Дети судьбы - Джеффри Арчер

— Да, — послышался один голос.

Гарри улыбнулся Дану Мейсону, который участвовал в шести из семи его кампаний. Дан начинал с работы на копировальной машине, а теперь вырос до уполномоченного по связям с прессой.

— Слушаем, Дан.

— Барбара Хантер только что выпустила пресс-релиз, в котором она вызывает Флетчера на дебаты. Наверно, нужно сказать ей, чтобы она заткнулась и что её вызов — это жест человека, который уверен в проигрыше. Вы всегда так поступали.

Гарри несколько секунд помолчал.

— Да, вы правы, Дан, я так поступал, но только потому, что я баллотировался на тот пост, который уже раньше занимал, и поэтому я обращался с ней как с выскочкой. Во всяком случае, я не мог ничего выиграть от таких дебатов. Но сейчас положение изменилось, и теперь мы выставляем неизвестного кандидата, и прежде чем прийти к какому-нибудь выводу, нам нужно всерьёз обдумать этот вопрос. Каковы плюсы и минусы? Что вы думаете?

Все стали говорить одновременно.

— Мы можем доказать, что наш кандидат — искусный спорщик, и учитывая его молодость, это будет сюрпризом.

— Она знает местные проблемы, и мы будем выглядеть неопытными и несведущими.

— Наш кандидат молод, динамичен и энергичен.

— Она выглядит опытной, спокойной и благоразумной.

— Мы представляем юность завтрашнего дня.

— Она представляет собою женщину сегодняшнего дня.

— Флетчер её в порошок сотрёт.

— Если она победит в дебатах, мы проиграем выборы.

— Хорошо, — сказал Гарри. — Теперь, когда мы выслушали мнения комитета, пора выслушать мнение кандидата.

— Я рад возможности сцепиться с миссис Хантер, — сказал Флетчер. — Избиратели ожидают, что она произведёт более сильное впечатление только потому, что у неё, в отличие от меня, есть прошлый опыт. Так что я должен принять её вызов, провести дебаты и обратить их себе на пользу.

— Но она лучше вас знает местные проблемы, и вы будете выглядеть как человек, не готовый к этой работе, — сказал Дан, — и тогда выборы закончатся за один вечер. Не думайте, что ваша аудитория ограничится только тысячей человек в зале. Помните, что эти дебаты будут освещать местное радио и телевидение, а на следующее утро сообщение о них появится на первой странице газеты «Хартфорд Курант».

— Но это может обернуться в нашу пользу, — сказал Гарри.

— Согласен, — ответил Дан. — Но это — чертовский риск.

— Сколько у меня времени на решение?

— Пять минут, — ответил Гарри, — или, может быть, десять, потому что если она уже выпустила свой пресс-релиз, все захотят сразу же знать, какова наша реакция.

— Можем ли мы сказать, что нам нужно время на принятие решения?

— Конечно, нет, — ответил Гарри, — потому что это будет выглядеть так, как будто мы дебатируем вопрос о дебатах, и в конце концов вы будете вынуждены уступить, и она выиграет в обоих случаях. Мы либо твёрдо отвергнем эту идею, либо восторженно её примем. Может быть, нам нужно проголосовать. Ну, кто за? — Поднялось одиннадцать рук. — Кто против? — Поднялось четырнадцать рук. — Ну что ж, значит, дело решено.

— Нет, не решено, — сказал Флетчер; все сидевшие за столом молча посмотрели на него. — Спасибо вам за то, что вы высказали своё мнение, но я не собираюсь в течение всей своей политической карьеры слушаться комитет, особенно когда голоса делятся почти поровну. Дан, вы выпустите заявление о том, что я принимаю предложение миссис Хантер и предвкушаю возможность обсудить с ней реальные проблемы.

После минутного молчания все присутствующие разразились аплодисментами.

Гарри улыбнулся и сказал:

— Кто за дебаты? — Все подняли руки. — Кто против? Никто? Объявляю: предложение принять вызов миссис Хантер принято единогласно.

— Зачем мы голосовали второй раз? — спросил Флетчер, когда они уходили.

— Для того чтобы сказать журналистам, что решение принято единогласно.

Флетчер улыбнулся и отправился на вокзал. Он усвоил ещё один урок.

Каждое утро на вокзале дежурили двенадцать человек: большинство из них раздавало предвыборные листовки, в то время как кандидат пожимал руки ранним пассажирам, уезжавшим на работу на поезде. Гарри посоветовал Флетчеру сосредоточить своё внимание на тех, кто приходил на вокзал: они почти наверняка жили в Хартфорде, в то время, как люди, выходившие из поездов, возможно, и не были местными избирателями.

