо. Жаль, что нельзя отправить к ним вас.

— Да, надо скорее найти машину.

— Моя гостиница рядом. Я не насильник и недостаточно опытен, чтобы спровоцировать вас на грехопадение. Смелее, Дикси! — он посмотрел на меня босую (туфли пришлось снять), мокрую, и заметил:

— Не хватает белого котенка на голове — это по Феллини.

— А по Артемьеву — пусть будет этот утенок. — Я приспособила резиновую игрушку на темя. — Как?

— Лучше, гораздо лучше! Просто Маэстро не довелось встретить вас. В отличие от меня. Посему я могу быть признанным более одаренным, чем Феллини. Одаренным вами, Дикси.

В гостинице Майкла портье посмотрел на меня с усталым безразличием ко всему привыкшего человека, имеющего трудную профессию, и обещал вызвать такси в 35-ый номер через час.

Мы прошествовали по пустому, освещенному неоном коридору, и без труда проникли в означенный номер. В маленькой комнате с узкой кроваткой были разбросаны немногочисленные вещи хозяина, которые он тут же кинулся от меня прятать. Особенно кусок недоеденной копченой колбасы в промасленной бумажке на прикроватной тумбочке. Майкл метался, оставляя на ковролине мокрые следы.

— Можно мне пройти в душ? Здесь есть горячая вода?

— Ах, конечно! И возьмите одеяло, Дикси, я ужасно боюсь за вас.

Я эгоистично нежилась под горячей водой, забыв о том, что в комнате мерзнет в своем черном костюме родственник, которого мне надлежало привести в состояние «лирической лихорадки». Платье хорошенько отжала в махровом полотенце и развесила на сушилку, обмоталась одеялом и, почувствовав себя почти как дома, явилась на обозрение хозяина.

Майкл успел спрятать носки, подобрать газеты и выставить на стол бутылку. Он надел джинсы и белую футболку, и, кажется, избегал смотреть на меня.

— Нам надо немного выпить. Это русская водка. Хорошая. А закусывать нечем. Только вот крекеры.

— Подойдут, — сказала я, заняв единственное кресло.

Майкл разлил в стаканы понемногу белой жидкости.

— За знакомство! — и разом выпил.

Я следом лихо опрокинула свой стакан, слегка прикусила крекер и как ни в чем не бывало спросила:

— Костюм пропал?

— Вы его больше не увидите. Вечная память старику.

— А вдруг придется снова жениться?

— Уеду в Африку и пойду под венец в набедренной повязке. Кстати, мне очень идет. Я заметил, что вы специально не прореагировали на водку, там 40o. Вы пьяница или интригуете?

— А я заметила, что у господина Артемьева под ватными плечами прятались крепенькие свои. Таскали вы меня на руках как перышко. Вы спортсмен или шпион?

— Ни то, ни другое. Хотя сильные руки — это профессиональное. С ногами у меня хуже. Поэтому я и бегаю по утрам, конечно, периодически.

Майкл налил ещё водки и повертел в руках стакан:

— Дикси, вы сегодня два раза назвали меня Микки. Я показался вам достаточно молодым или недостаточно умным?

— Просто вы были похожи на Микки. Микки Маус, Микки Рурк…

— Микки Артемьев — хорошая компания. Дикси, вам не кажется, что у нас уже есть основания перейти на «ты». В русском и французском это очень важно. А ведь в нашем поместье мы будем говорить по-французски… Я уже начал учить, вот послушайте: «Еnchante de te rencontrer ici, ma scer!» Сноска: Очень рад встретить тебя здесь, сестра.

— Хорошо, брат. Переходим на родственные местоимения.

— Нет, нет. Руки перекрещиваем, пьем до дна — и поцелуй. Процедура «на брудершафт» — разве вам неизвестно? Мы же в Австрии!

— Никогда не приходилось. Вы будете руководить. Так… Теперь пьем… Уф!

На этот раз я не смогла перевести дух от большого глотка водки и тут же чуть не задохнулась, попав под губы Майкла. Но он лишь прикоснулся ко мне и так замер, ожидая моей реакции. Я же не торопилась, стараясь распробовать вкус его губ. Это очень важно — первое впечатление. Горячие, сухие, ждущие. Я отстранилась и села на место.

— Когда ты уезжаешь?

— Послезавтра.

— Хорошо. Я вряд ли смогу полететь вместе с тобой для посещения могил предков, — мне надо вернуться в Париж, получить российскую визу от коллегии по делам наследств. И тогда я позвоню тебе. У тебя есть в Москве телефон?

Он взял гостиничный блокнот, написал телефон и адрес, вырвал листок:

— Не потеряй, кладу в твою сумочку.

— Мне бы хотелось, Майкл, чтобы завтра ты сводил меня кое-куда. Местечко недорогое. Думаю, тебе не придется влезать в долги. Хотя… знаешь, у меня идея. Через неделю ты чертовски разбогатеешь и сможешь вернуть мне деньги. Честное слово, я же не могу отпустить тебя домой в джинсах!

— Отглажу костюм — и в самолет.

— Только не это! Где он? — я распахнула дверцу стенного шкафа и вытащила оттуда мокрого испуганного, сжавшегося в углу монстра.

Попытка оторвать рукав не удалась. Зато с меня соскользнуло кое-как намотанное одеяло. И тут зазвонил телефон — портье сообщал, что такси ждет. Я быстро натянула почти сухое платье, туфли на босу ногу, обернулась платком и выскочила из ванной.

— Присядь на минуту, — Майкл был необычайно торжественен.

Я опустилась в кресло, он положил мне на колени свой пиджак и раскрыл перочинный нож:

— Приступай. Человечество смеясь расстается со своим прошлым!

Нож с треском вонзился в очень прочный, отчаянно сопротивляющийся материал.

Кромсать костюм кузена не доставило мне никакого удовольствия, видимо, агрессивность вообще не мое амплуа. Старая ткань поддавалась с трудом, обрушив на меня лавину сентиментальных ассоциаций. Стало жалко и этого куска материи, сопровождавшего некогда юного Михаила под венец, и ушедшей молодости, и России, вынуждавшей своих граждан всю жизнь таскать на своих плечах чью-то производственную неудачу. Или, как говорят русские,? халтуру.