Марсианин - Александр Богатырёв

Всех этих тонкостей ребята не знали, но то, что когда-то в этих цехах, которые ныне стояли полностью пустые, разорённые, тёмные (сняли даже провода и повыкапывали высоковольтные кабели) — кипела жизнь, причём здесь явно делалось нечто, не кастрюльное, а высокотехнологичное, было ясно видно.

Мороз и наступившая темнота помогли группе укрыться от нежелательных глаз. Также помогло то, что цеха завода были во времена СССР новыми, а это значит, что за ними не успели построить ещё чего-то, и окружить ограду завода (ныне порушенную) ещё какими-то постройками. Она почти вплотную примыкала к кускам леса, который не успели вырубить ни при СССР, ни ныне, «при рынке».

Местность была пустынной. Ни души.

Так как мороз был не шуточный, хоть и под крышей были, но палатку поставили — в ней заведомо теплее. Она всё-таки держит тепло. Не даёт ему рассеиваться в пространстве[28]. Её поставили прямо посреди какого-то помещения, на бетонном полу, растянув стойки обломками бетонных и кирпичных перегородок, которые порушили искатели металлолома.

Окна помещения глядели прочь от города, так что на мелькающий странный свет в заведомо пустом помещении, никто из посторонних случайных наблюдателей не мог обратить внимания. За их полным отсутствием.

Расположились на втором этаже здания, примыкавшего к ныне пустому большому цеху. Уже скоро, «местность» приобрела вполне обжитой и привычный для туриста вид — свечи, зажжённые и подвешенные на центральной стойке палатки и подсвет огней двух горелок, что ныне кипятили чай, распространяли приятный розоватый свет по помещению.

Вот только ощущение «обжитости» распространялось только на палатку и ближайшие её окрестности. Всё остальное навевало такую тоску и мрак, что люди как-то неосознанно старались не выходить за пределы освещённой области.

Лес, стоящий тёмной стеной вдали за окном казался чем-то далёким и почти домашним, но каким-то сиротливым, на фоне окружающего разгрома. Меж тем город, сияющий огнями, но расположенный по другую сторону здания, наоборот пугал.

Может по этой причине, почти никто из ребят не стал осознанно или неосознанно не только пытаться разглядывать город, но и вообще соваться на ту — «городскую» половину здания.

Владимира же наоборот влекло и тянуло. Взяв фонарик, он молча отправился на ту сторону.

Освещённая часть очень быстро кончилась и тьма, стоящая в широченных коридорах, поглотила его полностью. Чтобы соблюсти безопасность, Владимир на несколько секунд зажёг фонарик, окинул путь, по которому предстояло пройти, и не обнаружив препятствий, двинул в том направлении уже в полной темноте.

Пройдя почти в конец тёмного коридора он увидел струящийся сквозь обломки двери, слабый розовый свет, далёкого города. Снова зажёг фонарик, но теперь свет его направил вертикально вверх — на потолок, — чтобы получился максимально рассеянный свет. Далее также не было особых препятствий, за исключением обломков двери, торчащих из-под небольших сугробов снега, которого задуло сюда ветром через выбитые окна. Владимир снова выключил свет и проморгавшись, привыкнув уже к полумраку, прошагал к окну на город.

Город светил огнями, отражающимися от завалившего его снега, почти наполовину заслонённый чёрной громадой соседнего, мёртвого корпуса. Но даже так, — из-за угла, — много чего было видно, что не было заметно сразу, когда они только подходили. Стало заметно, в частности, что освещение улиц там гораздо хуже, чем в родном мире. Было ли это вызвано необходимостью экономить электричество, или более прозаической причиной неисправности большинства фонарей, с такой дали судить было невозможно. Но и тут бросалась в глаза особенность, что некоторые районы города были освещены гораздо лучше, чем другие. Чем же эта особенность объяснялась, предстояло выяснить.

Сзади послышались шаги — хруст снега и треск мелких обломков под башмаками. Обернувшись, Владимир опознал в подходившем Михаила. Опознал по пуховке, так как тот надвинул капюшон на глаза и застегнул воротник из-за чего и в без того скверном освещении лицо не было видно.

— Изучаешь поле деятельности? — спросил Михаил подойдя.

— Скорее свои ощущения по этому поводу, — ответил Владимир и кивнул в сторону огней города.

— Ну и как?

— Как тогда на Марсе — стоял, смотрел на пустыню. Казалось бы просто рыжая пустыня, а не наша. Но, какая-то очень обычная… И небо там было тоже как наше только почти чёрное — как на закате солнца… и созвездия те же, привычные. Здесь то же ощущение. Что странно: с одной стороны этот город как бы и родной мне, а с другой… словом как на совершенно чужой планете. Как будто попал в фантастическое кино и смотрю на город иной цивилизации.