— Привет. Меня зовут Флетчер Давенпорт…

В половине девятого они перешли через дорогу в забегаловку «У мамы» позавтракать. После того как «мама» высказала своё мнение о том, как идёт предвыборная кампания, они отправились в деловой центр города, чтобы пожать руки «белым воротничкам».[51] В машине Флетчер надел галстук Йельского университета,[52] который носили и многие служащие.

— Привет. Меня зовут Флетчер Давенпорт…

В половине десятого они возвратились в штаб-квартиру кампании на утреннюю пресс-конференцию. Конференция Барбары Хантер состоялась на час раньше, так что Флетчер знал, какой вопрос будет сегодня гвоздём программы. По пути из штаб-квартиры он поменял йельский галстук на более нейтральный и прослушал по радио утренние последние известия, чтобы не пропустить какой-нибудь важной новости. На Ближнем Востоке началась война; он предоставил тревожиться об этом президенту Форду, потому что эта новость едва ли попадёт на первую страницу газеты «Хартфорд Курант».

— Привет. Меня зовут Флетчер Давенпорт…

Открывая утреннюю пресс-конференцию, Гарри, не дожидаясь вопросов журналистов, сообщил им, что его команда приняла единогласное решение столкнуться с миссис Хантер лицом к лицу. Он никогда не называл её Барбарой. Когда его спросили о предстоящих дебатах — об их месте, времени, форме, — Гарри ответил, что это ещё не решено.

— Я не предвижу никаких трудностей, — заявил он.

Гарри слишком хорошо знал, что на дебатах не будет ничего, кроме трудностей.

Флетчер был удивлён ответом Гарри, когда его спросили, как он оценивает шансы кандидата. Он ожидал, что сенатор начнёт говорить о его умении вести дебаты, о его опыте юридической работы и его политической проницательности, но вместо этого Гарри сказал:

— Конечно, миссис Хантер начинает, имея определённое преимущество. Мы все знаем, что она умеет вести прения, что она хорошо знает местные проблемы, но, по-моему, у Флетчера — честный, открытый подход к этим выборам, раз он согласился вести с ней дебаты.

— Не очень ли мистер Давенпорт рискует, сенатор? — спросил другой журналист.

— Конечно, — признал Гарри. — Но, как уже сказал сам кандидат, если бы он побоялся встретиться с миссис Хантер лицом к лицу, как могут избиратели ожидать, что он сможет выполнять более сложные задачи, будучи их представителем?

Флетчер не помнил, чтобы он когда-нибудь это говорил, но он был с этим согласен.

Когда пресс-конференция окончилась и последний журналист покинул здание, Флетчер обратился к Гарри:

— Кажется, вы мне сказали, что Барбара Хантер — плохой спорщик и ей нужна целая вечность, чтобы обдумать, как ответить на тот или иной вопрос.

— Да, я это говорил, — признал Гарри.

— Так почему же вы сказали журналистам, что…

— Тут важно то, чего они от вас ожидают, мой мальчик. Теперь они думают, что вы в споре с ней не потянете и что она разобьёт вас в пух и прах, так что даже если результат дебатов будет ничейным, они объявят вас победителем.

— Привет. Меня зовут Флетчер Давенпорт… — снова и снова продолжал повторять Флетчер, как какую-нибудь заученную песню, которую он никак не мог выбросить из головы.

30

Нат обрадовался, когда Том заглянул в дверь и спросил:

— Можно мне сегодня вечером пригласить кое-кого на ужин?

— Конечно. Для дела или для удовольствия? — поинтересовался Нат, поднимая голову от стола.

Том замялся.

— Надеюсь, и то и другое.

— Женщину? — спросил Нат, заинтересовавшись.

— Определённо женщину.

— Как её зовут?

— Джулия Киркбридж.

— А что…

— Ты можешь вечером задать ей все вопросы, какие захочешь, потому что она более чем способна позаботиться о себе.

— Спасибо за предупреждение, — сказала Су Лин, когда Нат, придя домой, сказал ей, что у них будет ещё одна гостья.

— Мне нужно было позвонить, не так ли? — спросил он.

— Это облегчило бы мне жизнь, но, боюсь, ты в это время делал миллионы.

— Что-то в этом духе, — сказал Нат.

— Тебе что-нибудь о ней известно? — спросила Су Лин.

— Ничего, — ответил Нат. — Ты же знаешь Тома; когда дело касается его личной жизни, он секретничает, как швейцарский банк, но если уж он решил нас с ней познакомить, то мы можем только надеяться, что что-то вытанцовывается.