Железный замок - Юрий Силоч

— Охренеть. Вы меня что, раздели? — спросил он с неудовольствием.

— Ага. И хорошенько развлеклись, — заржал Прут, как обычно, слишком громко.

— Не смешно. Зачем?

Из темноты послышался третий голос, принадлежащий Рыбе.

— Ну не оставлять же тебя валяться с полными штанами.

— Что?! — Табас подскочил на скамейке. Его бросило в жар от стыда.

— Ага. Прости, конечно, за натурализм, но тебя несло так, что мы решили штаны на тебя не надевать. — Рыба говорил серьёзно, но Табас чувствовал, что этот подлец где-то в глубине души злорадно ухмыляется.

— И кузов отмывать мы тоже задолбались, — хохотнул Прут.

Зашелестел брезент, открывая узкую полоску тьмы — лишь чуть светлее той, что царила под тентом.

— Пришёл в себя? — спросило светлое пятно, которое было Ибаром.

— Ага, — Табас сплюнул себе под ноги. — Вроде нормально.

— А чего сразу не сказали?.. Отлично. Хоть что-то радует, — тент снова опустился.

— В смысле «хоть что-то»?

— Ну, мы, кажется, приехали, — любезно пояснил Руба.

— Ага, — подтвердил ему Прут. — Грузовик наш — говно.

— Скажи спасибо, что хоть такой есть. Пешком всё это расстояние переть было бы вообще неподъемной задачей. Тем более с Табасом на руках.

— Со срущимся Табасом! — снова заржал Прут.

— Смешно. Очень, — процедил Табас, испытывая желание засадить Пруту пулю промеж глаз.

— Короче говоря, дальше мы не поедем.

— Так. Стоп, — Табасу в голову пришёл очень важный вопрос: — Сколько мы уже?..

— Три дня.

— Ничего себе, — Табас попытался найти свои штаны. — Погоди. А где мы заправлялись?

— У помощников полиции.

— Да ладно? — усмехнулся Табас, не поверив. — И что? Они нам поверили и залили бензин?

— Нет, конечно, — ответил Прут. — Но у нас всё по-честному, мы застрелили их, а они застрелили наш грузовик. Мы глохли уже несколько раз. Если б не Айтер, хрен бы мы досюда доехали: он эту тачку из мёртвых воскрешал, что твой Капитан.

— Супер. Просто класс. Где мои штаны? — ему в руку сунули сухой ком, резко пахший хозяйственным мылом. — Спасибо, что постирали, — Табас действительно был благодарен за то, что на его изгаженные вещи нашли время. — За нами погоня?

— Да кто его знает? Это ж было почти двести километров назад. Глухомань жуткая, их, может, ещё и не нашли.

— Охренеть. А где мы вообще, кто-нибудь знает?..

— Ну, судя по тому, что мы тут уже успели попасть под небольшую пылевую бурю, то точно рядом с пустыней.

— Это ни о чём не говорит, — Табас надел трусы и брюки, застегнул ремень. — Бури, бывало, доходили чуть ли не до самого Адмет. Города, я имею в виду, — пояснил Табас, садясь и пытаясь нащупать ботинки ступнями. — Наш лагерь тогда замело нахрен. Замучились откапывать.

— М-м, — неопределённо протянул Рыба.

— А чего вы тут сидите-то?

— Ну, мы спали вообще-то, — сказал Хутта. — Да и Ибар сказал, чтобы мы за тобой приглядывали и доложили, если тебе совсем хреново станет.

— Какой заботливый… — сказал сам себе Табас и, поднявшись на слабые ноги, поплёлся в темноте, держа перед собой руки, дабы отыскать тент.

Кое-как он спустился на дорогу, засыпанную тонким слоем песка. Серп Гефеста и Той, как обычно мчавшийся куда-то, не давали света. Грузовик стоял на обочине широкого просёлка. В его железном нутре ковырялся Айтер, на подхвате у которого был Нем — он держал фонарик, периодически сжимая ладонью его рукоять, — тогда слышалось жужжание и лампочка какое-то время горела ярче.

— О! — Нем оскалился в темноте, отсвет блеснул на его зубах. — Очухался.

— Ага, — кивнул Табас. — Вроде бы. Что тут у нас?

— Плохо тут у нас, — пробурчал недовольным голосом наниматель. — Так. Я попробую его воскресить ещё раз, но ничего не обещаю. Есть запасной шланг и кусок проволоки?

— Сейчас, — Нем направил луч фонаря левее, освещая металлический ящик — один из стандартных армейских ремкомплектов, из числа тех, которые интенданты очень любили разворовывать и продавать гражданским.

Кусок шланга оказался толще, чем нужно, а проволоку, после пяти минут судорожных поисков, пришлось скрутить с кузова — ей был подмотан тент.

Айтер, чёрный по локти, ковырялся в двигателе и матерился, Табас вдыхал тёплый ночной воздух, пахший горькими пустынными колючками и пылью, Ибар осматривался по сторонам, предупреждая возможное нападение. Из кузова вылезла остальная команда: было слышно, как они тихо переговариваются, спрыгивая на землю.

