Череп императора - Виктор Банев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4
Если с Дворцовой площади пройти сквозь помпезную арку Главного штаба, а затем перейти Невский, то чуть не доходя до китайского ресторанчика «Янь Дзяо» вы увидите ступени, ведущие вниз, в полуподвальное малоприметное заведение. Немногие знают, что там, внизу, расположен «Флибустьер» — классный бар, одно из самых стильных заведений города. Именно во «Флибустьере» мы с ирландцами и договорились встретиться на следующий после убийства день.
Проснулся я после вчерашнего только в два часа дня, встреча назначена была на три. Дождь, похоже, как зарядил еще неделю назад, так ни на минуту и не прекращался. Вылезать из постели и переться по слякоти в центр не хотелось. С большим трудом я заставил себя побриться, вышел из дому, поймал такси. Настроение было гнусное, к веселым посиделкам не располагающее. Всю дорогу до «Флибустьера» я думал о том, что произошло вчера в туннеле метро.
Убийство — это всегда и в любой ситуации неприятно и мерзко. Однако это убийство оставляло какое-то особенно саднящее ощущение. Странное место, странные действующие лица, странная реакция. Вчера на допросе у капитана все трое ирландцев вели себя не просто странно, а — как бы это поточнее? — неестественно, что ли? Не так, как вели бы себя обычные подозреваемые. Словно и не допрос это был, а дешевая театральная постановка. Брайан зачем-то бросился переводить стрелки на меня. Дебби ломала язык выдуманным акцентом. Мартин… Впрочем, Мартин — это разговор особый.
У входа в бар я нос к носу столкнулся с Дебби.
— Привет.
— Привет, Илья.
Судя по выражению лица, настроение у нее было немногим лучше моего. Отряхивая капли с плащей, мы вошли вовнутрь. Оба ирландца уже сидели за столиком прямо напротив двери.
— Привет, — кивнул я. — Давно ждете?
— Привет, Илья. Хай, Дебби. Только пришли.
— Не могли разбудить — из-за вас чуть не заблудилась в этом чертовом городе, — буркнула Дебби по-русски. — Что пьете?
— «Килкенни». Настоящее ирландское «Килкенни». Кто бы мог подумать, что в Петербурге людям наливают то же самое пиво, что и у нас?
Я скинул плащ и сказал, что пойду закажу пиво. «Мне тоже „Килкенни“», — сказала Дебби. «Хорошо», — ответил я. Принес бокалы, закурил, устроился поудобнее.
— Чертов дождь, — сказала Дебби, оторвавшись от кружки. — В первый же день у меня промокли ботинки.
Брайан и Мартин одновременно заглянули под стол.
— Что ты носишь? — спросил Мартин. — «Гриндерс»?
— Нет, «Йеллоу Кэбз».
— Нужно носить «Доктор Мартинс», — лениво сказал Брайан, — самые стильные ботинки на свете. Я ношу «Доктор Мартинс» уже лет восемь, и за все время ни одни ботинки у меня так и не промокли.
Он вытянул из-под стола свою затянутую в черные джинсы ногу и продемонстрировал черный же блестящий ботинок.
— «Доктор Мартинс» — это обувь дешевых пижонов, — сказала Дебби.
— Даже Папа Римский носит «Доктор Мартинс», — обиделся Брайан.
Мы обсудили достоинства и недостатки английской обуви. Брайан рассказал, что пару месяцев назад был на концерте модной группы «Banshees» и видел у их басиста совершенно улетные замшевые ботинки с пряжечками. «Ты знаешь, что их барабанщик — гей?» — спросил Мартин. Брайан не знал.
Разговор явно не клеился. Думаю, что вчерашнее происшествие не давало покоя не только мне. Брайан сходил к стойке и принес всем еще по кружке «Килкенни». Честно сказать, я был не в восторге от ирландских сортов пива и предпочел бы обычную «Балтику».
— Здесь есть бильярд? — наконец спросила Дебби.
— Есть.
— Ты играешь?
— Нет, — сказал я.
— А я бы сыграл, — сказал Мартин.
Я показал им, где продаются жетоны, с помощью которых можно было получить набор шаров, и мы переместились в бильярдную. Оформлена она была в виде кают-компании пиратского корабля — «Флибустьер» пытался оправдать название. По периметру вместо стульев — дубовые бочонки, с потолка свисают веревки и канаты, и даже парень, выдавший нам кии, был одет в кожаную жилетку на голое тело и повязку, прикрывавшую один глаз.
В бильярдной здоровенный бородатый тип лениво гонял шары, а его подруга, явно с трудом сохраняя равновесие, сидела рядом и упрямо тянула пиво. При нашем появлении тип бросил кий на стол, и они переместились в зал.
— Ты вообще никогда не пробовал играть? — спросила меня Дебби.
— Никогда. Питаю недоверие к любым видам спорта.
— По тебе не скажешь. Ты мускулистый.
