Джесси - Валерий Козырев

Ретироваться было поздно. И, призвав на помощь всё свое мужество, он сказал:

– Не удивляйся, Аня, но я пришел поговорить с тобой о Гене. – Аня молчала, ожидая, что он продолжит говорить. – Аня, мы уже не дети. И я вижу, что между вами завязываются не простые отношения. – Она хотела что-то сказать, но Вока жестом руки остановил её. – Аня, я ни в коей мере не хочу опекать или же как-то иначе вмешиваться в вашу жизнь! Но если у тебя нет к Гене ничего серьезного и ты просто не хочешь оттолкнуть его, чтобы не обидеть, то было бы правильно в самом начале не давать никакой надежды на что-то в будущем… Поверь, я это говорю не от праздности или из-за чего ещё. Ведь ты, наверняка, знаешь, что Гена болен. И, возможно, неизлечимо. Ты должна понимать, что…

Аня была явно не готова к такому повороту в их разговоре, но, когда Вока начал говорить о болезни Гены, она перебила его:

– Извини Володя, но в своих отношениях с Геной, думаю, мы сможем разобраться и сами. – У неё дрогнули ресницы. – Я знаю, что он болен. Знаю также, что с этим живут.

Вока сожалел, что вообще начал этот разговор. Но недосказать всего, чего хотел, он уже не мог. Он подвинул пустую чашку на середину стола, взглянул на Аню.

– Однажды он тебе об этом скажет сам, и тогда ты должна будешь принять решение – или, или. И как же ты поступишь? Скажешь, мол, ничего страшного и что болезнь дружеским отношениям не помеха, и таким образом дашь понять, что на что-то более серьёзное он может и не рассчитывать, и этим ещё более усугубишь его состояние? Думаю, что лучше тебе этот выбор сделать сейчас, пока ещё есть время.

Казалось, что Аня внимательно рассматривает фиалки.

– Это очень хорошо, что ты пришел, Володя… – оторвала она взгляд от цветов. – И я рада за Гену, что у него есть такой друг, как ты. Но для себя, Володя, я уже всё решила…

Вока вскоре ушел, а в окне Аниной комнаты до поздней ночи горел свет. Утром ей сразу же вспомнился разговор с Вокой. Вчера вечером он произвел на неё гнетущее впечатление. Сейчас же на душе было светло и радостно. Да, конечно же, она приняла решение!..

Осенью, когда в красно-бордовое оделись клёны, золотом покрылись каштаны и небо стало по-особому пронзительно голубым, и в воздухе, прогретом дневным солнцем, носилась липкая паутина, а прохладные вечера тревожной грустью касались самых потаённых струн души, в один из субботних дней – из дверей дворца бракосочетаний в окружении родственников и друзей вышли Гена и Аня. Сразу же за ними, в перевязях дружка и подружки, шли Вока и Вика. Только что женщина в строгом костюме – работник дворца бракосочетаний – торжественно объявила Гену и Аню мужем и женой, и они под звуки свадебного марша принимали поздравления. Гена – непринужден и общителен, лишь слегка бледное лицо выдает волнение. Глаза же Ани сияли счастьем. Все последнее перед свадьбой время Гена жил, словно в призрачном сне: ему казалось, что всё это происходит не с ним, а с кем-то другим. Он боялся проснуться и потерять это пьянящее чувство любви и восторга. Все хлопоты, сопряженные со свадьбой, взяли на себя Михаил Иванович и Людмила Александровна. Профком выделил Гене комнату в семейном общежитии, хотя они, никого не притесняя, могли жить или у Гены или же у Ани. Но будущие молодожены решили жить отдельно, что, конечно же, не могло не огорчить Михаила Ивановича. Но его радость за Гену была столь велика, что он был согласен и на это, хотя слегка пожурил его – не без того.

– Эх, Генка! Думал, заживем дружненько, на дачу вместе, на рыбалку там… А ты вон, не успел жениться, а уже отделяешься! – хмурился он.

– Да мы в гости приходить будем, надоедим вам ещё! – улыбался Гена.

– Ну-ну, поживем, увидим! – гладил свои пышные усы Михаил Иванович.

Аня же была согласна с Геной, что жить нужно начинать отдельно. Впрочем, казалось, что она была согласна со всем, что он думает, говорит и делает. Что, в общем-то, не удивительно, особенно в это первое время, когда отношения еще столь легки и фееричны. Это отражалось и на их взаимопонимании. Будучи достаточно разными по характеру и внутренней энергетике людьми, они были как одно целое в своих мечтаниях и планах и, глядя на них, можно было лишь умиляться.