— Заводи, — скомандовал наниматель, Нем залез в кабину и повернул ключ. Машина пару раз чихнула и затихла.

— Твою мать! — выругался Айтер. — Ещё! Ну же!

Нем попробовал ещё несколько раз с тем же успехом — чихание, короткие взрыкивания, но результата ноль: машина глохла. Отряд остался без транспорта.

— Я умываю руки, — наниматель спрыгнул на землю. — Кажется, всё. Кончилась наша ласточка. Сраные «помощники»…

— Ну, это всё равно случилось бы рано или поздно, — пожал плечами Ибар, видимо, уже давно смирившийся с тем, что дальше придётся идти пешком. — Забирайте вещи и давайте за мной.

Проснулся желудок — Табас, отправившийся обратно к кузову, резко почувствовал, что у него живот сводит судорогой от голода. Когда Хутта подал его рюкзак, наёмник тут же отошёл в сторону и запустил руки внутрь в поисках заветного пакетика со смесью. Табас раз за разом перерывал все свои шмотки, пока его не окликнул Прут:

— Что ищешь?

— Есть хочу, — ответил Табас, пытаясь найти чёртов пакет.

— Эмм, — Прут замешкался на миг. — Не ищи. Там ничего нет.

— Как это? — возмутился Табас.

— А так. Всё съедено. Мы думали, что ты уже не придёшь в себя. Рыба твои ботинки хотел забрать.

— Замечательно, — раздражённый Табас бросил рюкзак на землю. — А у тебя есть что-то?

— Ты не понял, — здоровяк спрыгнул на землю. — Ни у кого ничего нет. Нет больше пакетов.

— За-ши-бись! — медленно, по слогам сказал рассерженный наёмник. — Как же так?

— Да вот так! — Прут выругался. — Хреново рассчитали. Айтер с Ибаром думали, что мы в лесу будем питаться не пайками, а всякой дичью, ягодами и прочим. А нам пришлось бежать сломя голову, да и сроки сдвинулись. Вот и получается, что мы капитально ошиблись.

«Час от часу не легче», — подумал Табас, а вслух сказал:

— Ну и хрен с ними. Всё равно эти орехи меня достали, — Прут коротко хохотнул, видимо, ему тоже наскучила однообразная пища. — И что мы будем жрать?

— Ай, я откуда знаю? — раздражённо отмахнулся Прут, надевая рюкзак. — У Ибара спрашивай. Или Айтера. Они тут главные выживальщики.

Немного обидевшись на то, что его не причислили к выживальщикам, Табас, пытаясь побороть слабость в конечностях, надел рюкзак и отошёл к членам отряда, что уже были готовы выступать.

— Пошли, — скомандовал Ибар, когда отряд выстроился. — Прут, Хутта — в головняк, Рыба и Нем — замыкающие. Табас и Айтер со мной. Включайте рации.

— Нем в канале, как слышно?

— Хутта в канале.

— Руба в канале, приём.

Один за другим все бойцы отряда проверили, нормально ли их слышно, выстроились, как скомандовал Ибар, — и колонна тронулась: в этот раз прямо по дороге, не скрываясь в лесу.

— Машину надо было сжечь, — сказал внезапно Айтер.

— Зачем? — Табас удивился.

— Чтобы врагу не досталась, — со значением ответил наниматель.

Ибар лишь ухмыльнулся:

— А потом партизанить в лесах до тех пор, пока сюда не придёт Дом Армстронг?

Айтер надулся и замолк. Идея и правда была дурацкая — горящую машину в такой темноте было бы видно издалека.

— Ибар, есть что сожрать? — не выдержал Табас, которого достали спазмы в желудке. В темноте было видно, как забинтованная голова с черными провалами глаз и рта повернулась в его сторону — обожжённый покосился на напарника и, поразмыслив, вынул из кармана ополовиненную бумажную пачку галет.

— Возьми, но только половину.

Табас обрадовался так, что едва ли на месте не подпрыгнул. Пробормотав слова благодарности, он схватил пачку и, отложив Ибару несколько штук, живо схрумкал остальные. Простые гвардейские галеты казались ему сейчас пищей богов — Табас смаковал каждый кусок так, будто он был намазан чёрной икрой. Недостаток был только один: они быстро закончились, оставив после себя ужасное желание съесть ещё что-нибудь, дабы набить желудок, и Табас жадно присосался к своей фляге, заполняя его водой.

Дорога, по которой двигался отряд, была присыпана мелким песком и вездесущей пылью. Этот запах — такой знакомый и когда-то ненавистный — заставлял душу трепетать при каждом вдохе и пробуждал непонятное волнение. Сейчас Табас, отошедший от трёх самых ужасных дней в жизни, был практически счастлив и любил всё вокруг. Тёмный лес, двумя черными стенами огораживавший дорогу, не казался страшным, и звуки, доносившиеся оттуда, не пугали. Табас был жив и чувствовал себя более-менее хорошо — чего ещё от жизни надо?