Архипелаг Исчезающих Островов - Леонид Платов

Я работаю уже больше часа, но шум спора продолжает доноситься ко мне – моя каюта помещается в том же коридоре, что и кают-компания.

– Мираж! Бред! – авторитетно произносит тонкий, очень знакомый мне голос. У него получается раскат на букву “р”, так что “бред” звучит, как “бррэд”. – Привиделась Савинкову земля!

– Как же привиделась? Что вы! – возражают ему. – Ведь Санников видел две земли. Одна оказалась на месте. Через полвека наткнулись на нее.

– Остров Беннета?

– Да… А вторая почему-то исчезла, растаяла, испарилась. Почему?

– Вот вы сказали – мираж! – подхватывает второй защитник Земли Санникова. – Но что же это за мираж, который всегда возникает в одном и том же месте?.. И Толль видел гористую землю…

– Насчет гор помолчали бы, – прерывает самоуверенный голос. – Толль определил их высоту в два с половиной километра. Каково? Да в этой части Сибири таких гор и на материке нет.

Я слышу, часто повторяются слова: “торосы”, “гряда торосов”, и догадываюсь, о чем идет речь. Увы! Скептик прав. Скольких путешественников подводили эти торосы – нагромождения льдин, достигающие иногда высоты пятнадцати метров! Издали, особенно в условиях плохой видимости, их легко принять за острова среди льдов.

Упоминается фамилия русского моряка, лейтенанта Анжу.

– С мыса Бережных Анжу видел синеву, совершенно подобную отдаленной земле…

– Ну хоть бы и ваш Анжу…

– Но, спустившись с мыса и проехав по льду около полутора миль, убедился, что перед ним не земля, а гряда торосов…

О, у этого скептика изрядная эрудиция!

– Закрыть двери в коридор? – спрашивает меня старший радист Никита Саввич Окладников, который принес на подпись очередные радиограммы.

– Нет, ничего. Мне не мешает…

– Слушайте, а ведь это, пожалуй, поэтично, – замечает кто-то примирительным тоном. – Мираж – блуждающий дух земли, которой уже пет на свете… Земля Санникова была, существовала, и вдруг что-то случилось с ней. Допустим, землетрясение, вулканическое извержение. Она исчезла, провалилась под воду, но отблеск ее – ну вот, как бывает “ледяное небо” или “водяное небо” – скитается по арктическим морям…

– Бррэд! Бррэд! – говорит скептик с раскатом. – Насчет блуждающего отблеска даже мистика! Ну объясните-ка, почему в девятнадцатом веке видели Землю Санникова, а в наши дни ее не видит никто?

За стуком отодвигаемых стульев не слышу ответа.

– Массовый гипноз! – торжествующе объявляет скептик. – Внушение передавалось от одного путешественника к другому. Землю видели, потому что хотели ее увидеть. Постепенно, год от года, гипноз ослабевал и наконец…

К удивлению радиста, подписывая радиограмму, я делаю раздраженный росчерк и едва не ставлю кляксу.

И все-то ясно ему, этому бывшему первому ученику, зубриле несчастному! Арктику он читает прямо без запинки, как открытую книгу.

Не видя скептика, я очень отчетливо представляю себе, как он сидит в кают-компании, картинно опершись локтем на стол, то и дело поправляя пенсне, чтобы оно не сползало с носа. Черные, гладко приглаженные волосы его блестят, будто Союшкина только что окунули в воду.

Да, это Союшкин! Полного счастья, говорят, не бывает на свете.

Мы с Андреем считали, что Союшкина нам “всучили”, и горько сетовали по этому поводу. Однако Степан Иванович держался другого мнения:

– Пусть себе едет, пусть. Пригодится в экспедиции. – Он с задумчивым видом поглаживал усы (в отличие от обвисших усов Федосеича, они были у него вытянуты в стрелку – не моряцкие, кавалерийские усы!). – Ничего-то вы не понимаете! Эх, наивные!.. Как раз именно хорошо, чтобы главный “отрицатель” присутствовал при открытии. И на берег его с собой возьмем. Вот, скажем, Земля Ветлугина, в которую ты не верил! И как она тебя только держит?..

Нахохотавшись досыта, он снова становился серьезным:

– Кроме того, это первая его полярная экспедиция. Ведь он, кажется, севернее Сестрорецка[14] из Ленинграда не выезжал?

Союшкин оказался добросовестным, толковым, несколько медлительным работником, отличавшимся любовью к чистоте и порядку, которую мы знали за ним с детства.

К сожалению, на борт ледокола он явился с целым набором маленьких слабостей, подчас довольно смешных.

Так, например, Союшкин ужасно любил фотографироваться.

В Москве нас одолевали фоторепортеры, от которых приходилось прятаться или уходить черным ходом. Одни Союшкин мужественно оставался для объяснений с ними. Фотографировали его обычно в позе непоколебимой решимости, со скрещенными на груди руками. Он увековечился и в Океанске, накануне отплытия, причем пристроился рядышком с капитаном. Пенсне Союшкин снял, так как полагал, что герою Арктики не пристало быть в пенсне.

Все это вызывало только улыбку. Надоедала другое – страсть Союшкина теоретизировать и опровергать. (“Наш штатный скептик”, – шутливо отрекомендовал его Андрей, знакомя с другими научными сотрудниками.)

Мне трудно понять ход мыслей нашего бывшего первого ученика. Быть может, он считал, что это не порядок, если в Арктике еще столько неоткрытых, загадочных земель?..

Вот и сейчас, расправившись с Землей Санникова, он принялся за Землю Джиллиса-Макарова, а с нее перескочил на Землю сержанта Андреева.

– Подумать только! – ужасается он. – Тринадцать экспедиций на протяжении двух столетий! А каков результат? Где Земля сержанта Андреева?.. Выходит, силы были затрачены зря, впустую?

Меня охватывает раздражение. Подмывает пойти и осмеять этот трусливый, никчемный, дурацкий припев – “зря, впустую”. В науке не бывает так. Сказать иногда “нет” не менее важно, чем сказать “да”. Если результат отрицательный, если опыт не удался – это тоже на пользу общему делу.

Я уже встаю из-за стола, потом сажусь снова. Кто-то из молодых научных сотрудников спокойно излагает то, о чем хотел говорить я:

– Не нашли землю? Зато сколько ценного материала собрали, пока искали ее! Как обогатили науку поиски земель, как раздвинули представление об Арктике!.. Нет, это не зря, это не впустую!

Молодчина! Правильно сказал!

Кроме меня, Андрея и Степана Ивановича, в экспедиции участвуют еще три научных сотрудника – в Арктике все впервые.

Союшкин известен читателю. Он едет в качестве гидрогеолога.

Химик и метеоролог – молодые люди, недавно с университетской скамьи. Химик – Вяхирев, круглолицый спортсмен, немногословный и уравновешенный, как большинство спортсменов (кажется, именно он только что так удачно ответил Союшкину). Метеоролог – Синицкий. Уже сейчас никто не называет его по фамилии, а просто Васечкой – такой он застенчивый и беленький, хотя ростом чуть ли не под потолок, и в плечах косая сажень. В споре он участвует главным образом скромным покашливанием.