Свадьбу гуляли в арендованном на вечер кафе. Гуляли весело, мирно – спиртное на евангельских свадьбах не употребляют. Но атмосфера в кафе была праздничная и торжественная. Хотя отсутствием хмельного были довольны не все…

– Эх! На Генкиной-то свадьбе, и стопку не выпить! – сокрушался Михаил Иванович. И, под укоризненным взглядом Людмилы Александровны, принимался вяло ковырять вилкой салат, время от времени тяжко вздыхая и покачивая головой. За два дня до свадьбы приехали родители Гены. Отец поздравил, подарил магнитофон и, не имея времени, так как в колхозе еще продолжалась уборочная, уехал. Мать сидела рядом с Людмилой Александровной; на свою невестку и сына взирала с нескрываемой любовью. За последние годы она заметно пополнела, но оставалась по-прежнему статной, гордо держала голову на высокой красивой шее. Нарядное платье, купленное ею специально для свадьбы, очень шло к ней. Гена, глядя на неё, улыбался.

– Смотри, как мама на нас смотрит, – прошептал он Ане на ухо.

– Она у тебя писаная красавица! – так же шепотом ответила она.

– После тебя – самая красивая.

Аня чуть сжала его руку под столом и улыбнулась.

Регистрация в ЗАГСе в евангельских церквях – это всего лишь регистрация, жених и невеста становятся мужем и женой только по благословении пастора. Вока, на «Ладе» Михаила Ивановича, привез пастора к середине свадебного вечера, когда шум и торжественность уже несколько поутихли. Используя небольшую сцену кафе как амвон, пастор пригласил на нее жениха и невесту.

– Геннадий, – обратился он к жениху, – по доброй ли воле и любви ты берёшь в жены Анну?

– Да! – выдохнул Гена.

– Анна, – обратился пастор к невесте, – по доброй ли воле и по любви ты выходишь замуж за Геннадия?

– Да, – тихо сказала, почти прошептала, Аня.

Пастор возложил руки им на головы и громко произнёс:

– Властью, данной мне Богом, объявляю вас отныне мужем и женой! – Он помолился молитвой благословения и помолившись, обернулся к залу и воздев руки, объявил: – Брак по воле Божией между мужем Геннадием и женою Анною скреплён Господом! Да пребудет всегда мир и достаток в их доме!

И почти тут же грянула песня:

– Радуйтесь, братья, сёстры, ликуйте, хоры, воспойте! Ныне пред нами, ныне пред нами – мир и согласье! Мир и согласье здесь сочетались. Мир и согласье! Радуйтесь, братья, сёстры, ликуйте, хоры, воспойте! Боже великий, здесь дети Твои; дай же им счастье. Многие лета, многие лета! Дай Твоё счастье, многие лета!

Пели все присутствующие, пели стоя, пели слаженно, красиво. Людмила Александровна и мать Гены, не зная слов, заворожено слушали. Михаил Иванович вытянулся во фрунт, словно чествуя подъем флага на корабле. Сердце Гены наполнял восторг. Он взглянул на Аню – её глаза полыхали радостью. Он с трудом осознавал, что они отныне – муж и жена.

На той же «Ладе» Вока чуть раньше, чем закончился свадебный вечер, отвез Гену и Аню к рабочему общежитию.

– Допобаченья! – попрощался он на малороссийский лад, когда высадил их у подъезда.

– Допобаченья! – весело попрощались с ним Аня и Гена.

Вока тронул машину с места. И «Лада», скрипнув шинами и засветив тормозные огни, скрылась за поворотом.

Гена проснулся раньше и, любуясь, смотрел на Аню. Она ещё спала. Глаза, прикрытые веками, казались огромными. Волосы в милом волнующем беспорядке, чуть курносый носик и слегка припухшие ото сна губы. На шее, под нежной бархатистой, чуть тронутой лёгким загаром кожей, пульсировала голубая жилка. В её ушке, в небольшой золотой серёжке, переливалась капелька изумруда.

– О, Боже! За что мне такое счастье! – прошептал он.

Луч солнца упал на подушку, коснулся изумруда серёжки и вспыхнул маленьким зелёным огоньком. Скользнув, коснулся её век. Ресницы затрепетали, Аня открыла… нет! Распахнула глаза. Они были свежи, словно она спала. Он прикоснулся её губ легким поцелуем…

Что может быть прекрасней, чем жить со своей возлюбленной?! Сообща преодолевать трудности и делить радости… Каждый день принимать её как дар судьбы, растворятся во взгляде сияющих счастьем глаз, всегда восхищаться ею! Понимать с полуслова, взгляда, даже незначительного жеста. Вместе ложиться и вместе с нею просыпаться. Дарить ей нежность, ласки, любовь…

Время для Гены и Ани летело незаметно.

Как-то на работе, в обеденный перерыв, к Гене подошел Михаил Иванович и пригласил его и Аню на выходные в гости. После чаепития с традиционно вкуснейшими пирожками завязался разговор. Михаил Иванович поинтересовался о делах, о планах на будущее… Потом вдруг спросил о жилье – довольны ли, мол.