Кость Войны - Антон Корнилов

Но он слишком хорошо помнил, как тогда, в темном шатре, резко и неузнаваемо изменилось лицо Орика. Как разгладились и безвольно обвисли жестокие складки у рта, едва шлем покинул голову Непобедимого. Как в последний раз вспыхнула и навсегда погасла яростная, неукротимая сила в его глазах. Как из почти божества Орик превратился в того, кем был от рождения, – тупого увальня. Тупого увальня, насмерть перепуганного кровавой неразберихой… Лишь ужас потерять себя удерживал Аниса от слияния с Костью Войны. Аниса, единственного, который видел все это своими глазами и сумел выжить…

Слава Кости уже давно раскинулась далеко за пределы его царства. Поначалу царство Аниса обходили стороной даже шальные пустынные разбойники, а теперь, когда он одряхлел… Даже странно, что до сих пор не нашлось охотников пробраться в дворец и отыскать там Кость Войны. Ну и пусть бы искали. Кость спрятана надежно, и тайну хранилища не знает никто, кроме него самого… А он не выдаст тайну ни под какими пытками… Пытки! Даже смешно. Всякий, кто увидел его, опасался бы сильно дохнуть рядом с ложем, чтобы не потревожить едва тлеющий в нем фитилек бытия… О боги, почему вы не разрешаете умереть?! Разве это жизнь?

Звон золотых браслетов наконец-то стих. Какое блаженство! Полная тишина. Вот бы еще поскорее пришел рассвет, а с ним – желанная прохлада от остывшего за ночь неба. Анис даже осилил такую малость – раздвинуть уголки губ в улыбке. Но спустя несколько мгновений тревожный шепот долетел до него. Простучали легкие шаги, и в тесном, увешанном пухлыми коврами пространстве покоев, зазмеилось пронзительно-тонкое, словно волосок, входящий под кожу, пение.

О боги, за что мне это? Почему, боги, вы не даете мне умереть, а люди не хотят оставить меня в покое? Моя жизнь закончена, больше ничего я не могу свершить, так зачем мне жить?

Старик хотел уснуть. Но каждый извив нескончаемой песни всплескивал тягучую боль в усталой голове.

«А что, если боги не желают дать мне покой, потому что еще чего-то ждут от меня? – подумал вдруг Анис. – Но что можно от меня ждать?»

Кость Войны – пришел откуда-то извне незамедлительный ответ.

Кость Войны? Главное дело всей его жизни. Она схоронена надежно. Но ведь то, что спрятал один человек, рано или поздно может найти другой.

Старик заволновался. Словно бы лучик света сверкнул ему через переплетенья затхлого лабиринта.

Кость Войны! Все-таки когда-нибудь он умрет – не предначертаны же ему вечные муки в плену собственного тела! И не успеют его иссохший труп приготовить для погребения, как дворец тут же будут обшаривать десятки вельмож, наслышанных о страшной силе шлема-черепа. Быть может, кто-нибудь уже сейчас рыщет по подземельям…

Старик пошевелился – и сам не заметил этого. Морщинистые скрюченные клешни сжались на шелковом покрывале. Пение вдруг прервалось. Невидимая певица испуганно вскрикнула и выбежала вон. «Кончается… Кончается! – послышалось за дверями покоев. – Царь умирает!..» Кто-то с готовностью зарыдал, кто-то, топоча, помчался по коридорам, на ходу выкрикивая приказы…

Когда вельможи, переговариваясь возбужденными шепотками, просунули бороды в приоткрытую дверь, Анис уже сидел на ложе, прямой и неподвижный. Отросшие за годы предсмертной болезни седые волосы косматой паутиной закрывали ему плечи и грудь. Нестриженые ногти костяными кудрями завивались вокруг пальцев. Минуту вельможи молчали. Потом кто-то пискнул: «Лекаря!», но, не выдержав мгновенного и острого, как раскаленный гвоздь, взгляда царя, повалился в обморок.

– Мне нужны механики, – зазвучал в царских покоях голос, который все уже давно забыли. – Механики, каменщики и кузнецы. Самые лучшие и как можно скорее…

Через секунду дворец гудел растревоженным ульем. Анис, подмощенный подушками, со своего ложа раздавал указания. Когда мастеровых доставили, он сам, без посторонней помощи, покинул покои и спустился в лабиринт дворцового подземелья. Несколько месяцев он оставался там с тремя каменщиками, кузнецом и придворным механиком. Еду, вино, необходимые инструменты и материалы доставлял ему один и тот же слуга – больше никого во всем огромном дворце не осталось – таков был последний приказ царя.

Этот слуга рассказывал как-то: спустившись в очередной раз в подземелье, он застал Аниса в глубоком раздумье. Тот сидел спиной к нему, сидел прямо на полу, окутанный до поясницы легкой паутиной, положив руки на колени, и мерно выговаривал медленные слова.

– Уничтожить невозможно… – говорил Анис так, будто вел с кем-то длинный разговор, – спрятать нельзя. То, что спрячет один человек, всегда может найти другой. Пусть ищут… Тайну похоронить нельзя, а я и не буду ее хоронить. Пусть дорога останется открытой. Но каждый, кто пройдет по этой дороге, найдет лишь смерть. Страшную смерть. Пасть захлопнется, спасения не будет. Пасть будет поглощать одного за другим. Год за годом, век за веком. Те, кто жаждут вещи из Тьмы, обретут ее. Но и останутся рядом с ней навсегда. Да будет так.

Работы в подземелье закончились. Из всех шестерых на поверхность вышел лишь один Анис. Механика, каменщиков и кузнеца царь самолично заколол мечом, как только надобность в мастеровых отпала. Изумлялись придворные… Нет, не тому, что Анис после многих лет болезни не разучился держать меч. И не тому, что он, раньше никогда жестокостью не отличавшийся, хладнокровно убил невиновных. Все знали, что делал царь в подземелье, и все знали, что рабочих, создававших такие сооружения, неизменно убивают – чтобы сохранить тайну. Изумление вызвала непонятная милость Аниса к старому слуге, носившему в подземелье пищу и материалы для строительства. Ведь он знал расположение тайного места, хоть и никогда не бывал, конечно, в самом хранилище…

Поднявшись к солнечному свету, Анис вдохнул полной грудью раскаленный воздух – да так и замер с открытым ртом. Он упал на руки придворных уже мертвым – как-то уж необычно быстро обмякшим, словно кто-то невидимый мощным рывком выхватил из него душу…

А старый слуга на следующий же день после смерти царя бесследно исчез. Поговаривали, что владетель из соседнего захудалого царства послал людей выкрасть старика…

– Наверное, этот царек был первым, чьи кости погрузились в зловонную грязь черной ямы… – выговорил Берт и, проведя ладонью по глазам, очнулся.

Что это было? Наваждение? Сон?.. Человеческие эмоции оставляют отпечаток на неживых предметах – он знал это и раньше. А здешние камни пережили много, очень много… Но никогда еще прошлое с такой ясностью не вставало перед Ловцом…

– Проклятое место… – прошептал он, не сводя глаз с жуткого шлема-черепа, – проклятое место…