До конца своих дней - Барбара Бенедикт

– Но...

Усталым жестом он заставил ее замолчать.

– Когда я сюда приеду в следующий раз, может быть, мы все это обсудим как разумные, взрослые люди. Но сейчас у меня слишком мало времени, чтобы разбираться с вашими выходками. – Он выразительно посмотрел на дверь хижины. – На вашем месте я уговорил бы детей починить дверь, не то ночью в нее могут заползти довольно противные твари.

Гинни вздрогнула.

– Мистер Латур, умоляю вас... Я не могу провести здесь еще одну ночь. Вы поступаете бесчеловечно!

– Можно на это посмотреть и так, – сказал он, залезая в пирогу. – Но поскольку у вас нет выбора, почему бы не счесть свое пребывание здесь искуплением. Не всем выпадает случай искупить причиненное зло.

Язвительно улыбнувшись, он протянул ей связку рыбы и отчалил. Гинни задохнулась от негодования.

Искупить причиненное зло?! Не желая признавать шевельнувшихся в ней угрызений совести, Гинни пошла обратно в хижину, уверяя себя, что Латур сам не знает, что говорит. Это ей причинили зло, это ее похитили. Это ему надо искупать свою вину! Она швырнула рыбу на тарелку. А ее совесть чиста.

Гинни оставила рыбу на столе, поскольку не имела ни малейшего представления, что с ней делать, и пошла к себе примерять новые платья. При взгляде на них она почувствовала еще один укор совести, подавить который было труднее. Не многим мужчинам пришло бы в голову привезти ей чистую одежду. Какой надо быть эгоисткой, чтобы жаловаться на ее качество, когда у человека явно нет средств на более дорогие вещи.

Во всяком случае, одежда была чистая и хорошо пахла, чего нельзя было сказать о ее амазонке. Какая разница, какого цвета эти платья и как пошиты – все равно ее в них не увидит никто из знакомых.

Гинни вдруг безумно захотелось вымыться и переодеться в чистое. Она с тоской вспомнила медную лохань, в которой она принимала ванну в Розленде, и ароматные мыла, которые тетя Агата покупала ей мыть голову. Но придется, видно, удовольствоваться кувшином и тазом.

Гинни приложила к себе голубое платье и крутанулась перед зеркалом. Да, надо вымыться и переодеться, и, когда Латур увидит ее в следующий раз, ее никак нельзя будет назвать мокрой крысой.

– Это не ваше! – В комнату ворвался Джуд и устремил на нее горящий возмущением взгляд. – Кто вам позволил трогать мамины вещи?

Он смотрел на нее как на ведьму, которую следует сжечь на костре.

Гинни чуть не уронила платье.

– Мне дал их Раф.

– Не мог он вам их дать!

Оправившись от удивления, Гинни рассердилась. Что думает этот чертенок – что она украла вещи, принадлежавшие умершей женщине?

– Он мне их привез, – твердо сказала она. – И вообще, как ты себя ведешь? Что это за манера врываться в чужую комнату и обвинять человека в воровстве, не имея никаких доказательств?

Тут она вспомнила, что недавно сделала то же самое по отношению к этим детям.

– Вы не моя мама! – крикнул Джуд. – Я не обязан вас слушаться.

– Да, но... – однако договаривать не было смысла – Джуд уже выскочил из комнаты, хлопнув за собой дверью. Гинни вышла за ним на крыльцо и крикнула ему вслед:

– Джуд, подожди! Надо как-то починить эту дверь.

– Сами чините! Вы ее сломали, вы и чините!

– Но я не умею. Вернись, Джуд! Куда ты направился?

– А вам какое дело? Зато вы весь день будете дома одна. Мы не вернемся до вечера.

Гинни хотела позвать его еще раз, но Джуд уже исчез в кустах. Какой противный мальчишка! И очень хорошо, что он ушел. Замечательно!

Однако, вернувшись в дом, Гинни почувствовала, как в нем пусто и тихо. Впереди ее ждал длинный день, и ей совершенно нечего было делать. Она решительно отвела глаза от горы грязной посуды и разбитой двери и пошла к себе. Там она не спеша сняла амазонку и старательно вымылась в тазу. Но одеваться ей не хотелось, ее одолевали усталость и уныние. Она достала из мешка чистую рубашку, надела ее и легла на узкую кровать. Почувствовав под спиной жесткую солому, она с тоской подумала про свою мягкую широкую постель в Розленде, но тут же вспомнила, что эту постель давно продали.

«В Розленде все сильно изменилось», – сказал Раф, и это, к сожалению, было правдой.

«Хуже того, – подумала Гинни, засыпая, – мне тоже, видно, придется измениться».

Гинни опять приснился сладострастный сон, но в мир пылкой фантазии вдруг ворвался громкий стук. Сначала она в полусне вообразила, что это Раф прискакал на своем вороном жеребце, чтобы увезти ее из этой жуткой лачуги и от этих противных детей...

Она сонно улыбнулась, но тут до ее сознания дошло, что этот стук совсем не похож на грохот копыт. Скорее уж, подумала она, окончательно просыпаясь, похоже, что кто-то пытается взломать дверь.

Тут она вспомнила, что разбила дверь чугунком и что велела Джуду ее починить.

Она так обрадовалась, что мальчик ее послушался, что вскочила с постели и выбежала в общую комнату. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что перед дверью на корточках сидит Раф, вынимает изо рта гвозди и заколачивает их молотком.

– Ой, это вы? – только и нашла она, что сказать. Он ошалело оглядел ее с головы до ног и спросил, выплюнув гвозди в ладонь:

– А вы думали кто? Кого это вы собрались встречать в таком виде?

Тут только Гинни вспомнила, что заснула в одной рубашке. Она посмотрела на себя и увидела, что одна бретелька сползла с плеча и это плечо ничем не прикрыто. Более того, из-под кружевной оторочки виднеется сосок. Неудивительно, что у Рафа ошалелый вид!

Гинни торопливо поправила бретельку, пробормотала «Извините!» и бросилась к себе в комнату.

Черт бы его побрал! Всегда он ухитряется застать ее врасплох! А она-то собиралась встретить его аккуратно одетой и причесанной и поразить его воображение своим чопорным видом. И вот, пожалуйста, – вылетела ему навстречу в одной рубашке!

Сердито бормоча себе под нос проклятия, она в рекордно короткое время натянула на себя голубое платье и аккуратно причесала волосы.

Когда Гинни снова вышла в общую комнату, Раф уже закончил ремонт двери и возился у плиты. И зачем только я вздумала спать среди бела дня? – сердито спросила себя Гинни. Теперь вот никак не стряхну с себя одурение. Он решит, что не зря считал меня никчемной лентяйкой.

– Что вы там делаете? – спросила она, чтобы отвлечь его мысли от себя.

– Я здесь живу, – беззаботно отозвался Раф, снимая с огня закопченный чайник. Увидев, что она нахмурилась, он кивнул на дверь. – Вообще-то я приехал, чтобы починить дверь. – Он собрал со стола тарелки и добавил их к груде грязной посуды, которая уже громоздилась на кухонном столе. Потом налил себе чашку кофе и кивнул на стул.

– Хотите кофе? Мне кажется, что нам пора... эээ... поговорить.