— Я никогда не занимался никаким спортом, — повторил я.
— Глядя на твой нос, я думала, что ты бывший боксер.
— Да нет, это у меня просто жизнь такая. Чуть что — сразу получаю от нее прямо по носу.
— Хочешь, я научу тебя играть в бильярд?
Я сказал, что могу послушать, и она долго объясняла мне что-то насчет разного цвета шаров и того, почему именно нельзя забивать в лузу черный шар. После ее объяснений мне окончательно расхотелось учиться играть.
Мартин практически без замаха разбил шары, и они испуганно заметались по столу, глухо ударяясь друг о дружку. С немалым удивлением я отметил, что у довольно щуплого на вид Мартина чертовски сильный удар.
— Еще по кружечке? — спросил меня пристроившийся рядом Брайан.
— Давай, — сказал я.
Откровенно скучавший бармен выставил на стойку два высоких бокала. «Большое спасибо», — сказал ему Брайан. Бармен, не ответив, вернулся на свое место.
— У нас в Корке есть заведение, — сказал Брайан, когда мы вернулись в бильярдную, — называется «Dirty Sally», «Грязная Салли». Там всегда липкие столы, в пиве плавают дохлые мухи, тарелки моют раз в неделю, а официантов специально обучают хамить клиентам. Считается, что это очень стильно. Народ часами стоит в очередях, лишь бы попасть в этот бар…
Я закурил и посмотрел на Брайана. Он пускал дым кольцами и лениво поглядывал, как Мартин хлестко лупит по шарам, не оставляя Дебби ни единого шанса хотя бы вступить в игру.
— Слушай, Брайан, — сказал я. — Что ты обо всем этом думаешь? Я имею в виду Шона…
Он выдохнул дым, затушил сигарету и принялся выковыривать из пачки новую.
— Черт его знает… Я полночи уснуть не мог, думал об этом… Ты считаешь, это кто-то из нас?
— А ты думаешь, что это я?
— Да нет, тебе-то зачем? Ты, кстати, извини за вчера. В смысле — за то, что я сказал про тебя капитану. Просто я думал… Ну да ладно. По всему видать, это действительно кто-то из нас. Но кому мог помешать Шон?
— Вы дружили там у себя в Корке?
— В том-то и дело, что нет. Встретились только вчера утром в аэропорту. Я нескольких журналистов в Корке знаю, но это в основном политические хроникеры, а Шон, как я слышал, занимался культурой. А кроме того — он вообще парень странный… Тихий какой-то. Мы с Марти и Дебби как-то сразу разговорились. В самолете бутылку «Бифитера» выпили. А он сидел и всю дорогу читал какую-то книжку. Не нашего круга парень. Не такой, как мы. Не такой, как ты или я.
— Может, Мартин или Дебби знали его раньше?
— Ну, не знаю… Честно, не знаю. Не думаю. Ты считаешь, кто-то из них?
— Ничего я не считаю, — честно сказал я. — Бред какой-то.
— Точно, — кивнул Брайан. — Бред. Такое впечатление, как будто все это происходит не со мной… Кому понадобилось убивать Шона? Такой тихий парень…
Мартин играючи положил последний шар от двух бортов и кинул кий на стол. Так ни разу и не ударившая Дебби подошла к нам и, не спрашивая, вытащила сигарету из моей пачки «Лаки Страйк».
— Этот парень играет, как механизм. Ни единой ошибки.
— Я долго тренировал свои руки, — сказал сияющий, как начищенная пуговица, Мартин и в доказательство вытянул руки. У него были пальцы пианиста, тонкие запястья, мускулистые предплечья. Отчего-то я вспомнил, как вчера, в туннеле, когда зажегся свет, он стоял почти в такой же позе, как сейчас. Слегка наклонившись, выставив руки вперед. Вот только джинсы у него были густо заляпаны свежей черной кровью.
— О чем вы тут шепчетесь? — поинтересовалась Дебби. Курила она быстро и нервно, явно расстраиваясь из-за проигранной партии.
— О Шоне, — сказал я.
— Бедняга Шон, — не переставая улыбаться, бросил Мартин.
— Вы пытаетесь за парой кружек пива угадать, кто из нас троих его убил? — спросила Дебби.
— Нет, просто разговариваем. Не высказываем ни единого подозрения, — грустно улыбнулся Брайан.
— А я бы высказала пару подозрений. Как ты считаешь, Мартин, кто мог убить Шона?
— Понятия не имею.
— Ты, похоже, вообще не думаешь об этом?
— Нет, — покачал головой Мартин. — Меня это не касается.
— Как это не касается? — не унималась Дебби.
— Не заводись. Проиграла, а теперь злишься.
— При чем здесь «проиграла»? Как может не касаться смерть человека?
— Мы все когда-нибудь умрем.
— Это демагогия! Ты играешь, как машина, ты говоришь, как машина… Тебе что — вообще не жалко Шона?