Что я видел (сборник) - Борис Житков

Я сказал:

— А индюков?

Матвей Иванович сказал:

— Каких тебе индюков? Наверное, рисовый суп будешь есть.

А я сказал, что посмотреть индюков хочу. И курочек маленьких.

А Матвей Иванович сказал:

— Потом придёшь.

Маруська схватила меня за руку и побежала. И говорила:

— А ну, швыдче, швыдче!

Это чтоб я скорей бежал.

И мы прибежали к бабушке. А там, правда, рисовый суп. А потом бабушка дала мне кисель. И сказала, чтоб я узнал, из чего кисель. А я не узнал. Он был из черники. Я чернику в лесу ел, а какой кисель, не узнал.

А потом бабушка мне сказала, чтоб я спал. Я залез на кровать, а бабушка сделала из газеты шалаш, так что у меня голова в шалаше была. Это она для того сделала, чтоб мухи на меня не летели. Они очень кусаются. Бабушка сказала, что осенью такие мухи выводятся — кусачие. Летом бывают некусачие, а осенью с жалом, и они хуже чем булавкой колют.

Бабушка тоже спать легла. И я заснул, потому что было очень тихо. И мухи ко мне не залетали.

Детский сад

Я проснулся, потому что к нам пришёл один человек и он громко говорил с бабушкой по-украински. Бабушка с ним тоже по-украински говорила. И этот человек всё говорил: «Ходим-те швыдче!» Это значит, чтоб скорей идти.

Я видел, что бабушка собирается идти.

Бабушка подошла ко мне и сказала:

— Тут надо к больной женщине пойти и ей помочь. А к тебе придёт Маруся и тебя отведёт в детский сад, только ты там не капризничай.

Больше бабушка ничего не сказала и ушла с этим человеком. А я хотел с Марусей идти в сад. Маруся пришла, и Мы пошли. А куда мы пришли, так это вовсе не сад, а дом. И около дома веранда.

А на веранде дети. Есть даже больше меня.

Маруся позвала:

— Ненько! Ненько!

Пришла тётя и потом ещё другая — девочка, как Маруся. Только она — Катя. И очень сердитая. Потому что она на всех детей кричит, чтоб не шалили.

Маруся сказала, что бабушка велела — пускай я здесь побуду до вечера. И чтоб мне слив не давали.

Маруся меня оставила и ушла.

Нянька мне сказала:

— Гуляйся с хлопчиками.

Это значит, чтоб я с мальчиками играл.

А мне что с ними играть, когда они рисовали?

А ещё мальчик был, он побольше был. Он верёвку делал. Как мне с ним играть?

А потом девочки были. Они делали бусы из каких-то ягодок. Они их иголками насквозь прошивали. И нанизывали на нитку. И потом надевали себе на шею. Только одна девочка, она меньше меня, бегала с прутиком. И хотела осу убить.

Я взял у ней прутик и сказал:

— Дай я! Я попаду!

А девочка стала плакать и кричать, зачем я у ней прутик отнял.

А я скорей побежал от неё. Я сам хотел осу убить.

А Катя поймала меня и стала говорить, зачем я у девочки отнял прутик, и сказала, чтоб я сорвал себе сам в саду.

Взяла от меня прутик и отдала назад девочке.

А девочка взяла прут и хотела меня бить за то, что я отнимал.

А там кустики росли, около веранды. И я там хотел себе вырвать прут, больше, чем у той девочки. Чтоб был прямо как сабля.

Я никак не мог отломать.

А тут вдруг эта тётя-нянька сказала:

— Куда тебе такая гиляка? Ты кустов не ломай. Я тебе скажу, где вырвать. А сейчас идём руки мыть.

Потому что все пошли руки мыть.

Потом мы все носили маленькие столики и ставили их в ряд. И я тоже носил с тем мальчиком, который верёвку делал. Потом мы поставили скамеечки, тоже маленькие. Это мы всё на веранде устраивали. И все сели на скамеечки. И мне показали, где сесть. Я тоже там хотел сесть, потому что хотел сидеть с большим мальчиком. Его звали Гриц.

Потом Катя и тётя-нянька принесли хлеб кусочками, потом принесли чашки, очень большие и без ручек. А в чашках была каша. И потом принесли молоко в кружках, тоже в очень больших. И каждому поставили чашку и кружку. И дали ложки. Чтоб каждый ел ложкой кашу, запивал молоком и заедал хлебом. Я стал запивать.

Гриц уже съел всё и стал мне показывать из кармана, какую он верёвку сделал.

Он сказал, что он из неё сделает кнут и этим кнутом будет гонять дзыгу.

Я сказал:

— Ну да, бзыгу.

А Гриц говорит:

— Не бзыгу, а дзыгу.

Я сказал:

— Ну да, дзыгу. Она будет бояться и убегать.