— Но ведь так оно и есть. Они по отношению к нам иная цивилизация. И планета иная.

— Так ото ж! — зевнув ответил Владимир.

«И всё-таки ТАМ оно было по-другому, — подумал он, — там я был один (точнее оказался один) и противостояла мне неживая природа. Здесь же — мир людей. Диких — не диких, но людей».

Владимир посмотрел на город, попробовал представить, как он войдёт в него завтра, что увидит, что вообще может там ему встретиться… и не смог. По сути, этот город надо было ОТКРЫТЬ для себя.

Многим представляется, что бороться с неживой природой сложнее и труднее. Но на самом деле так себе представляют только те, кто не знает, как обращаться с этой неживой природой. И как себя в ней вести. На самом же деле, мир людей гораздо более сложен, труден, чем все эти пустыни. Мир людей, для людей привычен, и они забывают, каково разнообразие культур и мировосприятий есть даже в том одном городе, в котором они живут. Поэтому, попав в иную культурную среду, они часто впадают в шок.

То же, но с гораздо более серьёзными последствиями и для себя и для других предстояло испытать всем участникам этого заплутавшего похода.

Владимир посмотрел на город и вспомнил, как возился с «Граалем». Поморщился и отбросил эти мысли подальше. ТЕ проблемы были ныне далеко. А если учесть что и за гранью миров, то бесконечно далеко.

— При других обстоятельствах мне было бы очень даже интересно, — поделился мыслями Михаил.

— Это при каких?

— Да группа у нас к такому не готова напрочь. Мы же «просто погулять вышли», а тут… — Михаил кивнул в сторону города.

— Я о том же подумал, пока разглядывал город. Поэтому… завтра утром я пойду в город один. Без сопровождения кого-либо из группы. На разведку. Если сразу удастся — договорюсь о проживании в общежитии.

— Да ты чё! Не! Не годится. Хоть кого-то но надо бы взять с собой. Или все пойдём. А то всё ты да ты… Тогда на бандитов ТЫ тоже полез.

— Тогда у меня выхода иного приемлемого не было.

— А сейчас есть!

Видно прочитав мысли Михаила, Владимир с усмешкой спросил:

— Ты думаешь о тех временах, когда мы вернёмся и тебя спросят почему опять я вперёд вышел? «Грудью заслонить»? И «чего это вы сами не полезли оборонить героя»?

Владимир тихо рассмеялся.

— Не бери в голову, — продолжил он, — думай о настоящем. А сейчас главное то, что я тут жил, и город знаю.

— Не в этом городе ты жил, — напомнил ему Михаил, — ты в НАШЕМ городе жил. А этот для нас всех чужой.

— Детали… главное, что он сильно похож на тот, где я провёл своё детство. А это главное. К тому же, — Владимир очень сильно понизил голос, приблизив губы к уху Михаила, — я ведь «ягуар»!

— Я тоже служил! — полуобиженно заметил Михаил, — и тоже кое-что знаю и умею.

— …Но не в «Ягуарах», — возразил Владимир и подмигнул другу.

Наутро Владимира снаряжала вся группа.

Хоть и было того снаряжения совсем чуть-чуть, но все устремились хоть как-то но поучаствовать в этом процессе. Он нацепил рюкзак, одел перчатки, стал на лыжи, опустил лыжные очки на глаза, а у самого в голове вертелась подобная картина но совершенно космического характера — то, как его и ещё двоих космонавтов на «Антаресе» снаряжали для спуска на поверхность.

Всё было также. Всё повторялось.

И лица ребят, наполненные осознанием значительности и важности момента, и сам момент, и вообще атмосфера в группе. Атмосфера НАЧАЛА чего-то, что может стать либо великим, либо ничем…

Владимир, оглядел провожающих, оглядел окрестности, резко выдохнул, сделал салют рукой остающимся и «погрёб» туда, где по всей видимости, когда-то была дорога, ныне заваленная толстым слоем неубранного снега. Впереди его ждала неизвестность и ЧУЖОЙ город. Город цивилизации, явно отличной от той, к которой он привык, в которой он вырос, и ради которой не раз рисковал жизнью…

«Пафос… — подумал Владимир, — он в нас так въелся, что ныне мы его не замечаем. Западники от него шизеют, считают чем-то неестественным, наносным. Может у них так, но у нас это просто жизнь такая — пафосная. А без него, даже как-то скучно. Тускло и глупо. Может в этом самом пафосе и есть, содержится, существенная часть смысла нашей жизни? Того, что даёт ей ВЫСШИЙ смысл, а не тот, жратвенный и низменный, что у западников? Будем жить, будем выживать. Как умеем, или как придумаем. Ведь кое-что у нас между ушами всё-таки есть!».