Это я так сказал, потому что я не знал, какая эта дзыга.

Гриц стал смеяться и сказал, что я «дурный».

Это значит, что я глупый.

А Гриц стал себя по карману бить и сказал, что дзыга у него здесь, в кармане. И что он потом мне её покажет. Мне очень хотелось увидать, какая эта дзыга. А тётя-нянька сказала, чтоб я скорей доедал. Потому что все уже кончили и убирали чашки. А потом мы все столы унесли в комнату, и тётя-няня сказала, чтоб принесли сенники. А это такие тюфячки. И чтоб мы с ними шли в сад, где «холодок», а «холодок» — это значит, где солнца нет. И Гриц всех повёл.

А там под деревьями стояли скамеечки. Только это не скамеечки, а это кроватки, только низенькие. И Катя тоже с нами пошла.

Мы положили тюфячки на кроватки, и Катя сказала, чтоб мы ложились и не смели говорить. А что оса не укусит, потому что Катя всех их прогонит.

Мы все легли, и я тоже лёг около Грица.

Я стал тихонько говорить Грицу, чтоб он скорей показал дзыгу. Потому что я не знал, она живая или она деревянная.

Катя услыхала, что я говорю, и сказала:

— Лёшка, лежи мовчки.

Я хотел сказать, чтоб она сама «мовчки», только не сказал, потому что Гриц мне пальцем погрозил.

Я нарочно закрыл глаза — пусть Катя думает, что я сплю, а я не сплю. Я всё не спал и слышал, как она веткой махала на осу, а потом вдруг заснул.

Когда я проснулся, все уже взяли тюфячки на плечи и понесли.

А Гриц сказал про меня:

— Вин ще не прокинувся.

Я думал, что это «опрокинулся», а это он говорит, что я ещё не проснулся. Мы потом тюфячки сложили в комнате, и пришла тётя-учительница, Надежда Ивановна. И сказала, что мы сейчас будем петь. Я сказал, что я не умею петь.

А она сказала:

— Пой, как умеешь.

Я сказал, что никак не умею.

А она сказала:

— Ну, тогда никак не пой.

И не стала больше на меня смотреть.

Она поставила мальчиков и девочек, чтоб около неё стояли, и запела по-украински. И все тоже запели. И Катя тоже запела.

А потом тётя-няня пришла и тоже стала петь. А я хотел уйти в сад.

Тётя-няня сказала, чтоб я не ходил, а сидел тут. И села со мной на скамейку. И стала прямо в меня со всей силы петь. Я сначала головой мотал, а потом тоже начал петь.

Мы пели очень весёлое. И потом стали очень скоро петь. И учительница сказала, чтоб кто-нибудь танцевал. И все стали кричать, чтоб Гриц танцевал.

Все опять запели весёлое, а Гриц начал танцевать. Я потом так хотел тоже, только не мог. Гриц очень прыгал и потом очень быстро ногами делал. И садился совсем на пол, а потом вскакивал. И одна девочка потом тоже танцевала. Она тоже очень хорошо вертелась. А потом все сели отдыхать. А учительница Надежда Ивановна сказала, что она сейчас будет читать книжку. Она стала читать по-украински книжку. И я немножко понимал.

Потом Надежда Ивановна рассказывала про жучка, который хлеб ест. Он хлеб ест, когда хлеб растёт, и его зовут, этого жучка, «кузька». Он очень маленький, а их может так много развестись, что они прямо весь хлеб поедят.

Надежда Ивановна достала коробочку, и все пошли смотреть, что у неё в коробочке. А Надежда Ивановна сказала, чтоб все на место садились. И достала из коробочки булавочку, тоненькую-тоненькую. А на булавочке был наколот жучок, только неживой. Надежда Ивановна сказала, что это и есть кузька. Что это он хлеб ест. И всем давала смотреть, какой он.

Она сказала, что он яички кладёт маленькие-маленькие, и показала на бумажке эти яички. Они — совсем как песочек. А из яичек выходят червячки. И показала бумажку, где эти червячки приклеены, тоже неживые.

Надежда Ивановна сказала, что потом червячки эти делаются как шарики. И там, в этих шариках, из червячков делаются жучки. И выползают оттуда. И что это самые вредные жуки. Она говорила: «поганые». А я сказал, что никогда не видал, как из червячка делается жук.

А Надежда Ивановна сказала, что есть червячки, из которых бабочки делаются. А есть червячки, из которых большие жуки потом выходят.

Надежда Ивановна спросила меня, видал ли я дерево шелковицу. Я сказал, что видел и даже знаю, какие ягоды.

А все дети закричали:

— А ты ел? А ты ел?

А я сказал, что я их не хотел есть. Все стали кричать, что я глупый, потому что ягоды сладкие.